Радий Погодин - Ожидание (три повести об одном и том же)

• Название: Ожидание (три повести об одном и том же)
• Автор: Радий Погодин
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Детская проза
• Год: 1971

«Лю­ди бе­жа­ли на бе­рег. Их ста­но­ви­лось всё боль­ше и боль­ше. Сту­пив на при­бреж­ный пе­сок, де­вуш­ки сни­ма­ли туф­ли с ост­ры­ми каб­лу­ка­ми. У са­мой во­ды, да­вя су­хой ка­мы­шо­вый плав­ник, хо­ди­ли маль­чиш­ки. Они го­во­ри­ли: „Аф-ф­ри­ка“.

Дев­чон­ки си­де­ли на пир­се и без кон­ца по­вто­ря­ли: «Ома­ры, ом-ма­ры», – ося­зая у се­бя на ла­до­нях тё­п­лый жем­чуг и крас­ные нит­ки ко­рал­ло­вых бус.

– Вы то­же хо­ти­те в Аф­ри­ку убе­жать?

– А те­бе что, про­вор­чал Слав­ка.

– А у нас все маль­чиш­ки хо­тят. Су­ха­рей на­су­ши­ли, – ска­за­ла дев­чон­ка Нин­ка. – Толь­ко все не по­мес­тят­ся, – вздох­ну­ла она.

Фло­ти­лия, та са­мая, ко­то­рая пой­дёт за тун­цом в Аф­ри­ку, по­ка­за­лась на го­ри­зон­те».

О том, как жи­вут Слав­ка, Варь­ка и Вась­ка в ма­лень­ком юж­ном го­род­ке на бе­ре­гу ли­ма­на, как они со все­ми вме­сте ждут при­хо­да фло­ти­лии, ждут и взрос­ле­ют, ка­ж­дый по-свое­му, – рас­ска­зы­ва­ет­ся в этой кни­ге.

---

– Тут си­дишь, по­ни­ма­ешь. Вре­мя в об­рез.

– Вид­но, драть не­ко­му.

– А ещё пио­нер.

Во­круг пла­ка­ты. На од­ном – че­ло­век с зуб­ной щёт­кой. Му­же­ст­вен­но кра­си­вый. Тол­стые бу­к­вы во­круг не­го кри­чат ба­сом: «Бе­ре­ги­те зу­бы!» Му­же­ст­вен­ный че­ло­век на пла­ка­те улы­ба­ет­ся бе­лой улыб­кой. Он бе­рёг свои зу­бы с дет­ст­ва.

На ле­ст­ни­це Ван­дер­бу­ля дог­нал ста­рик.

– Слу­шай, хло­пец, по­стой. По­здо­ров­ка­ем­ся.

Ста­рик по­са­дил Ван­дер­бу­ля на ска­мей­ку. Ван­дер­буль от­вер­нул­ся.

– Ух же ка­кой ты сер­ди­тый! К че­му бы те­бе здо­ро­вый зуб рвать?

– Для бо­ли.

Ста­рик об­мяк, рас­сме­яв­шись. Сме­ял­ся он хри­п­ло, и го­лос у не­го был хри­п­лый, глу­хой. Зву­ки, на­вер­но, за­стре­ва­ли в гус­той бо­ро­де, те­ря­ли си­лу.

– А вы не смей­тесь! – вы­крик­нул Ван­дер­буль. – Са­ми не по­ни­мае­те, а смеё­тесь.

– Че­го же ж не по­ни­мать? Хоть и боль­ная зуб­ная боль, да не дю­же смер­тель­ная. – Смех ска­ты­вал­ся со ста­ри­ко­вой бо­ро­ды, тёк по но­во­му пид­жа­ку, слов­но круп­ные ка­п­ли до­ж­дя.

Ван­дер­буль ра­зо­злил­ся.

– А са­ми бои­тесь! – за­кри­чал он. – Са­ми стои­те у две­ри.

Ста­рик про­дол­жал сме­ять­ся.

– Я же ж не бо­юсь. Я опа­са­юсь. Мне док­тор­ша тот зуб дёр­нет, а я её креп­ким сло­вом. Мне же ж не­удоб­но. Вон ка­кая куль­ту­ра во­круг. И док­тор­ша не ви­но­ва­тая, что у ме­ня зуб сгнил.

– Кто вам по­ве­рит? – ска­зал Ван­дер­буль. – Про­сто тру­си­те и ска­зать не хо­ти­те.

Смех ушёл из глаз ста­ри­ка.

– Ху­до, ко­гда не по­ве­рят. – И до­ба­вил: – А боль от зу­ба обык­но­вен­ная.

Дверь в ка­би­нет от­во­ри­лась. В ко­ри­дор вы­шла за­пла­кан­ная де­ви­ца с рас­пух­шей ще­кой. Мед­лен­но, со сту­пень­ки на сту­пень­ку, дви­ну­лась вниз.

– Оче­редь! – крик­ну­ла са­ни­тар­ка.

С бе­ло­го ди­ва­на под­нял­ся уг­рю­мый муж­чи­на. Ста­рик ска­зал ему гру­ст­но:

– Я из­ви­ня­юсь, Я те­перь сам вой­ду. Вы уж будь­те на­столь­ко лю­без­ны, по­си­ди­те ещё чу­ток.

КРУП­НЫЙ ДОЖДЬ

Солн­це би­лось в вит­ри­нах и лу­жах. Над ас­фаль­том сто­ял пар. На за­коп­те­лые кры­ши над­ви­га­лась мок­рая ту­ча. Сол­неч­ный свет встре­чал её в лоб, ста­но­вясь от это­го рез­че и хо­лод­ней.

Ми­ли­цио­нер на­дел плащ с ка­пю­шо­ном. Жен­щи­ны рас­пах­ну­ли зон­ты.

Ван­дер­буль и ста­рик шли по ули­це.

Ста­ри­ка зва­ли Вла­сен­ко. Он вор­чал:

– Ху­до, ко­гда рот толь­ко для ка­ши го­ден. – От­вер­нул­ся, и, ко­гда гля­нул на Ван­дер­бу­ля, рот у не­го за­свер­кал бе­лой пла­ст­мас­сой.

«На­вер­но, встав­ные зу­бы не нуж­но чис­тить, – по­ду­ма­лось Ван­дер­бу­лю. – На­вер­но, их мо­ют мо­чал­кой».

– Год в кар­ма­не бе­ре­гу, – объ­яс­нил ста­рик, рас­кла­ни­ва­ясь с про­хо­жи­ми. – Тот ста­рый пень ме­шал. Я бы его на геть вы­рвал, но ведь ка­кая при­чи­на – по­след­ний. По­след­ний зуб – не по­след­ний год, а всё жал­ко. Нын­че зи­мой, ко­гда он со­всем рас­хво­рал­ся, я ре­шил за­раз: вы­рву. Для этой це­ли я и в Ле­нин­град при­был, ока­зал ста­ро­му ле­ше­му по­след­нюю по­честь. У ме­ня же ж тут в Ле­нин­гра­де доч­ка. Ан­на. Ас­пи­ран­ту­ру про­хо­дит по мо­ряц­ко­му де­лу. – Ста­рик вы­та­щил из кар­ма­на стёр­ший­ся зуб, по­вер­тел в паль­цах и бро­сил его че­рез па­ра­пет в реч­ку Фон­тан­ку.

– Ух же ж ты, ста­рый пень. Про­щай, брат… – Блес­ну­ли в гру­ст­ной улыб­ке ста­ри­ко­вы встав­ные зу­бы.

– Боль­но бы­ло? – спро­сил Ван­дер­буль и по­смот­рел на ста­ри­ка с та­кой за­ви­стью, что ста­рик опять рас­сме­ял­ся.

– Я же ж те­бе объ­яс­нял. Обык­но­вен­ная боль. Что зуб рвать, что пу­лей те­бя про­шьёт, – оди­на­ко­во по жи­во­ту. Толь­ко му­жик как уст­ро­ен? Он лю­бую боль стер­пит, ес­ли со­про­тив­ля­ет­ся. Без со­про­тив­ле­ния муж­чи­на скуч­ный. От­сю­да му­жи­ку зуб рвать – ху­же нет. Не уда­ришь ведь док­тор­шу не­ви­но­ва­тую. На­стоя­ще­му му­жи­ку в ата­ку лег­че ид­ти, чем к зуб­ной док­тор­ше.

Дождь хлы­нул сра­зу. Ши­ро­кой тё­п­лой мет­лой хле­ст­нул по всем ули­цам. За­гнал Ван­дер­бу­ля и ста­ри­ка в под­во­рот­ню.

Силь­ный дождь на­строе­ния не пор­тит. Лю­ди от­ря­хи­ва­ют­ся, го­во­рят «чёрт возь­ми», но в этих сло­вах нет до­са­ды и зло­сти. Туч­ные муж­чи­ны с порт­фе­ля­ми, под­вер­нув шта­ны, ска­чут по ош­па­рен­но­му ас­фаль­ту. Сме­ют­ся над соб­ст­вен­ной рез­во­стью.

– А вы на вой­не бы­ли? – спро­сил Ван­дер­буль ста­ри­ка.

– Я-то? На им­пе­риа­ли­сти­че­ской окоп­ную вошь кор­мил. В гра­ж­дан­скую за Со­вет­скую власть сра­жал­ся. В Оте­че­ст­вен­ную уже ж ку­да ме­ня за­не­сло. Аж в Юго­сла­вию. В пар­ти­зан­ский от­ряд, к ко­ман­ди­ру то­ва­ри­щу Выл­ко Иля­ше­ви­чу.

Ве­тер шу­мел в под­во­рот­не, хо­ло­дил мок­рые спи­ны.

– Ско­ро дождь кон­чит­ся, – ска­зал Ван­дер­буль. – Силь­ный дождь – ко­рот­кий. А на ко­то­рой вой­не вам всех боль­нее при­шлось?

Ста­рик по­смот­рел на Ван­дер­бу­ля за­тос­ко­вав­ши­ми вдруг гла­за­ми.

– На по­след­ней… Дю­же да­ле­ко на на­шу тер­ри­то­рию не­мец про­шел.

– Я у вас про дру­гую боль спра­ши­ваю, – ска­зал Ван­дер­буль.

– Вся­кая боль – боль. Я ж те­бе рас­ска­жу. Име­ет­ся у ме­ня зна­ко­мец. Он до вой­ны слу­жил мо­ря­ком. Имел он в се­бе гор­дость от сво­его мо­ряц­ко­го зва­ния, от сво­его уже не­мо­ло­до­го воз­рас­та, от сво­ей си­лы в мус­ку­лах и от сво­его ве­сё­ло­го нра­ва. Пла­вал мой зна­ко­мый то­ва­рищ шки­пе­ром на бар­жах. У бар­жи ход мед­лен­ный. За­то дю­же боль­шой про­стор для глаз. По бе­ре­гам жизнь. Лес­ные по­ро­ды друг дру­га тес­нят. Тра­вы зе­лё­ные в во­ду ле­зут. И под ки­лем жизнь: ле­щи, оку­ньё, бу­каш­ки – сло­вом, раз­но­об­раз­ное под­вод­ное цар­ст­во.

А что ка­са­ет­ся лю­дей бе­ре­го­вых – мой зна­ко­мец для них луч­ший друг. Он им не­об­хо­ди­мый фаб­рич­ный то­вар при­во­зит, ки­но­ме­ха­ни­ка, книж­ки. У них за­би­ра­ет кар­тош­ку, хлеб, тёс, по­ст­ное мас­ло, ры­бу, лес­ную яго­ду, гри­бы.

Те бе­ре­го­вые лю­ди име­ли на мое­го зна­ком­ца ещё и осо­бый вид – хо­те­ли его оже­нить на сво­ей де­вуш­ке. И, как го­во­рят, ок­ру­ти­ли. Пе­ред са­мой вой­ной слу­чи­лось это ве­сё­лое де­ло.

Же­на мо­ему со­то­ва­ри­щу дос­та­лась под стать – кра­си­вая. Та­кую и во сне не вся­кий уви­дит. При­ня­лась она пла­вать с ним на бар­же в долж­но­сти ко­ка. И за мат­ро­са мог­ла. А как за­ве­дёт пес­ню под ве­чер, – по бе­ре­гам пар­ни мле­ют, пла­чут про се­бя, что та­кая кра­са­ви­ца ми­мо них по во­де уп­лы­ва­ет.

Мой зна­ко­мец и его мо­ло­дая же­на за­га­да­ли се­бе на бу­ду­щее двух ре­бя­ти­шек, ибо без ре­бя­ти­шек лю­дям жить не­воз­мож­но. Од­ни мо­на­хи без ре­бя­ти­шек мо­гут. Они же ж мо­на­хи – ни бо­гу свеч­ка, ни чёр­ту ко­чер­га. Они для ду­ри жи­вут и то ма­ют­ся.

Мой зна­ко­мец и его мо­ло­дая же­на за­га­да­ли се­бе ре­бя­ти­шек – и не сбы­лось.

В со­рок пер­вом го­ду, как вой­на при­ня­лась, они вы­во­зи­ли из Вы­бор­га бе­жен­цев. Ко­гда лю­ди спа­са­ют­ся от бе­ды, они в пер­вую оче­редь де­тей хва­та­ют, что­бы не кон­ча­лась на све­те жизнь. И ста­ри­ков, – что­бы со­хра­ни­лась на све­те па­мять.

У мое­го со­то­ва­ри­ща на бар­же все жен­щи­ны с ре­бя­тиш­ка­ми да ста­рые ма­те­ри-баб­ки.

Шли но­чью. Хоть и свет­лая, а всё ночь. Уже Крон­штадт – спа­се­ние их­нее – вот он, из во­ды тор­чит. Бе­да на бе­ду ло­жит­ся: у мое­го со­то­ва­ри­ща на бар­же лоп­нул бук­сир­ный трос. Бар­жу раз­во­ра­чи­ва­ет вол­ной. Вол­на та на­ка­ти­стая шла, го­нит бар­жу на мел­кое ме­сто. Бук­си­ру по­вер­нуть не­воз­мож­но, бо у не­го на га­ке ещё две бар­жи с на­ро­дом. Пе­ре­го­во­ри­ли, как по­ло­же­но мо­ря­кам, на сиг­наль­ном мор­ском язы­ке, – по­ре­ши­ли. По­шел бук­сир в Крон­штадт, а мой зна­ко­мец яко­ря бро­сил. Ждут лю­ди, ко­гда бук­сир за ни­ми об­рат­но вер­нёт­ся, спо­кой­но ждут, без па­ни­ки, бо тут па­ни­ки не долж­но. Де­ти спят. Жен­щи­ны дрем­лют. Баб­ки со­всем без сна, они ма­ло за свою жизнь спа­ли, а к ста­рос­ти и со­всем ра­зу­чи­лись.

Мой со­то­ва­рищ на но­су был, с бук­сир­ным тро­сом за­ни­мал­ся. Же­на его у над­строй­ки. Там она тент при­ла­ди­ла сит­це­вый, в крас­ную ро­зоч­ку, что­бы ре­бя­тиш­кам в те­ни спать, ко­гда солн­це вста­нет.

За­ме­чал, ко­гда солн­це над мо­рем ещё не под­ня­лось, – об­ла­ка ро­зо­вые? Буд­то перь­я­ми по все­му не­бу. А во­да тём­ная.

В этот час оно и слу­чи­лось. Пря­мо из ро­зо­вых об­ла­ков спус­ти­лись они со свои­ми бом­ба­ми. За сто вёрст ви­дать – груз не во­ен­ный – мир­ные жен­щи­ны с ре­бя­тиш­ка­ми. А они ж на­ле­те­ли, буд­то на крей­сер.

Во­да от взры­вов, как пи­во, вверх ле­зет.

Ре­бя­тиш­ки в рёв – ка­кая у ре­бя­ти­шек за­щи­та? Жмут­ся под сит­це­вый тент и ре­вут.

Мой со­то­ва­рищ бро­сил­ся на по­мощь бе­жать. Взры­вом ото­рва­ло па­луб­ную об­шив­ку, свер­ну­ло тру­бой. За­пе­ле­на­ло его в эту тру­бу. Спер­ва соз­на­ние от не­го уш­ло, ма­буть, на це­лую ми­ну­ту. А ко­гда воз­вра­ти­лось, он во­круг гля­нул. Бар­жу пе­ре­ру­би­ло на две по­ло­ви­ны, и ка­ж­дая по­ло­ви­на то­нет са­ма по се­бе. А ме­ж­ду ни­ми на­род то­нет. Мой со­то­ва­рищ рвёт­ся из же­лез­ных сво­их пе­лё­нок – ру­кой не ше­вель­нуть, как в кле­щах. А на­род то­нет. Нос вы­со­ко за­драл­ся, поч­ти све­чой – боль­шое про­стран­ст­во во­ды вид­но. Ре­бя­тиш­ки то­нут. Жен­щи­ны при­ла­жи­ва­ют их к пла­ву­чим об­лом­кам: мо­жет, про­дер­жат­ся, по­ка по­мощь по­спе­ет, мо­жет, при­бьёт вол­ной к бе­ре­гу.