Елена Плахотникова - Типа в сказку попал

• Название: Типа в сказку попал
• Автор: Елена Плахотникова
• Жанр: Юмористическая фантастика

---

Ну, встретились он и она, ну, было у них подходящее настроение, а у нее еще подходящий день к тому же… ну, и того… дали начало новой жизни. Желанной или не очень, а то и вовсе ненужной. Тут уж кому как повезет. Мне вот повезло – я родился. А многие так и не дожили до этого дня. Их извлекли раньше срока и по частям. Неприятное, надо сказать, зрелище, и работа грязная. Может, поэтому я и не стал гинекологом. У хирурга тоже руки в тепле… и в крови по локоть, но все же больше возможностей сказать жизни «спасибо». (Такая вот философская заумь забредает в башку, когда пялишься на полную луну). Я вряд ли когда вслух сознаюсь в таких душещипательных мыслях. Отнекиваться стану, если заподозрят в них. Не вяжутся они с моим имиджем. Не положено их иметь нормальному пацану. Другие мысли у него должны быть.

«В башке Серого одни бабы и бабки». Обо мне это сказано. Вернее, говорилось. А Серый – фамилие это мое. И спасибо матери за нее. Могло ведь и хуже быть. А как живется с дурацкой фамилией, я не понаслышке знаю. Трудно было там, где я обитал до начала половозрелого возраста. В дур… пардон, в детдоме таких лупили все, кому не лень. Терпи, а жить хочешь – дерись. Вот и жил, как все нормальные пацаны. А после четырнадцати, как в сказку попал: чем дальше, тем смешнее. Вспомнила обо мне вдруг родительница. Замуж она опять вышла, и в тот раз за того, от кого меня родила. Бывают же совпадения! Вот папа с мамой подумали и решили вернуть мне «вырванные годы», искупить отсутствие внимания. Приехали, забрали. И окружили, так сказать, родительской любовью. Основательно так окружили, чтоб не вырвался. Мне еще повезло, что в четырнадцать к ним попал, а не в четыре – «залюбили» бы до смерти. Или до полной потери индивидуальности.

Смешно сказать, в школу меня возили и из школы. Да еще охрану приставили: «…чтобы деточку никто не обидел». Чтобы мама и папа за меня не боялись. Хотел сказать, что в той школе меня бояться надо, да вовремя сдержался. Меня уже тогда медицина интересовала, а «горячо любимый» папа обещал в институт пристроить. Ума-то у меня хватало, вот с зеленью туго было. Я ведь не абы кем хотел стать – хирургом, а это не самая дешевая специальность. И не для самых тупых.

Дураком меня мать не родила, спасибо ей за это. Умная была стерва. Самая умная из тех, кого я знал. И чертовски красивая. Настолько, что ее стервозный характер муж терпел ни один год. А потом маман находила следующую кормушку, пожирнее и – «прощай, дорогой, останемся друзьями». Так она и моему папаше лет через пять заявила. Но к тому времени он уже привык считать себя отцом гения и будущего хирурга. С большой буквы, понятное дело!

Лучшим студентом на курсе я был. А то и на всем потоке. Уже на третьем году латал Левыных пацанов. Пулю там вытащить или скобы наложить – это и зубной врач сможет. Если попросить как следует. Между баксом и пистолетом умный человек чего выбирает? То-то же. А я не идиотом родился. Скорее уж наоборот. Вот и приходилось дураком прикидываться. У кого весь ум в талант ушел. Гением от скальпеля меня считали. А я скромно молчал в тряпочку. Не болтать же, что практики у меня больше, чем у всего курса. И практиковать я начал раньше, чем вторичные половые признаки проклюнулись. И погремуха у меня была – Херург. С ударением на первый слог. И до четырнадцати лет я считал, что так и надо. Это потом я понял, что классный хирург через «и» пишется. Когда родителями обзавелся. И настоящим скальпелем работать научился.

Но крутой папа тоже не все может, если подставишься по полной программе. А меня угораздило в разборке засветиться. Скромной такой. Всего лишь со стрельбой и поножовщиной. Сначала зрителем, а потом действующим лицом. Почти главным. Из меня объект для анатомички хотели сделать, вот и пришлось возразить. Действием. А чего может хороший хирург с осколком стекла – словами трудно описать – это видеть надо. Или сразу переходить на латынь. Короче, когда все закончилось, мне пришлось выбирать между армией и тюрьмой.

В армии мне тоже работу по специальности предложили, вот я и отказался от тюрьмы. Конечно, работа полевого хирурга отличается от работы обычного, но азы я уже знал, а все остальное добрал на месте.

Чудное это местечко называлось Богудал. Маленький такой городок в горах. На границе трех стран-соседок. И две из них никак не могли поделить его меж собой. Третьей долго было по фигу, а потом надоело, что всякие по ее территории шастают, и раскатала она этот городок по камушку. В то время я уже на гражданке был. А вот в Богудале мне каждый день людей пачками приходилось резать. И не только в операционной.

Был у меня дружок, даже не друг, а так, чего-то среднее между знакомым и приятелем. Иногда спирт вместе пили, иногда бабу на двоих делили. Витьку-писателя он мне напоминал. Тоже любил загадки загадывать. Заковыристые такие.

Типа, чего общего между могильщиком и археологом? Ответ: оба с прахом дело имеют. А в чем разница между ними? В том, что один закапывает, а другой совсем наоборот.

Такие вот вопросы задавал Саид. А на последний он не успел ответить. Обещал, когда вернется, но…

то, чего вернулось, уже не было им.

Ходить, смотреть и говорить он не мог. Рук ему тоже не оставили. И мужиком он перестал быть. Остался от человека обрубок, воняющий кровью и паленым мясом. Еще живой обрубок.

«Лучше б они его убили», – подумал я тогда. А лейтенант повторил мои мысли вслух. Потом на двоих указал. Их захватили рядом с Саидом. И прикончить не успели. Почему-то. Подбросить нам Саида они хотели. Как обычно. Как других до него. Но с теми другими я не пил вместе, не говорил за жизнь…

Чего общего между врачом и палачом я не знаю. А вот какой палач получается из врача – это мне известно. Хороший палач, опытный. По крайней мере, из одного врача, которого я регулярно вижу в зеркале.

Вот тогда я впервые испугался себя. По-настоящему. До дрожи в руках. А хирург, у которого дрожат руки – это уже не хирург. Наш начмед отправил меня в командировку. На неделю. С понтом, за медикаментами и прочей ерундой. А если без «понта», то дурь из башки выветрить.

Перед отъездом знакомый лейтенант мне «спасибо» сказал. Я послал его и в морду дал. А потом узнал, что Саид умер в мою смену. От передозировки. Не знаю, кто сделал ему лишний укол. Может, и я…

Ничего, это тоже замяли. Как и драку двух офицеров. Чего только ни бывает на войне… И, слава Богу, что на гражданке так мало знают об этом. Меньше знают, крепче спят.

А вот спать мне сейчас не надо. Вредно это для здоровья. И пялиться на луну тоже, наверное, хватит. Плохо влияет она на меня. Дурные воспоминания будит. Если б мог, стер их на фиг. Типа, файл уничтожен, восстановлению не подлежит. Нет бы, чего хорошее вспомнилось… А то всякая дрянь в башку лезет. И так каждую ночь. Под этой самой желтой дурищей. А были ж ночки и денечки, были! Жаркие ночки, веселые денечки… Вспоминай же, кретин, их. Не надо всю грязь наружу тащить. Жаловаться, типа, на судьбу. В мире и так на одного счастливого дурака приходится два нытика и полтора маньяка. Почему полтора? А один скрытый.

Санут дополз до горизонта и зацепился за облако. Вид получился тот еще: серое небо, белое облако, желтый круг луны. На яичницу здорово похоже. Огромную такую глазунью на гигантской сковороде. И какая птичка снесла это «яичко»? И кто готовит его себе на завтрак?

(Прикинул примерные размеры – планета рядом с ним вроде мяча получается).

Машка говорит, что весь этот мир – огромное блюдо, которое Неназываемый доверил Ша – гигантскому змею, чье тело опутало чудовищную одноглазую Тамру. Иногда Ша засыпает, немного распускает свои кольца, и Тамра открывает глаз, пытается вырваться. Ураганы, штормы, засуха и страшные болезни обрушиваются тогда на мир. А в небе дни и ночи висит красное солнце. Потом Ша просыпается…

Как может солнце светить днем и ночью, не знаю. Чего не видел, того не видел. Но, похоже, нечто странное и глобальное тут происходит регулярно. Не каждый месяц или год, но и не раз в тысячу лет. Люди помнят и даже отсчет ведут. Типа, «за три сезона до прихода Карающей» или «он пережил два Прихода» (той же самой Карающей или, проще говоря, красного солнца, что светит, якобы, и днем и ночью).

Вот так занесло меня: от гор Богудала к мифологии этого мира. А ведь только на секунду отвлекся, и куда мысль ускакала… На привязи мысли надо держать. В строгом ошейнике. А то хрен знает до чего додуматься можно. Странного. Или страшного. Мне один умник как-то говорил, что мысль материальна. И, вроде как, на полном серьезе говорил. Русским языком. Но повторить, да еще на трезвую голову… Всего-то и запомнилось: «…фильтруй не только базар, Леха, но и мысли, ибо они…» Может, он прав, и мне лучше какой прикол сейчас вспомнить, а не ужасы минувших дней? Чего-нибудь по-настоящему смешное. Что не только под водочку и селедочку идет.

Блин, как на зло, ничего веселого не вспоминается. Одна лобудень в голове вертится. А ведь было же, было! И в институте, и в армии, и в больнице. Даже просто так, по жизни, и то бывало. Много всего, а вспомнилась почему-то толстая баба в трамвае. Ей сиденье неудобное попалось. С болтом. Мы такие «сексуальным стулом» называли. Так она всю дорогу ерзала и бурчала. Мол, о людях совсем не заботятся, болт, мол, с краю. Но так и не встала. А я так и не понял, чего она возмущалась: того, что болт или того, что с краю. Мальком был, не додумался спросить. Хотя, спроси, обозвала б как-нибудь. Наверняка. У нас народ простой, редко говорит стихами. И добрый – не сразу бьет, сначала ругает. Но, ясное дело, не без странностей. А у кого их нет? И за границей есть, и у нас. Только там каждую странность лелеют, как редкий цветок, ходят с ней к психиатру, хвалятся перед знакомыми и мемуары пишут. У нас же на все странности ложат болт на сорок шесть, с левой резьбой, и живут себе. А кому не нравится – им же хуже.