Валентин Пикуль - Океанский патруль. Книга 1

• Название: Океанский патруль. Книга 1
• Автор: Валентин Пикуль
• Жанр: Историческая проза

«Океанский патруль» — первый роман Валентина Пикуля — посвящен событиям Великой Отечественной войны на Северном театре военных действий. В центре внимания автора — героические дела моряков Северного флота, действия разведчиков в тылу врага. Это и повествование о тех, кто любит и ждет моряков на берегу.

---

Покидая шхуну, уносила она в себе ощущение легко доставшейся победы. Но едва в душе улеглось первое волнение, как Ирина Павловна снова стала задумчивой и грустной. Лежала на нартах, и ее мысли постоянно путались, перебиваемые воспоминаниями о Сергее. Только сейчас она по-настоящему поняла, как была привязана к этому мальчишке.

И каюр, конечно, прав: к слезам, выжатым ветром, примешалось несколько горьких слезинок о Сережке.

Прохор — тот встретил весть об уходе сына спокойно, даже не удивился. Словно уже был давно подготовлен к этому и только ждал, когда сын решится на такой шаг. Но разве Прохора поймешь? Он всегда спокоен, никогда ничему не удивляется. Муж только сказал: «Я знаю: он в море, больше ему негде быть».

И когда нарты взбирались на вершины сопок, Ирина Павловна подолгу смотрела на далекий пепельно-серый горизонт океана: ушел Сережка за этот горизонт, пропал…

В полдень упряжка ворвалась на улицу рыболовецкого колхоза «Северная заря».

Мимо побежали домики рыбаков с занавесками на окнах, на крылечках показывались рыбацкие жены, собаки выкатывались из-под заборов, с лаем бросаясь на упряжку, а каюр отгонял их хореем.

Ирина соскочила с нарт перед избой правления колхоза. Ее встретила на пороге молодая заплаканная женщина с ребенком на руках.

— Что у вас тут случилось? — спросила Рябинина.

— Беда моя, — ответила женщина.

— А председатель колхоза Левашев здесь?

— Там он… проходите.

Ирина Павловна протиснулась в комнату правления. Левашев сидел за колченогим столом, расставив негнущиеся в штормовых сапогах ноги, быстро уплетал из тарелки суп из «балки» — тресковой печени, особенно любимой мурманскими рыбаками. Его изрытое оспой лицо было некрасиво, но привлекало каким-то особым добродушием и бесхитростностью.

— Здравствуйте, Левашев, — сказала Ирина, — там какая-то женщина плачет в коридоре.

— Это моя жена плачет… Марья! — крикнул он. — Тащи сюда вторую миску — у нас гостья севодни. Ложку не забудь…

И, протянув женщине большую руку, всю в коросте жестких рыбацких мозолей, поделился:

— Дело-то тут такое… хошь плачь, хошь радуйся. Броня у меня была. В сорок первом, как немца на Западной Лице остановили, так меня и демобилизовали. Говорили, что рыба нужнее! А теперь — вот, — он развернул какую-то бумажонку, — видите, опять берут в армию… Ревет моя баба. Старуха — та молчит. А женка — ревет…

— Сейчас всех берут, — ответила Ирина, вздохнув. — У меня мужа тоже вот недавно мобилизовали. Плачь не плачь — а надо. Время сейчас такое — тяжелое очень…

Скоро она сидела за столом рядом с рыбацким председателем, и они дружно беседовали.

— Я уже слышал, — говорил Левашев, — вас шхуна интересует, что в Чайкиной бухте на обсушке стоит… Зачем она вам?

— Угу, — отвечала Рябинина, дуя на ложку. — Она — что, вашему колхозу принадлежит?

— Да бес ее знает, кому она принадлежит!

— Почему так?

В разговор неожиданно вступила жена Левашева:

— Только потому и считается за нами эта шхуна, что была выкинута на берег недалеко от нашего колхоза. А так — какой с нее толк? Промышлять на ней не пойдешь, больно хитра, никто и капитанствовать не возьмется. Вот и стоит без дела!..

— Так, значит, не нужна вам эта шхуна?

— Может, после войны и понадобится, — ответил Левашев. — Леса-то нету кругом — на доски переведем…

— Ну, ладно…

Ирина Павловна, машинально оглядев стены избы, завешанные плакатами, остановила свой взгляд на большой диаграмме выполнения плана и вдруг всплеснула руками совсем по-женски:

— Боже ты мой, ну и кривуля же у вас! Это почему же так? Шли, шли — и вдруг сорвались!

Жирная красная черта диаграммы напоминала дугу, которая ровно шла на подъем, переваливая за сто восемьдесят процентов плана, а потом скатилась на девяносто и несколько месяцев подряд дрожала, делая незначительные скачки вверх, точно не могла преодолеть начального падения.

— Девяносто процентов! Так в войну работать нельзя, товарищ председатель.

Левашев покраснел, словно мальчик, который раньше получал одни пятерки и вдруг принес домой позорную двойку.

— Да. Уж так, товарищ Рябинина, случилось. Висит эта кривая на стене, точно хребет переломанный, и не выпрямляется.

— В чем же дело?

И Левашев объяснил: в начале войны зашел в бухту «страшенный» косяк сельди, пожрал все, что было, а выхода найти не мог и сдох, лежит на дне, гниет: с тех пор и другая рыба в бухту не заходит…

— Пробовали в открытое море выходить, — рассказывал Левашев, — нас обстреляли… Так это не все, товарищ Рябинина. Появились в бухте морские ежи, жрут падаль и сами тут же дохнут. На несколько лет вода отравлена.

Ирина встала, натянула на голову платок:

— Чего же вы раньше не сообщали мне об этом? Надо выйти на середину бухты, закинуть сеть, а там посмотрим…

Они прошли на берег, сообща столкнули на воду тяжелый баркас. Левашев с готовностью поплевал на свои мозоли, но Рябинина велела ему садиться за рулевое весло.

— Я хочу немного размяться, — сказала женщина. — Черт знает какая жизнь! Половину дня сидишь, как чиновница, за столом. Перекуриваешься на разных дурацких совещаниях…

Левашев смотрел, как умело, по-матросски сноровисто гребла Рябинина — весла отлетали назад в полный мах, она не страшилась ложиться плечом на планширь, брызги, вылетавшие из-за борта, ее не пугали — она даже не жмурилась от них. Скинула пальто — дышала полной грудью.

— Я так думаю, — говорил Левашев мечтательно, — что, коли нашего брата вовсю берут, значит — наступление скоро. И не где-нибудь, а здесь вот, у нас.

— Может быть, — согласилась Рябинина. — Мне муж рассказывал, что здесь наступать будет очень трудно. Немцы забились под землю — у них даже машины под землей разъезжают. Туннели разные, подвесные дороги. Весь берег испоганили! А вы, Левашев, офицер?

— Что вы, какой из меня офицер! Я — простой солдат…

На середине бухты забросили сеть и вытащили на борт шевелящуюся кучу морских животных. Ирина Павловна ловко разобралась в этой живой груде руками, особенно внимательно рассматривая ежей, напоминавших большие ананасы, сплошь усеянные длинными коническими шипами. У некоторых иглы были прижаты к телу — эти ежи были уже мертвы, и когда Рябинина смотрела на них, лицо у нее озабоченно хмурилось.

Ежи шевелили шипами, ползали по днищу баркаса. Она заглянула в сеть — там лежала рыба с легкими следами гниения. Сеть была затянута липким налетом икры: каждая икринка — новый еж…

Ирина Павловна сполоснула за бортом руки, сказала:

— Теперь гребите к берегу… Ну, что я вам могу сказать! По-моему, положение спасти еще не поздно. Бухту очистим, а что касается шхуны — мы ее заберем от вас: она нужна нам…

Вечером она уже возвращалась в Мурманск, увозя с собой толстую тетрадь в полуистлевшем кожаном переплете. Это был «Вахтенный журнал бытности», найденный когда-то Левашевым на шхуне.

Через несколько дней Ирина Павловна была в кабинете главного капитана флотилии.

Напротив нее в кресле сидел Дементьев, затянутый в китель, прямой и спокойный.

— Слушаю вас, Ирина Павловна…

— Сначала я хочу поговорить по поводу низкого уровня улова рыбы в колхозе «Северная заря».

— Мне это известно, — улыбнулся Дементьев. — К сожалению, ничем не можем помочь. Придется ждать, пока весь этот завал сельди сгниет, тогда в бухте снова начнется жизнь.

— Но, Генрих Богданович, вам придется ждать несколько лет.

— Почему?

— Да потому, что недаром наше море зовут Студеным: гниение в холодной воде происходит очень и очень медленно.

— Это, пожалуй, так, — согласился главный капитан. — Но мне уже докладывали, что в бухте появились морские ежи. Они съедят дохлую сельдь и, словно добросовестные санитары, очистят бухту. Как видите, Ирина Павловна, все обстоит очень просто: природа строит препятствия и сама же их уничтожает.

— Генрих Богданович, — сказала Ирина, — в этом вопросе вы заблуждаетесь. Морские ежи очень быстро размножаются, я бы сказала, быстрее, чем кролики, раз в десять. Я обратила внимание на их разновидность: преобладают ежи вида Cidaris и Echinus melo. Они плодятся особенно интенсивно. Тем более что размножению ежей ничто не препятствует. Наоборот, они обеспечены пищей — ведь завал сельди очень большой.

— Но не такой уж большой, Ирина Павловна, чтобы они кормились им несколько лет.

— Хорошо, допустим, что ежи уничтожили весь завал сельди. Как вы думаете, Генрих Богданович, что же будет дальше, когда миллионы прожорливых ежей останутся без пищи?

Дементьев растерялся:

— Ну что… будут питаться червями и этими… Ну, как их?.. Песчинками. Ведь они даже камни сверлят!

— Нет, Генрих Богданович, после нескольких лет такого роскошного питания ежи не станут жрать песчинки.

— Тогда, выходит, ежи умрут?