Ева Прюдом - Завещание Тициана

• Название: Завещание Тициана
• Автор: Ева Прюдом
• Издательство: АСТ
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-015221-3

Перед вами — история «завещания» Тициана, сказанного перед смертью, что ключ к разгадке этого преступления скрыт в его картине.

Но — в КАКОЙ?

Так начинается тонкое и необычайное «расследование по картинам», одна из которых — далеко «не то, чем кажется»...

---

Чтобы избавиться от горького привкуса, сопровождающего воспоминание о десятом июня, Чезаре сделал три больших глотка.

— Возможно ли, что никто не возразил падуанцам?.. — недоверчиво спросил Пьер.

— …чтобы убедить в наличии эпидемии, — подлил масла в огонь Виргилий, который не зря был сыном судьи, студентом права и будущим адвокатом.

— Да нет, нашлись двое: венецианец Николо Комаско и врач из евреев Давид де Помис. Они взяли слово и стали доказывать обратное: «Хе vera peste»[12]. Но их выслушали лишь для проформы.

Выражая личное убеждение, вынесенное им из сцены, свидетелем которой он стал, Чезаре заговорил глухим голосом:

— Было впечатление, словно речь шла о деле чести. Два знатока из Падуи не пожелали терять лицо и предположить, что в Венеции чума. Заметьте, они были последовательны и решили довести свою логику до конца. На следующий день с целым кортежем брадобреев и священников они отправились навестить несчастных, взглянуть на их «гнойнички» и даже кое-кого немного полечили.

— Так вот почему до сих пор дож не принял мер к тому, чтобы как-то оградить население от мора, — сделал вывод Пьер.

— Думаю, для Альвиза Мосениго речь также шла о деле чести. В какой-то мере — чести Светлейшей. Признать во всеуслышание, что Венеция больна чумой, значило отпугнуть торговцев, привести торговлю к упадку, обратить в бегство знатные венецианские семьи, посеять панику и безумие среди населения. Это значило рисковать жизнью города. Но ничего не сказать значило подвергнуть город еще большему риску. Увы…

Таково было мрачное умозаключение венецианца, опрокинувшего еще стопку перед тем, как отвести молодых людей в предназначенную для них комнату.

Во второй половине того же дня в дверь книжной лавки постучала женщина — она пришла просить Чезаре навестить больную. Однако он незадолго до того отправился к одному из своих пациентов, чтобы испробовать на нем падуанскую траву, привезенную Пьером. И потому Пьер предложил женщине свои услуги.

По перечисленным женщиной симптомам Пьер догадался, о какой болезни идет речь, но на всякий случай прихватил с собой некоторые хирургические инструменты и отправился вслед за ней по сплетению узких улочек квартала. На мгновение мелькнул величественный силуэт церкви Святых Иоанна и Павла. Женщина свернула в Конскую улочку, больше напоминающую тупик, и вошла в небольшой дом. Стоило Пьеру перешагнуть порог, как в ноздри ему ударил тошнотворный запах.

— Моя дочь в спальне, — проговорила венецианка.

По землистому цвету лица и состоянию крайней слабости больной Пьер понял, что подтверждаются его наихудшие опасения. Девочке было лет двенадцать, волосы ее слиплись от пота, взор потух. У изголовья стояла тарелка с манной кашей, к которой едва притрагивались.

— Ты не хочешь есть? — ласково спросил Пьер. Девочка отрицательно помотала головой.

— Ничего не ест. А если что-то и проглотит, то ее тут же выворачивает, — подтвердила мать.

«Отсутствие аппетита и тошнота: два классических признака чумы», — отметил про себя Пьер. Но промолчал. Он осторожно поднял простыню, укрывавшую больную, и ее рубашку, чтобы взглянуть на живот. Этого-то он и боялся. Вот они, черные пятна вокруг пупка. Пьер подавил вздох. Затем сунул руку в разрез рубашки, чтобы пощупать подмышку больной. Под его пальцами был бугорок размером с чечевицу. «Зарождающийся бубон», — отметил он про себя, с трудом сглотнув слюну и не смея встретиться взглядом с тусклыми глазами ребенка. Он поправил рубашку, простыню и только тогда заговорил:

— Не стану лгать. Если это не чума, то очень на нее похоже.

Женщина, у которой глаза и без того были полны отчаяния, беззвучно заплакала. Пьер постарался найти слова, чтобы успокоить ее.

— Диагноз не окончательный. Нужно подождать, посмотреть, как будет развиваться болезнь, как поведут себя бубоны. Если они лопнут сами по себе, остается надежда. Если нет, я их вскрою. Завтра вернусь.

Чтобы придать обещанию больше веса, он взял женщину за локоть и крепко пожал его.

— Были ли другие случаи болезни в вашем доме?

— Да нет, мы живем одни. Муж погиб при Лепанто пять лет назад, сыновья перебрались в Джиудекку на другом конце города. Но дочка хаживала в дом маэстро Вечеллио, там один подмастерье за ней приударял. В том доме заболели многие.

— Маэстро Вечеллио?

По тону, каким женщина произнесла имя, Пьер понял, что речь шла о важной персоне.

— Художник, Тициан, — пояснила она.

Пьер был потрясен. Тициан! Портретист сильных мира сего! Воплотивший на полотне образы Франциска I, папы Павла III и императора Карла V! И он болен чумой?

— Болен, да еще как! — подтвердила женщина, нагнувшись за тарелкой. — Его сына Горацио отправили в лазарет, а сам маэстро остался, лежит в одиночестве. Может, вы бы его навестили? Он живет в нескольких улицах отсюда.

— Может быть. Завтра, после того, как еще раз загляну к вам. Вы покажете мне путь, — пообещал Пьер, поднимая сумку с инструментами, которые не пригодились.

Женщина кивнула, смахнула слезу со щеки, поблагодарила его и довела до двери.

Выйдя на улицу, Пьер сделал несколько шагов, прежде чем отважился на глубокий вздох. Но запах болезни был повсюду. Тошнотворным зловонием тянуло от каналов. Вскоре он вышел на площадь Меравеге, которую по пути к больной миновал слишком быстро. Теперь можно было оглядеться: над площадью возвышалась гигантская постройка красного кирпича — церковь Святых Иоанна и Павла — Зан-Заниполо, как называл ее на венецианский манер дядя Чезаре. Однако у Пьера не хватило духу полюбоваться готической архитектурой, а уж тем более войти в храм — настоящий пантеон, где покоились несколько венецианских дожей. Он лишь присел в тени конной статуи, воздвигнутой посреди площади. Стоило ему прислониться к пьедесталу, как вдали замаячил силуэт дяди, которого трудно было с кем-то спутать. Чезаре окликнул Пьера.

— Виргилий сказал мне, где ты. Я шел справиться… Видать, ничего хорошего?

Пьер кивнул:

— Не знаю почему, но эта бедняжка всю душу мне перевернула. У нее такой светлый, непорочный взгляд. Я чувствую себя опустошенным.

— Коллеони придаст тебе мужества. — Эти слова Песо-Мануций сопроводил энергичным хлопком по плечу Пьера. Тот вопросительно взглянул на него. — Коллеони, кондотьер, весельчак на коне над твоей головой! — И прибавил с игривым огоньком в глазах: — Говорят, его фамилия происходит от слова coglioni — яйца, которых у него было не два, а три! — и загоготал.

На следующий день, 27 августа, Пьер проснулся с мыслью о больной девочке. Он поделился с Виргилием своим намерением вернуться к ней, а также навестить Тициана. Виргилий решил составить ему компанию. После завтрака — целой миски теплого молока и горы оладий, — разделенного с дядей и котом, они вместе вышли на улицу. Увидев, как кот расправляется с пищей, Пьер больше не поражался его размерам.

Друзья без труда нашли дорогу к больной. Как и накануне, когда они высадились в Каннареджо, улицы были пустынны и тихи. Казалось, горожане позапирались, чтобы избежать опасности заражения. Дож Мосениго и его ученые советники могли сколько угодно утверждать «поп хе peste», у венецианцев при виде бубонов и трупов уже не оставалось иллюзий. Единственное живое существо, которое встретилось друзьям по пути, была выскочившая на них крыса. Взъерошенная, грязная, она, покачиваясь, перебежала дорогу. На мордочке у нее красовалось пятно крови. Внезапно ее всю затрясло, она отвратительно завизжала и скатилась в канал. Виргилий увидел, как она бьет кольчатым хвостом и розовыми лапками по воде, затем ее не стало. Предома перекосило от отвращения — не то чтобы он так уж не терпел крыс, он ведь был вовсе не неженка, — но сцена агонии показалась ему чрезвычайно отталкивающей.

— Обожду тебя на улице. Если нужна помощь, зови, я буду здесь, в конце тупика.

Пьер кивнул и вошел в дом. Виргилий приблизился к каналу и стал разглядывать зеленоватую воду. Под водой плавало нечто трудноопределимое и мерзкое. Никому не пришло бы в голову вылавливать что-либо в водах канала. «Дохлые крысы, отбросы, тряпье, в которое заворачивали покойников», — подумалось ему.

В эту минуту страшный вопль, нечеловеческий по боли и отчаянию, разорвал тишину. Виргилий подскочил и стал озираться. Может, это кричит пациентка Пьера? На секунду прервавшись, вопль возобновился с новой силой, и тут Виргилий понял, что он исходит из дома по другую сторону канала. Он поднял голову и увидел у одного из окон растрепанную женщину в разодранной рубашке. Не замолкая ни на минуту, она устремилась к балюстраде и собралась броситься вниз, но кто-то помешал ее намерению.

Завязалась борьба, после чего женщина исчезла в глубине комнаты. А ее вопли так и повисли над водами канала. Потрясенный этой сценой Виргилий с трудом приходил в себя. Когда его коснулась чья-то рука, он вздрогнул, краска отлила у него от лица, он обернулся. Это был Пьер.