Валентин Пикуль - Жизнь генерала-рыцаря

• Название: Жизнь генерала-рыцаря
• Автор: Валентин Пикуль
• Жанр: Историческая проза

---

А на финских хуторах и поныне можно встретить старинные гравюры. Кульнев изображен в окружении финской семьи, нянчащим на своих руках младенца. Младенец же этот — Иоганн Рунеберг, краса и гордость финской культуры, который позже писал:

Вражду лишь робкий заслужил — Ему позор и посмеянье, Но честь тому, кто совершил Бесстрашно воина призванье…

За отличие в битвах с турками при Дунае Кульнев получил саблю, осыпанную алмазами. Его назначили шефом Гродненского гусарского полка. Первым же приказом он запретил гусарам ношение в ушах серег. И никто не взроптал.

— Для любимого дружка и сережку из ушка! — говорили вислоусые, старые, прокуренные гусары…

Близился год 1812 — год нашей славы и доблести. Наполеон через Смоленск устремился на Москву, а в сторону Петербурга двинулись войска маршала Удино, против которого стоял с армией князь П. X. Витгенштейн. В этом корпусе Витгенштейна, прикрывавшем столицу, состоял и Кульнев со своими гродненцами. Судьба обрекла его сражаться сейчас на тех зеленых полянах, среди которых прошло его детство.

— Ежели, — говорил он в эти дни, — паду от меча неприятельского, то паду славно, почитая себе за счастие каплей крови последней жертвовать защите Отечества!

Витгенштейн в порядке отводил свой корпус к Дрисскому лагерю. Прикрывая отход его армии, в непрестанных схватках, гусары Кульнева привычно качались в седлах, звенели низко опущенные ташки с вензелями, бряцало оружие и раздавалась песня:

Нам плевать на Удино -

Он для нас одно дерьмо…

Яков Петрович с тревогой оглядывал отчие места, затянутые дымом от сгоревшего пороха.

— Жано, — сказал он своему адъютанту Нарышкину, — ты бы знал, милый, какая тоска гложет сердце. Ведь это моя родина! Неподалеку отсюда есть постоялый двор в Клястицах, где проездом, сорок восемь лет назад, нечаянно родила меня матушка…

Ударом небывалой ярости Кульнев обрушил своих гусар на противника. Расколошматил французов в пух и прах. Они стояли перед ним дрожащие. Среди пленных, весь в блеске мундира, застыл и любимец Наполеона — генерал Сен-Жени.

И шел дождь…

Кульнев сорвал с пояса Сен-Жени шпагу.

— А вам — в Москву, — сказал в злости… Сен-Жени был первым генералом Наполеона, который попал к нам в плен, и Москва сбегалась смотреть на него, как на чудо. Остальных пленных Кульнев загнал в монастырь бернардинов, где была его штаб-квартира. Иван Нарышкин открыл монашеские погреба, а там бродили меды панские, дремали в бочках вековые ликеры. Тут французы перепились с горя (а хитрый Нарышкин слушал, о чем они болтают). Утром он навестил Кульнева:

— Женераль! Судя по всему, что я узнал, маршал Удино совершает обходное движение по тракту из Полоцка на Себежу.

— В седло, гусары! — отвечал Кульнев…

Ельник да березник, изредка сосны вдоль почтового тракта. Глухие ставки озер, редко-редко где почернеет пахота. В этих краях Кульнев перехватил корпус Удино. Битва разгорелась возле селения Клястицы, где он родился. И это была первая значительная битва в Отечественной войне 1812 года. Удино не выдержал напора русских — он отступил, побросав обозы. Гусары сотнями брали пленных. Победа под Клястицами возвысила дух нашей армии.

Яков Петрович ждал, что его «сикурсируют» подмогой с тыла. Но, в горячке погони за Удино, он далеко оторвался от корпуса Витгенштейна…

Жарко было. Дожди стучали по земле бурными, короткими ливнями, не освежая.

— Вперед, гусары! — призывал Кульнев.

Навзничь он опрокинул бригаду французского генерала Кабрино. А за этой бригадой вдруг выросли пред ним, как стенка, главные силы противника.

— Время жить кончилось, — сказал Кульнев. — Ныне пристало время умирать. Поспешим в битву, гусары! Вот они — герои тех огненных лет:

На затылке — кивера,

Доломаны — до колена,

Сабли, ташки — у бедра,

А лежанкой — копна сена…

Взвизгнул обнаженный клинок, и в тумане утреннем померкла сизая олонецкая сталь. Кульнев — впереди! впереди! впереди! — водил гусар в атаку. Из одной выведет — ведет во вторую.

Над зелеными полями разносился призыв:

— Руби их в песи, круши в хузары!

Удино навалился на гусар всей мощью своего корпуса, и Кульнев отвел свой отряд за Дриссу. Было так жарко, что он сбросил с плеч гусарский ментик. Земля парила, громыхал гром…

Средь печальных холмов отчизны мокли брошенные пушки.

Кульнев слез с коня и, презрев смерть, повел его в поводу.

— Поспешим! — торопил его Нарышкин.

— Нет, — отвечал Кульнев адъютанту, — так уж повелось: в авангарде я первый, а в ретираде — последний. Он подошел к пушке, открыл зарядную фуру:

— Заряжай!

Генерал-рыцарь Яков Петрович Кульнев сражался до конца. Из брошенной мортиры, прикрывая отход своих товарищей, он стал обкладывать ядрами колонну противника. Здесь его настигло французское ядро, которое оторвало ему две ноги сразу.

Обезноженный Кульнев не терял сознания. Одним движением руки он сорвал с себя все ордена:

— Возьми их, Жано! Пусть французы не ведают, что им удалось убить самого Кульнева…

Нарышкин, плача, забрал у него реликвии былой славы. Последним усилием Кульнев завернулся в шинель солдата. Он желал умереть как рядовой великой армии. Но весть о гибели Кульнева все же дошла до Наполеона, и в письме к своей молодой жене император поделился своей радостью…

Это случилось возле деревеньки Сивошино; позже там выросли молодые елочки, которые бросали тень благодатную на придорожный камень, а на камне том было начертано:

На сем месте пал, увенчан победой, храбрый Кульнев, как верный сын, за любезное ему Отечество сражаясь. Славный конец его подобен и славной жизни. Оттоман, Галл, Германец и Швед зрели его мужество и неустрашимость на поле чести. Стой, прохожий, кто бы ты ни был. Гражданин или Воин, но почти его память слезою.

Кульнев был первым русским генералом, павшим в Отечественной войне, и Москва облеклась в траур.

Знаменитая певица Лизынька Сандунова (тогда еще во всем блеске женской красоты и таланта) выступала в тот день на оперной сцене. Слезы душили ее, она не могла вести арию — и вдруг властно остановила оркестр. В белом хитоне античной богини, раскинув руки, Сандунова запела о боли сердечной:

Сла-аванашему генералу-у Ку-ульневу,

Положившемуживот за Отечество, -

Ему наша сла-аава-а .

И весь зал, как один человек, разом поднялся в рыданиях.

В 1831 году прах Кульнева из придорожной могилы перенесли «в его бедное именьице Ильзенберг (что в Режицком уезде Витебской губернии). Над гробницей Кульнева, в особом треножнике, положили роковое французское ядро. Позже над могилой была возведена церквушка. Полк гродненских гусар стал называться полком Клястицким гусарским. А в 1912 году, когда отмечался столетний юбилей Отечественной войны, железнодорожная станция Межвиды, лежавшая неподалеку, была переименована в Кульнево.

Своего потомства Кульнев не оставил. Из числа его побочных потомков отличились два правнучатых племянника. Николай Ильич Кульнев, будучи мичманом, геройски сражался в Цусиме на флагманском броненосце «Князь Суворов». А старший лейтенант флота Илья Кульнев стал одним из первых асов морской авиации. Он погиб над водами Балтики — в неравном бою с германскими «альбатросами».

Ныне могила Я. П. Кульнева находится на территории Латвийской ССР. Сейчас это место называется Берзгале — его навещают туристы, едущие по дороге от Великих Лук. Могила генерала-рыцаря находится под охраною государства, как памятник нашей славной истории.

В Военной галерее героев 1812 года, что расположена в Зимнем дворце, имеется портрет Кульнева, писанный Д. Доу, но мне, честно говоря, больше нравится рисунок с Кульнева, исполненный — резко и жестко — французом Луи де Сент-Обеном.

Был век бурный, дивный век,

Громкий, величавый,

Был огромный человек -

Расточитель славы…

Это опять из Дениса Давыдова, которому эфес кульневской сабли доходил до кончика носа.