Елена Прудникова - Иосиф Джугашвили

• Название: Иосиф Джугашвили
• Автор: Елена Прудникова
• Издательство: Эксмо, Яуза
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-10772-X

Книга известного петербургского журналиста Елены Прудниковой — это попытка написать биографию Сталина-человека, дать психологический портрет вождя народов. Оригинальность подхода в том, что автор полностью отходит от общепринятой трактовки Сталина как человека холодного, расчетливого, дальновидного и жестокого, рассматривая его с совершенно противоположной точки зрения. Герой книги — поэт, вложивший свой колоссальный творческий потенциал в дело государственного управления, государственный деятель, для которого его страна была превыше всего, и человек, в чьей личности не было патологий.

---

— Сейчас будет машина…»

Хрущев же пишет: «Сталин даже в туалет боялся зайти без охраны». Так у него всегда — вот почему нельзя доверять ни одному слову этих, с позволения сказать, мемуаров.

Точно так же безосновательна та сказка, что он в конце жизни отошел от дел. Почитать Хрущева, так он только старые фильмы смотрел да пьянствовал в кругу старых товарищей, а кто страной управлял — как-то и непонятно.

«Сталин работал круглосуточно, — вспоминал заместитель коменданта „ближней“ дачи Орлов. — Только глухая полночь его настигала, и он ложился, где придется. Кровати у него не было, спал на диванах. Еще стояли два плетеных топчана. Один на террасе, второй под лестницей на второй этаж.

Как-то в шесть часов я пошел по комнатам искать хозяина дачи. Прошел туда, сюда, его нет. Зашел на террасу, а он отдыхает на плетеном топчане в шинели, ботинках, фуражке. Поскольку заходило солнце и лучи падали на его лицо, он прикрыл его маршальской фуражкой. Бывали случаи, когда мы его заставали отдыхающим на топчане под лестницей. Обедал в разное время — в 5, 8, 10,11 часов и т. д. Щи русские, гречневая каша с кусочком мяса, компот из сухофруктов. Иногда заказывал яичницу-глазунью… Пил Сталин вина мало, только перед обедом. Одну бутылку цинандали пил целую неделю. Для гостей были на столе всякие вина и закуски…»

Жил он, как и привык всю жизнь, в одной комнате, где и спал, и ел, и работал. Что же касается личных вещей, то даже для похорон не нашлось приличного костюма. Но цены на продукты в стране снижали…

Последний бой Кобы

Итак, если смотреть на воспоминания людей, находившихся вне хрущевской команды, то видно, что Сталин нисколько не изменился. Постарел, устал, был болен — да, но не сошел с ума, не заболел манией преследования. Человек, который болен, не доверяет никому. А так что же получается—в быту, с охраной он прежний, а с соратниками — другой? Получается, так. И тут есть два объяснения: либо соратники врут, все без исключения, либо он действительно стал с ними другим. Но ведь и для первого, и для второго должна быть какая-то причина…

И тут мы натыкаемся на одну странность. Создается такое ощущение, что, говоря о последних годах жизни Сталина, те, кто был тогда на самом верху, что-то тщательно скрывают. Или за завесой самой беспардонной лжи, как Хрущев, или оговорками и умолчаниями, как Молотов и Каганович. В чем же дело? Что они могут скрывать? И что замышлял Сталин?

Некоторые смутные оговорки, правда, проскальзывают. Так, например, в конце 40-х годов он, по воспоминаниям Микояна, предложил каждому подготовить из числа своих помощников четыре-пять человек себе на замену. Одного микояновского зама даже назначил заместителем председателя Совнаркома — правда, тот не справился и пришлось его от этой работы освободить. А еще он говорил, что после семидесяти надо уходить от активного руководства. А еще на XIX съезде вместо Политбюро избрали Президиум ЦК числом в 25 человек, основательно разбавив прежнее Политбюро новыми кадрами, более молодыми и, в основном, — это важно! — не партработниками, а выходцами из промышленности. Причем сразу после его смерти прежние соратники тут же уменьшили руководящий орган государства до прежней численности и прежнего состава. Первым делом уменьшили, буквально в первые дни. И этот их поспешный поступок дает нам очень интересную информацию к размышлению.

Похоже, глава СССР действительно не питал иллюзий по поводу того, какое государство получилось в результате всех революций и преобразований. Российская империя воспроизвела сама себя — абсолютная монархия и всевластное чиновничество. С одной только разницей — русских царей к управлению государством готовили с детства, и государь всегда был обеспечен достаточно приличными наследниками, да и о советниках заботился, и министры воспитывались и отбирались из поколения в поколение, так что была хотя бы порода. Но кто придет на смену Сталину после его смерти? Безынициативный Маленков, которого он сам называл писарем? Молотов, идеальный второй и никудышный первый? А может быть, и вообще Хрущев… но об этом лучше не думать, не надо о страшном… Да, кадры решают все, а кадров-то, как всегда, и не хватает!

Но кто бы ни пришел после него к власти, совершенно ясно одно — чей это будет ставленник. Это будет человек КПСС, ставленник партаппарата, плоть от плоти партийной номенклатуры. А партноменклатура к тому времени вполне оформилась, и глава государства, который, что бы про него ни говорили, вовсе не выжил из ума, не мог не видеть, что это за класс. Впрочем, не класс — он еще в 1941 году нашел для него иное название.

Сталин всегда был очень скромен и никогда не видел различия между собой и любым другим человеком. То есть, если говорить об ответственности и работе, различия-то были. Но в том, что касается быта, каких-то особых прав и привилегий, то всегда сводил их до самого необходимого минимума, без которого ну никак нельзя обойтись главе государства. По сути, он каким был, таким и остался — предельно скромным человеком, старающимся как можно меньше затруднить других людей собственной персоной. Но о других представителях советских верхов этого сказать нельзя, то были люди совсем иного разлива. Их претензии на исключительное положение в государстве вызывали у Сталина ярость, которую он не всегда мог скрыть.

В этом смысле очень показателен эпизод, рассказанный Светланой. В конце октября 1941 года она ненадолго приехала из Куйбышева в Москву повидаться с отцом и между делом рассказала ему, что в Куйбышеве организовали специальную школу для эвакуированных детей. «Отец вдруг поднял на меня быстрые глаза, как он делал всегда, когда что-либо его задевало; „Как? Специальную школу?“ — я видела, что он приходит постепенно в ярость. „Ах вы! — он искал слова поприличнее. — Ах вы, каста проклятая! Ишь, правительство, москвичи приехали, школу им отдельную подавай! Это все Власик старается!“ Впрочем, никаких оргвыводов сделано не было — не иначе как семинарское образование помогло смириться с тем, что природу человеческую не изменишь, хоть ты сделай сто революций подряд. А Власик явно предпочитал терпеть нестрашные выволочки Сталина, чем наживать себе врагов в лице многочисленных обитателей кремлевских джунглей, а особенно их жен…

Впоследствии дети этих «кремлевских детей», получив образование и доступ к средствам массовой информации, стали лепить из Сталина образ полноправного члена «касты», высокомерного и властолюбивого. Но это они по себе судили, по собственным отцам и дедам. Точно так же, когда читаешь рассуждения Хрущева, Микояна и иже с ними о том, что Хозяин кого-то к себе «приблизил», а кого-то «отдалил» и как они по еле заметным признакам угадывали настроения «самого», то все время кажется, что речь идет о ком-то другом. Да конечно же, о другом. Это все написано не о Сталине, а о Хрущеве. Это Хрущев «приближал» и «отдалял», это он мог на следующий день после посещения театра позвонить Жукову и спросить, почему Георгий Константинович не встал, когда Сам вошел в ложу. Ну вот весь зал встал, а Жуков не захотел и не встал, и глава государства на следующий день звонил ему и по этому вопросу разбирался. (По правде сказать, тут оба хороши, и Жуков, и Хрущев — ну да речь не об этом…)

О том, что на самом деле произошло в последние годы жизни Сталина, можно Только догадываться. Но догадываться — можно…

Из этих обмолвок, которые прорываются у соратников, можно понять, что Сталин готовил какие-то преобразования в государстве. И можно даже догадаться, какие. Сначала он, должно быть, опасаясь геронтократии[8], попытался убрать от власти и перевести на положение пенсионеров прежних соратников. Не получилось. Впрочем, если бы и получилось — толку от этого было бы немного. Тут как с коллективизацией: сначала думали, что всему виной кулаки, а оказалось, что проблема-то куда глубже. Так и с партией: проблема оказалась куда глубже — надо было убирать от власти весь партийный аппарат. Верховенство партии в государстве было оправданно, пока не имелось своих надежных кадров, не было должного порядка и над всем требовались контроль, организация и надзор. Но за тридцать лет советской власти были созданы структуры управления, появились собственные кадры, и партии давно уже пора было занять положенное ей место в государстве. Как определял сам Сталин в конце 40-х годов, открытым текстом, — кадры и идеология, вот ее место. А вот эту его позицию соратники тщательно скрывали, но иногда все же проговаривались —правда, как шило в мешке, нет-нет да и вылезет, и кольнет…

Уже с начала войны Сталин потихоньку стал устранять партию от власти. Став Верховным Главнокомандующим и председателем Совнаркома, он все меньше привлекал собственно партийные структуры к управлению страной. Практически перестало собираться Политбюро — теперь он общался с первыми лицами в государстве на заседаниях соответствующих структур. Пусть это были те же люди и вроде бы ничего не изменилось, но звоночек прозвенел, и кто надо его услышал и понял. Не проводились и партийные съезды — не до того было. Можно списать это на войну, подготовку к ней и восстановление страны, но ведь в Гражданскую-то съезды собирались постоянно. Опять же — мелочь, но показывает отношение.