Еремей Парнов - Мальтийский жезл

• Название: Мальтийский жезл
• Автор: Еремей Парнов
• Издательство: Детская литература
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 1987

Приключенческий роман «Мальтийский жезл» — третья книга трилогии.

Первые две: «Ларец Марии Медичи» и «Третий глаз Шивы». В романе рассказывается о проблемах современной науки и ее нравственных аспектах, о нелегкой работе криминалистов, и об удивительных тайнах, уходящих в глубь веков.

---

— В самом деле? — почему-то обрадовался Мельхиор. Увлеченный своими учеными занятиями, он беззастенчиво пропускал службы, выходя только к терции. Теперь он припоминал, что тогда на празднике матери божьей Марии пел хор «христовых невест». — В черно-белом облачении вы выглядели совершенно иначе.

— Хуже или лучше? — в лукавом смущении потупилась аббатиса и, сломав ветку цветущей акации, бросила ее через пики ограды.

Мельхиор замешкался с ответом и, припав на колено, словно принимая присягу, поднял цветущий символ вечной жизни и чистоты. Знак табернакля. Знак таинственной скинии с дарами чудес.

С той встречи для них началась любовь — невозможная, непозволительная, преступная. Для дочери герцога и тирана это было лишь средством избавиться от смертельной скуки, очередной забавой, которую легко оборвать и забыть. А безземельный рыцарь, сбежавший от нищеты на чужбину, и впрямь вплотную приблизился к смерти, став бессловесной игрушкой своей легкомысленной донны. Алхимические бредни пришлось оставить. Забросив расшифровку «Дороги дорог» ради владычицы мечтаний и дум, Мельхиор рисковал лишиться благоволения кардинала. Его выручила только свара в римской курии. Высокопреосвященному князю церкви было теперь не до спагерического искусства. Впервые после семидесятишестилетнего перерыва в Ватикане собирался чрезвычайный конклав. Среди кардиналов, собравшихся на выборы наместника святого Петра, итальянцы составляли жалкое меньшинство. Основной тон задавали французы, жаждавшие поскорее вернуться в Авиньон, дабы вновь предаться привычным излишествам и лени. Однако полного единства в их стане никогда не было. Северяне, стремясь протащить на престол своего человека, интриговали южан, а южане готовы были сговориться с кем угодно, чтобы только не пропустить бретонского или нормандского варвара.

Обстановку накаляли крики римского плебса, осадившего дворец, где, согласно обычаю, были замурованы выборщики папы. Вновь обрести свободу они могли, только огласив имя нового главы христианства. Да и то сомнительно, потому что собравшаяся под окнами двадцатитысячная толпа не на шутку грозила расправой.

— Римлянина, римлянина, римлянина! — скандировали разгоряченные патриоты. — Папа должен быть римлянином! Если этого не будет, мы перебьем всех!

Чтобы как-то успокоить орущую чернь и выиграть время, папские регалии силком надели на брыкавшегося что было мочи кардинала Теомбалдески и вытолкнули его на балкон.

— Папа не я! — бился он в исступлении, страшась неминуемой расплаты. — Они вас обманули! Я не хотел!..

Но его визги потонули в густом торжествующем гомоне, жутком, ни на что не похожем реве охваченной истерией толпы.

Кардиналам не осталось ничего другого, как увенчать тиарой первого попавшегося итальянца. Разумеется, в порядке временной меры, чтобы поскорее вырваться из этого проклятого города. В Авиньоне они надеялись все переиграть.

По обыкновению всяких ничтожеств, отвоевавших себе место под солнцем, заботившихся только о собственной выгоде, выборщики одну за другой отвергли все маломальски достойные кандидатуры и остановились на самой ничтожной — на «серой лошадке», от которой ожидали полного послушания. Сошлись на том, что папой всего на несколько дней станет Бартоломео Приньяно, архиепископ Бари, не имеющий даже кардинальской шапки.

— Когда все уляжется, ты отречешься от престола, — инструктировал его ведавший делами двора кардиналкамерланго. — А в награду мы сделаем тебя полноправным кардиналом.

Бартоломео с готовностью согласился и был коронован трехвенечной тиарой под именем Урбана Шестого [125]. Уже на другой день после торжественной церемонии участники конклава поняли, что жестоко просчитались. Ни о каком отречении новый понтифик даже не помышлял, а в ответ на напоминание сотворил непристойный жест.

— Идиот! — во всеуслышанье обозвал он кардинала Орсини, знатнейшего из знатных. — Да и все вы в сущности дураки, — бросил, махнув рукой на остальных членов коллегии. — Нужна мне ваша красная шапка, как же! Да у меня их теперь полные сундуки.

Первейшим его шагом на новом поприще стала раздача кардинальского сана наиболее преданным архиепископам. Обеспечив себе большинство столь простым — кстати сказать, подсказанным ему — маневром, он заявил, что останется здесь, в Италии, где за него стоит горой вся римская чернь.

Выказав себя человеком твердым и властным, к тому же искусным законником, новый папа заявил, что запретит симонию, приносившую кардиналам сказочные барыши.

Война, таким образом, была объявлена не на живот, а на смерть. «Серая лошадка» обернулась свирепым алчущим волком.

Собравшись в Ананьи, обескураженные кардиналы объявили избрание Урбана не имеющим силы, навязанным извне, но тут же, опровергая собственное заявление, постановили направить в Рим делегацию с беспрецедентным посланием.

«Мы согласны, чтобы ты продолжал управлять церковью, — предлагалось в нем узурпатору святейшего престола. — Но мы решили назначить опекуна, дабы он помогал тебе в отправлении должности, которую ты не способен занимать в силу самой природы своего естества, равно как и грубости».

Папа встретил делегатов уже знакомым им простонародным жестом.

Это и послужило формальным поводом к началу военных действий.

В Англии, Наваррском королевстве и пограничной с ним Гаскони стали спешно формироваться отряды наемников, а во всех провинциях и городах Апеннинского полуострова вспыхнула резня.

Предвосхищая грядущее избиение реформатов, одни паписты безжалостно истребляли других. Повторялись жуткие сцены Альбигойских войн, когда озверевшая солдатня уничтожала целые селения, загоняя мечущихся людей в охваченные пожаром дома.

Одна сторона стоила другой.

Кардиналы, объявившие преданного анафеме Урбана самозванцем, избрали новым наместником божьим Роберта Женевского, законченного бандита, вырезавшего в бытность легатом всю Чезену. Теперь он мог повторить опыт во вселенских масштабах.

По наущению Урбана римские погромщики принялись убивать всех иностранцев, которых считали сторонниками кардиналов-бунтарей. Методы борьбы и, соответственно, зверства по отношению к мирному населению были очень схожи. И там, и тут резали, грабили и жгли во имя святейшего отца христианства.

За Урбана горой стояли в большинстве государств Италии и Германии, его поддерживали Англия, Венгрия и Польша. На стороне Роберта, ставшего Климентом Седьмым [126], были Франция, Шотландия, Испания, Савойя и Неаполитанское королевство.

Данное обстоятельство тоже оказало определяющее влияние на звезды Мельхиора фон Блаузее, чья безумная страсть к красавице аббатисе могла быть сравнима разве что с ничтожной пылинкой, которую подхватил смерч.

Но Мельхиор не примкнул ни к одной из партий.

В булле Урбана от 1378 года содержится следующее признание: «Жестокий и губительный недуг переживает церковь, потому что ее собственные сыны разрывают ей грудь змеиными зубами».

Правильнее было бы сказать, что змеиные зубы вгрызались в тела и души людей, отравляя смертельным ядом. Добившись временного перевеса, каждая из противоборствующих сторон принималась рьяно искоренять крамолу. Казням не было конца. Вся Папская область, включая графство Анкону и Рим, превратилась в заваленное трупами поле брани. Наемники обоих понтификов, обливающих друг друга помоями, громили аббатства и приходы «противника», не оставляя после себя камня на камне.

В эту разорительную внутрицерковную битву были вовлечены не только закованные в сталь рейтары, но — без преувеличения — вся клерикальная Европа, включая подвижников веры, еще при жизни причисленных к лику святых.

Интересы Урбана, например, самоотверженно отстаивала весьма энергичная Екатерина Сиенская. Назвав кардиналов, избравших Климента, дьяволами во плоти, она вызвала глубокую смуту в народе.

Не остались без небесного патронажа и пропагандистские службы Авиньонского двора, заручившегося поддержкой блаженного Петра Люксембургского, святого Викентия и столь же святой Колетты. Каждый из них трубил на свой лад, возглашая крестовый поход против папы-антихриста.

У простого народа созревала крамольная мысль, что у антихриста две ипостаси.

Во всяком случае, оба папских двора достигли крайнего предела разложения. Свидетельства всеобщего распада были настолько очевидны, что не составляли тайны ни для вождей, ни для их кровавых сатрапов. Все наиболее гнусные и жуткие формы террора, все самое недостойное и отвратительное, что только таится в смрадных пучинах взбаламученного моря житейского, было поднято на поверхность и пущено в дело. В Риме и в Авиньоне отъявленные подонки поднимались на верхние этажи власти и тут же принимались творить всевозможные гнусности.