Виктория Платова - В тихом омуте...

• Название: В тихом омуте...
• Автор: Виктория Платова
• Жанр: Криминальный детектив
• Год: 2002
• ISBN: 5-699-01092-0

Могла ли подумать незаметная, тихая выпускница ВГИКа, которую даже друзья звали Мышью, что ее порносценарии, написанные ради "куска хлеба", вдруг обретут кошмарную реальность? Все в ее жизни становится с ног на голову – один за другим гибнут близкие ей люди, Мышь вынуждена скрываться.., Но кольцо вокруг нее медленно, но верно сжимается. Выход только один – исчезнуть, залечь на дно и измениться. И вот серенькая Мышь "умирает”, а вместо нее рождается восхитительная, пленительная, сводящая с ума всех Ева. Рождается, чтобы мстить…

Все события и герои этого романа вымышлены, любое сходство с существующими людьми случайно.

---

– Мы подумаем об этом, – весело пообещала Венька. – Так форма одежды номер пять, не забудь.

– Да.

Я повесила трубку.

Нимотси стоял, прислонившись к дверному косяку, и внимательно прислушивался к разговору, скрестив руки на голой груди, – теперь он был в Венькиных джинсах, которые едва доставали ему до середины икры. Но, слава Богу, свой архив он куда-то пристроил.

– Что, кто-то к нам припрется?

– Да.

– Надо же было так ошибиться! Значит, с мужиками у нашей фригидной самочки полные кранты и она запрыгала по девочкам!

– Это не то, что ты думаешь. – Мне не хотелось вступать с ним в дискуссию.

Я отправилась в комнату, за формой одежды номер пять – это была моя первая серьезная уступка Венькиному скрытому безумию. Каждый удачно подписанный контракт мы отмечали маленьким фуршетом, приправленным формой номер пять или “рабочей лошадкой”: комбинезон на голое тело, короткая джинсовая жилетка и серебряный браслет в виде чередующихся черепашек разных размеров. Венька сама выбрала одинаковые комбинезоны и одинаковые жилетки в каком-то навороченном магазинчике для стареющих хиппи. В придачу ей сунули кассету “Душа черного Перу” и плохо отпечатанную брошюрку Блаватской. Блаватской мы застелили мусорное ведро, а кассету слушали иногда под текилу. Венька любила текилу.

Нимотси продолжал доставать меня.

– Значица, теперь к бабенке приклеилась, а. Мышь? Я молча одевалась.

– Знаешь, я часто о тебе думал раньше, когда был человеком, – лицо у Нимотси стало вдруг мягким и старым, и мне захотелось прижать его к себе, – когда был человеком, а не проклятым куском мяса, который ненавидит себя и боится всех остальных… Я даже пытался вспомнить твое лицо – фотографию я потерял, вернее – она пропала. Нашу фотографию, помнишь? Я пытался вспомнить, но ничего у меня не получилось. Я даже не мог сказать – красивая ты или нет…

– Некрасивая, некрасивая, – я сжала зубы и перебросила через плечо лямку комбинезона, – я некрасивая, стареющая пресная дамочка, которая живет только за счет других людей. Становится ими. Но тобой я не стану, не надейся!

– И не надо, – он сел на пол, снова обхватил голову руками и застонал, – и не надо… Я никому не позволил бы жить в этом аду… Особенно тебе. А потом – как-то – мне приснился сон, и мне показалось, что он все объяснил… Про сиамского близнеца, про тебя… Как будто вы родились, сросшиеся затылками – того, второго, я не разглядел. Ваши родители испугались и рубанули ножом – прямо по затылкам. И все вышло как нельзя лучше, только в том месте у вас не росли волосы. У тебя – на затылке, а того, второго, я так и не разглядел. И вот теперь ты ищешь…

Это было слишком.

Я выбежала из комнаты, схватила сумку и через три минуты была на улице.

Мне было плохо – так плохо мне не было еще со смерти Ивана. Я любила Нимотси за то, чего он не знал во мне, и ненавидела за то, что знал. Оставаться с ним дальше было невозможно, дома ловить нечего, Венька приедет через два часа, нет, через час сорок минут… Ну, что же ты плачешь, Мышь?

Я попыталась взять себя в руки; она приедет, отважная циничная девчонка, спящая сразу с двумя, и надает ему по рогам, и ударит под дых его безумным фантазиям.

А если хоть что-то окажется правдой – хоть что-то из того, о чем бредил Нимотси?..

Я тряхнула головой – к чертям собачьим, в конце концов, у меня есть Венька, а у Веньки есть Фарик, а у Фарика есть концы в милиции и ФСБ. Но сначала его нужно вылечить… Забавно это будет смотреться – усмиренный Нимотси в обществе Веньки, которую он наверняка примет за меня, форма номер пять, молодец девчонка, зацепила все-таки питерского лоха…

"Н-да-а… Я ушла только потому, что больше не могла выносить Нимотси с его бреднями, а теперь получается, что в этом есть какая-то скрытая драматургия, что-то вроде милой шутки, розыгрыша, – забавно будет посмотреть на Нимотси в компании Веньки, вот и проверим, так ли она похожа на меня, как пытается в этом убедить, моя девочка-хамелеон… Это даже похоже на мистику – как будто у тебя теряется нательный крест накануне Рождества, и все идет наперекосяк…"

Я никогда не теряла нательных крестов, потому что никогда их не носила, я даже не была ни в чем особенно грешна, если не считать машинописное подражание де Саду, – у меня бы просто не хватило смелости даже на грех средней руки…

Так или примерно так я думала, сидя в соседней киношке, на льготном сеансе для пенсионеров, вполглаза наблюдая за занюханным американским боевичком: дерьмовое кинцо, вот только главный герой хорош, чертяга, тебе уж точно что-то подобное не обломится!

…На обратном пути я купила бутылку текилы и лимон – и обнаружила, что в моей сумке валяется записная книжка Нимотси и кассета – нашел куда сунуть, конспиратор дешевый!

Лифт не работал, и, проклиная все на свете, я отправилась пешком на свой девятый этаж.

…Дверь в квартиру оказалась незапертой, из-за нее страшно хрипел хулиганствующий Том Вейте – надо же, врубили на полную катушку, сволочи! Я тихонько толкнула дверь и вошла, то-то смеху будет, если Нимотси догадается поцеловать Веньку так же, как меня в аэропорту.

На кухне стояла начатая бутылка венгерского вермута, моего любимого – я никогда не отличалась изысканным вкусом: значит, Венька уже пришла.

Я отпила прямо из горлышка и, как была, с бутылкой в руках, направилась к плотно прикрытой двери в комнату.

За ней было тихо – кроме хрипящего Тома Вейтса – никаких звуков. Я уже была готова толкнуть ее – а вот и я, голубчики, познакомились? – когда за ней раздался отчетливый звук разбивающегося оконного стекла. Он был таким резким и не правдоподобным, что его вполне можно к финалу песни: Том Вейте любит такие штуки – женский голос, скрип тормозов за витриной дешевенького кафе, журчание виски, обязательно проливающегося на замызганный пластиковый стол в финале; но ужас положения состоял в том, что ничего такого в этой песне не было.

У меня вдруг подломились колени: мои детки в клетке поссорились и вынесли оконное стекло.., обколовшийся Нимотси не удержался на подоконнике, как пьяный Иван семь лет назад… Венька запустила в него колонкой от музыкального центра (стулом, ботинком, футляром от машинки)… Происходило что-то не правильное, и, прежде чем я это поняла, раздался сдавленный, исполненный отчаяния крик.

И наступила тишина – кассета кончилась.

– Сваливаем, – сказал кто-то за дверью: это был чужой, грубый голос, никогда прежде не звучавший в моей жизни, – сваливаем по-быстрому.

Этот голос напрочь менял сюжет.

Всего лишь на несколько секунд я опередила тени, мелькнувшие за дверным матовым стеклом, – и оказалась в нише, где висели зимние вещи, пыльные и забытые до зимы. Я спряталась в них вместе с бутылкой вермута – несчастная, дрожащая от страха Мышь. Плохо соображая, что делаю, я натянула на себя твидовое пальто (Господи, как мне нравилось это пальто, на три размера большее, купленное только для того, чтобы шляться в нем по дешевым кафешкам поздней осенью и записывать подслушанные фразы остро отточенным карандашом в стиле Хемингуэя), и оно тут же предало меня – оборвалось с вешалки с громким, заполнившим всю квартиру треском.

Я сидела ни жива ни мертва, похороненная под тяжелым твидом, и сквозь щелку видела измененную до неузнаваемости моим животным ужасом часть коридора. Свет стал нестерпимо ярким – значит, кто-то – он или они – открыл дверь и сейчас будет в коридоре, на расстоянии вытянутой руки, на расстоянии задержанного от страха дыхания.

…Их было двое – первого я так и не разглядела: обычная футболка, до тошноты обычные джинсы, кроссовки, правая – с развязанным шнурком. Второго я запомнила – только потому, что он остановился возле кухни, когда первый уже почти покинул квартиру.

– Слушай, – сказал он спокойным голосом, – бутылка!

– Не напился за жизнь?! Какая к черту бутылка?

– На столе в кухне стояла бутылка вермута. А теперь ее нет.

Я зажала рот рукой, чтобы не закричать.

– Нашел время!.. Уходим!

Он все еще не уходил, я видела его тяжелый упрямый профиль с крутым подбородком боксера-неудачника; перстень на мизинце, вдруг заполнивший весь коридор, серебряная змея, дутая дешевка, мечта пригородной шпаны. Небрежное пятно на темной шелковой рубашке – пот, кровь?..

. – Ну, быстро, мать твою! – торопил первый. – Хочешь все дело провалить?!

Наконец, через секунду, показавшуюся мне вечностью, они исчезли. Дверь за ними захлопнулась. Я прислушивалась к звукам вокруг.

В комнате было тихо.

Они уходили через открытый чердак, ясно. В ушах стояли их легкие шаги, осторожный стук закрываемого люка; Венька поступила бы точно так же, вдруг пришло мне в голову, – именно туда она послала бы своих героев, не особо заморачиваясь сюжетной изысканностью. А перед этим вывела бы из строя лифт… Я отхлебнула вермута из горлышка – глоток, другой, третий; терпкая жидкость потекла по подбородку – я пила и не могла остановиться, пока наконец не почувствовала жар в груди и легкий шум в голове.