Владимир Ян - Чингиз-Хан

• Название: Чингиз-Хан
• Автор: Владимир Ян
• Издательство: Мастацкая лiтаратура
• Жанр: Историческая литература
• Год: 1982

Роман «Чингиз-хан» В. Г. Яна (Янчевецкого) – первое произведение трилогии «Нашествие монголов». Это яркое историческое произведение, удостоенное Государственной премии СССР, раскрывающее перед читателем само становление экспансионистской программы ордынского правителя, показывающее сложную подготовку хана-завоевателя к решающим схваткам с одним из зрелых феодальных организмов Средней Азии – Хорезмом, создающее широкую картину захвата и разорения Хорезмийского государства полчищами Чингиз-хана. Автор показывает, что погрязшие в политических интригах правящие круги Хорезма оказались неспособными сдержать натиск Чингиз-хана, а народные массы, лишенные опытного руководства, также не смогли (хотя и пытались) оказать активного противодействия завоевателям.

---

15. ТАТАРСКИЙ ПИР НА КОСТЯХ

...А князей имаше, изавиша и покладаше под доскы, а сами верху седоша обедати. И тако князи живот свой скончаша.

Троицкая летопись

На берегу Калки, на высоком кургане, Субудай-багатур созвал всех своих тысячников и сотников на торжественное моление богу войны Сульдэ. Этого потребовал угрюмый лохматый шаман Бэки. В остроконечной шапке, с медвежьей шкурой на плечах, обвешанный ножичками, куклами и погремушками, старый колдун ударял колотушкой в большой бубен и, приплясывая, ходил по кругу, где в середине лежали связанные Мстислав Романович, великий князь киевский, и другие одиннадцать доверчивых русских князей.

Покачивая головами и причмокивая, татары их осматривали и жалели, что среди пленных не хватало "конязя Мастисляба", — очень им хотелось посмотреть на прославленного "русского Джебэ"...

Шаман Бэки выкрикивал молитвы и, прижав к волосатому лицу бубен, то свистел дроздом, то гукал, как филин, то рычал, как медведь, или завывал волком — это он "беседовал" с могучим богом войны Сульдэ, подарившим монголам новую победу.

– Слышите, как гневается бог Сульдэ? — ревел шаман. — Сульдэ опять голоден, он требует человеческой жертвы!..

Тысячи татарских воинов расположились на равнине вокруг кургана. Они развели костры и кололи молодых кобылиц.

Татары принесли оглобли и доски, оторванные от русских повозок, и навалили их на связанных князей. Триста татарских военачальников уселись на этих досках. Подымая чаши с кумысом, они восхваляли грозного бога войны Сульдэ, покровителя монголов, и славили непобедимого "потрясателя вселенной", краснобородого Чингиз-хана. Отказавшись от денег за выкуп знатнейших русских князей, татары жертвовали богу Сульдэ этих пленных, дерзнувших вступить в бой с войсками "посланного небом" Чингиз-хана. Багатуры гоготали, когда из-под досок неслись стоны и проклятия раздавленных князей. Стоны и крики постепенно затихали, и их заглушила ликующая песня монгольских воинов:

Вспомним,
Вспомним степи монгольские —
Голубой Керулен,
Золотой Онон!
Сколько,
Сколько монгольским войском
Втоптано в пыль
Непокорных племен!..
Мы бросим народам
Грозу и пламя,
Несущие смерть,
Чингиз-хана сыны.
Пески
Сорока пустынь за нами
Кровью трусов
Обагрены...

Во время пиршества встал полководец Тохучар-нойон и просвистал сигнал, сзывающий стрелков на облавной охоте. Все затихли, услышав знакомый призыв. Тохучар поднялся и стал кричать воинам:

– Великий каган Чингиз-хан — самый мудрый из людей! Он все предвидит и за сто дней и за тысячу лет... Он послал меня за вами с туменом храбрецов, чтобы я разыскал непобедимых тигров — Джебэ-нойона и Субудай-багатура. Каган мне сказал, что лучший вам от него подарок — это прислать воинскую подмогу в день битвы...

– Верно, верно! — воскликнули монголы.

– Нигде не останавливаясь, мы проходили разные страны. Всюду мы видели следы несокрушимого монгольского клинка. Мы спрашивали: "Где славные багатуры Джебэ и Субудай?" Испуганные жители, падая на колени, махали руками на запад. Мы примчались сюда перед началом битвы, и в нее врезались мои десять тысяч всадников... Соединившись с вами, мы быстро разгромили длиннобородых урусов...

– Слава тебе, Тохучар! Ты прибыл вовремя!

Тохучар продолжал:

– Великий владыка мира Чингиз-хан подумал о вас и через меня прислал свою волю... Его священное письмо привез нарочный гонец. Десять тысяч моих всадников оберегали его, как драгоценный алмаз, и доставили невредимым сюда. Смотрите, вот он!

К Субудай-багатуру подошел старый кривоногий монгол, увешанный бубенчиками, в шапке с соколиными перьями. Из-за пазухи он достал кожаную трубку. В ней хранился напечатанный свиток. Скрюченными пальцами Субудай отодрал восковую печать. Седобородый писарь в мусульманской чалме развернул свиток, прочел написанное про себя, прошептал на ухо Субудаю. Тот встал и закричал:

– Великий каган повелевает! С почтением внимайте!

Все военачальники разом поднялись. Видя это, вскочили остальные татары. Начальники повалились на землю, и за ними воины всего лагеря упали ничком. Подняв голову, они кричали:

– Великий каган приказывает! Мы покоряемся!

Субудай-багатур продолжал:

– Единственный и непобедимый начертал такие слова:

"Когда письмо получите, поворачивайте обратно морды коней. Приезжайте на курултай обсудить покорение вселенной.

Бог на небе, каган — божья сила на земле. Печать повелителя скрещения планет, владыки всех людей".

Субудай обвел взглядом склоненные к земле спины монголов и поднял руку.

– Теперь говорить буду я!.. Меня слушайте!

Все выпрямились и, стоя на коленях, затаив дыхание, смотрели на "барса с отгрызенной лапой".

– Сегодня мы еще повеселимся, а завтра, после восхода солнца, мы все отправимся назад к золотой юрте нашего владыки. Кто промедлит — будет удавлен!

Все воины завыли от радости и, снова усевшись, с криками и песнями продолжали пиршество.

Утром следующего дня, совершив солнцу моление и возлияние кумысом, монголы сели на коней. Они гнали гурты скота и ободранных, изможденных пленных. Запряженные быками повозки с награбленным добром и с тяжело раненными монголами невыносимо заскрипели на всю степь и скрылись в тучах пыли. Впереди монгольского войска ехал Субудай-багатур. Он вез в торбе голову киевского князя Мстислава Романовича, его стальной с позолотой шлем и нагрудный золотой крест на цепочке. Покрытое шрамами, заросшее грязью лицо Субудая кривилось в подобие улыбки при мысли, что он положит свою драгоценную торбу перед золотым троном потрясателя вселенной Чингиз-хана непобедимого.

Позади войска ехал со своей сотней разведчиков мрачный Джебэ-нойон. Он не вез никакой добычи и тянул заунывную, как вой ветра, песню про голубой Керулен, золотой Онон и про широкие степи монгольские...

Монголы направились на северо-восток, к реке Итиль, и далее через южные отроги Урала к равнинам Хорезма. Кипчакская степь освободилась от грозного войска монголов и татар. Они исчезли так же внезапно и непонятно, как пришли. После их ухода некоторые кипчакские племена вернулись в свои разоренные кочевья, другие перекочевали в Угорскую степь и к низовьям Дуная. Тогда и кипчакские и русские князья думали, что татары никогда больше не вернутся, и проводили день за днем в своих старых "ссорах и которах", не готовясь к новой войне, и не подозревали, что татары задумали новый, еще более страшный набег на запад...

Часть четвертая. КОНЕЦ ЧИНГИЗ-ХАНА

1. ЧИНГИЗ-ХАН ПРИКАЗАЛ ПОВЕРНУТЬ КОНЕЙ

После смелого бегства султана Джелаль эд-Дина Чингиз-хан послал испытанных полководцев Бала-нойона и Дурбай-багатура в Индийскую страну в погоню за султаном. Они промчались по разным дорогам, но не нашли его следов. Производя по пути погромы, монголы сожгли города, которыми владели союзники Джелаль эд-Дина, ханы Аграк и Азам-Мелик.

Наделав плотов и нагрузив их катапультами и круглыми камнями, годными для метания, монголы спустили плоты вниз по реке Синду и прибыли к городу Мультану. Там они начали обстреливать этот богатый город из камнеметных машин. Неприступные стены, постоянно прибывавшие новые индийские войска и невыносимая жара заставили одетых в овчины монголов прекратить осаду и вернуться в горы к Чингиз-хану.

Великий каган спасался от жары среди высоких горных хребтов в селении, окутанном облаками, и как будто забыл обо всех военных делах. На вечерних пирах Чингиз-хан слушал сказочников и певиц, певших персидские и китайские песни. Новые танцовщицы, только что прибывшие после двух лет пути из китайской столицы, разодетые в золотистые шелковые одежды, бегали по темно-лиловым афганским коврам. Они показывали искусство танца, размахивая длинными рукавами, подражая полету ширококрылых птиц, или, свиваясь клубками, как змеи, разворачивались и кружились в хороводах.

Здесь заболели маленький сын Чингиз-хана Кюлькан и его молодая мать Кулан-Хатун; оба лежали на шелковых подушках, покрытые шубами, и жаловались то на озноб, то на жар. Чингиз-хан каждый день приходил к больным, совал им в рот кусочки сахара, сидел рядом и спрашивал, где сегодня болит?

Кулан-Хатун плакала и жаловалась на боли во всем теле.

– Это духи здешних гор мучают тех, кто остается в этом злом месте, — говорила она. — Ты видел, какие туманы подымаются из глубины ущелий? Это души убитых твоим войском младенцев. Я и маленький Кюлькан умрем здесь. Только вода голубого Керулена вылечит нас. Отпусти нас обратно в родные монгольские степи.