Элизабет Питерс - Проклятье фараона

• Название: Проклятье фараона
• Автор: Элизабет Питерс
• Издательство: Фантом-Пресс
• Жанр: Иронический детектив
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01703-8

Амелия Пибоди пускается в очередное опасное и веселое приключение. Не сидится ей в тихой, уютной Англии, подавай знойный Египет с его древними тайнами и загадками. Отправившись в очередную экспедицию за древностями, Амелия сталкивается с самым настоящим убийством. Убит известный богач, посмевший проникнуть в пирамиду самого фараона. В любой другой стране можно было бы проводить расследования обычными методами, но только не в Египте. Проклятье фараона витает над древними песками, и только такая непредсказуемая особа, как Амелия, способна своим юмором и задиристым нравом развеять суеверия, вывести на чистую воду ожившие мумии и призраки.

Нелегко расследовать преступление в атмосфере всеобщего недоверия и подозрительности. Днем то и дело происходят дрязги, а ночами по дому шастает белый призрак. Но Амелия Пибоди чувствует себя в такой атмосфере как рыба в воде, ведь она обожает приключения, тайны и опасности.

Элизабет Питерс продолжает радовать читателей, подарив им запутанный детективс колоритными персонажами, обаятельной героиней и таинственной восточной атмосферой.

---

Так-то вот, читатель. Я, конечно, ратую за откровенность во всем, но, если подумать, иногда конфиденциальность все же необходима.

* * *

К полуночи дождь стих. Только скрежет обледеневших веток о стекло нарушал тишину в спальне, да ветер стонал и буйствовал, точно разъяренный препятствием дух ночи.

Щека моя покоилась на груди мужа; гулкое биение его сердца звучало в такт моему.

– Когда уезжаем? – прошептала я.

Эмерсон зевнул.

– Следующий пароход отходит в субботу.

– Спокойной ночи, Эмерсон.

– Спокойной ночи, дорогая моя Пибоди.

Глава третья

I

Верите ли вы в чудеса, читатель? В сапоги-скороходы, ковры-самолеты и тому подобные диковины из сказок Востока? Разумеется, вы в них не верите. Но прошу вас – хоть на миг отбросьте свой скептицизм и позвольте волшебной силе слова перебросить вас через тысячи миль в уголок, столь непохожий на промозглую хмурую Англию, словно он возник на другой планете. Представьте себя сидящим рядом со мной на террасе каирского «Шепард-отеля». Небо слепит синью дорогого фарфора. Солнце расточает брызжущие ласки на богатых торговцев и попрошаек в отрепьях, на благообразных имамов в тюрбанах и затянутых в сюртуки европейцев – словом, на весь разношерстный люд, заполняющий площадь перед гостиницей. Вот мимо проплывает свадебная процессия под аккомпанемент бравурной какофонии флейт и барабанов. От любопытных взглядов зевак невесту скрывает нежно-розовое шелковое покрывало, края которого торжественно поддерживают четверо мальчуганов. Бедное дитя! Из рук одного владельца юная невеста переходит в руки другого, точно мешок с галантерейным товаром... Печально, конечно, но сейчас даже возмущение этим безобразным рабским обычаем не может умалить мою радость от возвращения в Египет. Я счастлива. Через несколько минут подойдет Эмерсон и мы отправимся в музей.

Лишь легкая рябь смущает почти зеркальную гладь моего настроения. Не тревога ли это за сына, оставшегося без материнской заботы? О нет, любезный читатель, вовсе нет! Мысль о том, что тысячи миль разделили нас с Рамзесом, наполняет мою душу таким восхитительным покоем, какого я не знала уже лет пять. Остается только гадать, почему это я раньше не сообразила устроить себе каникулы.

Я знала, что в доме любящей тетушки Эвелины ребенок будет окружен вниманием и заботой. Уолтер-старший, с неизменным интересом следивший за успехами в археологии своего юного тезки, пообещал заняться с ним изучением иероглифов. Каюсь, меня все же мучило чувство вины перед племянниками, детьми Эвелины и Уолтера, которым, как выразился Эмерсон, «предстояло пережить долгую, трудную зиму». С другой стороны, опыт общения с Рамзесом наверняка пойдет им на пользу.

Разумеется, отъезд в сроки, так оптимистично установленные Эмерсоном, оказался невозможным. Во-первых, надвигались праздники, а бросить Рамзеса в канун Рождества было бы верхом жестокосердия. Праздничную неделю мы провели в Элсмире, так что к моменту расставания поутихла даже отцовская скорбь Эмерсона. Он был сыт по горло рождественскими забавами юного поколения. Каждый из детей, за исключением Рамзеса, хотя бы раз объелся сладостями до тошноты, зато Рамзес подпалил елку, до смерти напугал няню показом своей коллекции рисунков мумий и... Нет, пожалуй, пора остановиться. Чтобы описать все подвиги Рамзеса, понадобилась бы отдельная книга. В последнее утро перед нашим отъездом его ангельская физиономия представляла собой весьма печальное зрелище. Рамзеса разукрасила кошка, которую он пытался научить размешивать лапкой рождественский пудинг. Пока кухня гудела от воплей кухарки и исступленного воя несчастного животного, виновник всей этой кутерьмы невозмутимо отмалчивался. А дождавшись наконец тишины, объяснил, что в канун Рождества всем положено помешать пудинг, иначе в новом году не будет удачи. И несправедливо, мол, лишать кошку ее законного права на счастье!

Теперь вы понимаете. Почему предстоящие несколько месяцев вдали от Рамзеса представлялись мне райским блаженством.

Мы выбрали самый быстрый из возможных маршрутов: поездом до Марселя, пароходом до Александрии и снова поездом – до Каира. К концу пути мой муж сбросил с плеч десяток лет, и на каирском вокзале сквозь толпу меня тащил уже прежний Эмерсон, раздающий приказы направо и налево и вовсю сыплющий арабскими ругательствами. Изумленные глаза окружающих невольно выискивали обладателя громоподобного баса, так что уже очень скоро мы были окружены старыми знакомыми. Приветственным возгласам, ухмылкам, рукопожатиям, казалось, не будет конца. Самой трогательной была встреча с обворожительным седовласым вокзальным попрошайкой, который при виде нас рухнул на колени, припал лбом к пыльным ботинкам Эмерсона и заголосил на всю площадь:

– О, господин! Отец Проклятий! Ты вернулся! Теперь я могу помереть спокойно!

– Еще чего! – Эмерсон едва удерживался от смеха. Осторожно высвободив ноги, он насыпал в замызганный тюрбан старика щедрую пригоршню монет.

Как только мы решили принять предложение леди Баскервиль, я немедленно телеграфировала в «Шепард-отель». Иначе мы остались бы без комнат – зимой в Египте всегда полно туристов. На месте той неуклюжей развалины, где мы прежде так часто останавливались, выросло роскошное новое здание в итальянском стиле, да еще с собственным генератором. «Шепард-отель» стал первой на всем Востоке гостиницей с электрическим освещением. Эмерсон встретил все эти «никому не нужные новшества» недовольным брюзжанием. Я же ничего не имела против удобств, лишь бы они не становились на пути основной цели.

В отеле нас уже дожидались сообщения от друзей, прослышавших о новом назначении Эмерсона. Среди корреспонденции нашлось и письмецо от леди Баскервиль. Мадам опередила нас на несколько дней, в связи с чем посчитала должным напомнить, что время не ждет. Иными словами, безутешная вдова приказывала не засиживаться в Каире, а немедленно отправляться в Луксор. А вот директор Департамента древностей засвидетельствовал свое почтение гробовым молчанием. Подумаешь, какая невидаль. Мсье Гребо и Эмерсон, мягко говоря, недолюбливали друг друга. Для получения фирмана без встречи с главой департамента не обойтись. Гребо, ясное дело, старательно игнорировал наше появление и наверняка злорадно потирал руки, предвкушая, как сам знаменитый Эмерсон будет томиться в его приемной, точно заурядный турист.

Комментарии моего мужа, боюсь, в печатном виде невоспроизводимы. Когда он чуть поостыл, я рискнула заметить:

– И все-таки нам стоит поскорее нанести ему визит. При желании Гребо может доставить уйму хлопот.

Это разумное предложение вызвало очередной шторм, во время которого Эмерсон напророчил мсье Гребо проживание в самом теплом и неуютном уголке мироздания и торжественно заявил, что скорее будет жариться по соседству с этим мошенником, чем лизать пятки чертовым бюрократам. Пришлось мне отложить обсуждение столь болезненного вопроса и согласиться сначала поехать в Азийех, деревеньку близ Каира, где Эмерсон нанимал рабочих в прежние экспедиции. Если бы нам удалось набрать основной костяк команды из людей, которых не коснулся микроб суеверия, то можно было сразу начинать раскопки. Остальные рабочие, убедившись в том, что пресловутое «проклятие фараона» на Эмерсона не действует, потянулись бы сами.

Мое смиренное согласие заметно улучшило настрой Эмерсона – настолько заметно, что даже удалось убедить его отужинать в ресторане отеля, вместо того чтобы тащиться в харчевню на базаре. Эмерсон обожает подобные местечки, впрочем, как и я, однако за годы жизни в Англии наши луженые желудки наверняка подрастеряли стойкость к местной стряпне. Свалиться сейчас с несварением – значило подбросить дров в тлеющий огонь суеверий.

Все это я и выложила Эмерсону. Вынужденный согласиться с моей логикой, он сменил рубашку и натянул – беспрестанно бурча под нос что-то нелицеприятное в мой адрес – парадный черный костюм. Я собственноручно завязала ему галстук и отступила, разглядывая мужа с более чем простительной гордостью. Разумеется, мне и в голову не пришло произнести комплимент вслух... но боже! Как же он был хорош! Подтянутая широкоплечая фигура, густые черные волосы и извергающие синий огонь глаза. Одним словом, английский джентльмен во всей красе.

Признаюсь, читатель, что помимо уже известной вам причины для ужина в гостинице, у меня была еще одна, оставшаяся для Эмерсона тайной. Дело в том, что «Шепард-отель» слывет неофициальным центром европейской колонии в Каире, и я лелеяла надежду встретить приятелей или хотя бы шапочных знакомых, которые посвятили бы нас в последние новости из Луксора.

И представьте себе, мои надежды сполна оправдались. Первым, кого я увидела, переступив порог сверкающего позолотой главного зала отеля, был мистер Уилбур, за свою роскошную бороду прозванный арабами Абд эр Дайн. Белоснежная, как хлопок, и такая же пушистая растительность прикрывала грудь до середины сюртука и обрамляла умнейшую, но при этом на удивление добродушную физиономию. Уилбур уже много зим подряд проводил в Египте. Сплетники втихаря злословили о каких-то политических грешках, якобы закрывших Уилбуру дорогу в родной Нью-Йорк, но мы с Эмерсоном знали его лишь как фанатически преданного египтолога-любителя и щедрого покровителя юных даровании в археологии. Заметив нас, он тут же подошел поздороваться и пригласить за свой столик, где уже собралась целая компания наших старых знакомых.