Борис Павленок - Кино. Легенды и быль

• Название: Кино. Легенды и быль
• Автор: Борис Павленок
• Издательство: Галерия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2004
• ISBN: 5-8137-0124-9

В этой книге Борис Павленок рассказывает о своей работе на различных руководящих постах в системе кинематографа СССР в 60–80-е годы. Перед читателями раскрывается непростой мир производства кино, его скрытые, «нетворческие» стороны.

---

Машеров ненадолго пережил его. Я еще работал, и мы с женой поехали на лечение в Карловы Вары. Очень обрадовались, встретив там друзей юности – первого секретаря Витебского обкома партии Сергея Шабашова и его жену Нину, а также супругу Машерова, очаровательную и скромную женщину Полину Андреевну, которую тоже знали с юных лет. Петр Миронович приехать не смог – шла уборочная кампания, а он любил сам приглядеть за всем. Осенняя пора в Карловых Варах неповторима золотом увядших кленов, тишиной прозрачного леса, безлюдьем серпантинных троп, и мы часами бродили по невысоким горам. В тот день все впятером после прогулки подходили к корпусу и увидели у входа сотрудника охраны Машерова и медицинскую сестру. Полина Андреевна рванулась вперед и вскрикнула:

– Что-то с Петром случилось!

Я на всякий случай придержал ее за локоть. Охранник громко возвестил (Полина в молодости утратила слух):

– Полина Андреевна, мы привезли вам скорбную весть – Петр Миронович погиб.

Она разом сникла и, прижав голову к моему плечу, проговорила, не обращаясь ни к кому:

– Всю партизанку я не отходила от него ни на шаг, берегла, как могла... А тут... Первый раз я поехала без него на отдых, бросила одного. И вот... – Она пыталась удержать слезы, но они хлынули разом, женщины повели ее в помещение.

Подробности рассказал мне капитан из «девятки» и Сергей Шабашов, ездивший на похороны. Воскресным утром Машеров поехал по колхозам проверить, как идет уборка картофеля. Бронированная «чайка» была в ремонте, и он отправился на обычной. Машины сопровождения белого цвета – он не любил «канареек» автоинспекции – шли с большой разбежкой. Неподалеку от Орши первая машина отогнала к обочине «ЗИС» с прицепом и пассажирский автобус, затем помчалась дальше. Шофер грузовика, решив, что дорогу требовала белая машина, стал выворачивать к середине шоссе, и «чайка» Машерова врубилась почти в бензобак грузовика. Скорость была под 140 километров, а водителю за 60 лет, и он не успел среагировать на помеху. Погибли трое – Машеров, водитель и сотрудник охраны. Суд не нашел злого умысла или неправомерных действий со стороны водителя грузовика. Полина Андреевна просила не судить строго колхозника, отца троих детей. Потом, в разгуле перестроечных страстей пошли слухи, что смерть Машерова – дело рук спецслужб. Думаю, что это была просто дань моде времени, когда чекистов винили во всех грехах. Машеров никому не переходил дорогу и никому не мешал. Белоруссия его любила, как никого ни до, ни после. На похороны шли толпами, пешком за сотни километров. Присутствие ЦК КПСС было на уровне вторых лиц.

Горбачева, ясное дело, горе белорусского народа не касалось. Он раскручивал перестройку, или, вернее, себя на волне перестройки. Его влекли заоблачные выси, вселенский масштаб и стремление въехать в историю человечества на белом коне. С пылом и страстью неумного старшеклассника он возгласил: «Давайте дружить!» Это «ноу-хау» преподносилось миру, как великое откровение, образец нового политического мышления. «Новое мышление» должно было положить предел войнам и распрям, а также всяческим классовым, расовым и национальным противоречиям. Кочуя из страны в страну, новоявленный «мессия» раздавал улыбки и авансы. Рядом с ним неизменно маячил исполненный державной озабоченности постный лик «первой леди», Раисы Максимовны. Перед объективами телекамер она норовила стать так, чтобы быть всегда чуть-чуть впереди «Миши», а вскорости выявилось, что Политбюро обрело в ее лице самого главного консультанта и советчика. Россия, особенно ее женская часть, дружно возненавидела «первую леди». Бабий глаз сразу разобрал, кто в государственной спарке является ведущим, а кто ведомым. Мир посмеивался наивности и бесплодности призыва к «новому мышлению», но охотно аплодировал советскому лидеру, ибо, разглагольствуя об общечеловеческих ценностях, он с завидным постоянством предавал интересы России, транжирил ее богатства. И не бескорыстно. В конвертах и чеках потекли сотни тысяч долларов – гонорары за прочитанные лекции, авансы за будущие книги. Самой крупной «взяткой» стала Нобелевская премия мира, что-то около миллиона долларов. Поощряя развязанную в прессе травлю прежнего руководства за «привилегии», чета Горбачевых заказала построить роскошную дачу в Крыму, сметная стоимость которой определялась примерно в 40 миллионов рублей (доллар в то время оценивался в 60 копеек).

Засветился на политическом небосклоне опальный политик Ельцин. Помню его покаянную речь на XXIII (кажется?) съезде партии, где, клянясь в верности ленинской линии, он выдал целую программу популистских заявлений. Особенно жесткой критике подверг «привилегии» руководства. «Никаких привилегий! – гремел его жесткий голос с трибуны под аплодисменты зала, и через короткий вздох. – Кроме тех, кому они положены...» Я еще подумал: и нашим, и вашим, Далеко пойдет, сукин сын. И он пошел, встал в ряды застрельщиков борьбы против партии. Время от времени из-за кулис появлялась кувыркающаяся фигура Александра Яковлева, бывшего в прошлом главным подручным генерального идеолога партии Михаила Суслова. Именно он стал во главе мозгового центра антипартийных и антикоммунистических сил.

Я впервые столкнулся с открытой и хорошо управляемой оппозицией партийному руководству искусством на V Съезде Союза кинематографистов (1986 г.). Порохом запахло еще в период подготовки к нему. На собраниях секций открыто заговорили о том, что нынешнее руководство союза во главе с уважаемым и достойным человеком, режиссером Львом Александровичем Кулиджановым, пора пустить под откос. На предсъездовском пленуме союза, посвященном выбору делегатов, сидел я в Белом зале Дома кино. Крик стоял, как на одесском Привозе – дебатировался вопрос: избирать или нет делегатами съезда действующих секретарей союза. Утирая пот, мотался перед президиумом и вдоль зала Эльдар Рязанов, прекрасный комедиограф – тем бы ему и заниматься, сколачивая блок единомышленников-«айсбергов». Вероятно, ему и самому хотелось порулить, а жаль, потому что, обуреваемый политическими заботами, он так и не смог больше выйти на уровень «Иронии судьбы». И крупным руководителем не стал, зато, не таясь, начал прислуживать новой власти.

V Съезд стал первым открытым оппозиционным выступлением творческой интеллигенции против партии и советской власти. Я был на этом съезде и со стыдом смотрел, как «захлопали» доклад Кулиджанова, не дали закончить выступление Ермашу, согнали с трибуны вовсе не робкого Никиту Михалкова, пытавшегося воззвать к благоразумию, как поносили великих режиссеров... В президиум время от времени заглядывал секретарь ЦК Александр Яковлев, явно руководивший и направляющий съезд. Иногда он подзывал Шауро, и тот семенящей походкой трусил из зала к президиуму. Мне стыдно было за этого умного и тонкого человека, который вынужден был прислуживать ничтожествам. В перерыве возле входа в президиум мелькнул знакомый седой чубчик Лигачева... А после выступления делегата от Грузии Эльдара Шенгелая я ушел со съезда. Под аплодисменты зала он возвестил: «Долой насилие партии над искусством! Наконец-то, освободившись от опеки верхов, мы сделаем студию „Грузия-фильм“ рентабельной, а наши фильмы окупаемыми в прокате». Я понял, что это безответственное сборище, если возьмет власть в свои руки, приведет советский кинематограф к краху. Однажды кто-то из мосфильмовских крикунов, претендующих на руководящую роль, решил подкрепиться мнением американского авторитета – крупного продюсера и с надеждой спросил: как он смотрит, чтобы управление на студиях отдать творческим работникам? Он ответил коротко:

– Это все равно, что управление сумасшедшим домом отдать в руки сумасшедшего.

Уж кто-кто, а я-то знал, что грузинская студия и года не продержится на плаву без мощных вливаний из центра. Ее фильмы, за редким исключением, смотрели лишь в республике да узкий круг особых ценителей киноискусства за ее пределами. Хотя среди работ грузинских мастеров были истинные шедевры, и я любил многие из них. Ни о какой рентабельности «Грузия-фильма» и речи быть не могло. Да и остальные республиканские студии существовали только за счет перераспределения доходов от проката картин центральных студий. Порой и этого не хватало, тогда мы укрепляли киноафишу дешевыми иноземными «завлекаловками» вроде «Есении» или «Королевы Марго». Это называлось «перейти на содержание Брижит Бардо». Прокат фильмов – дело тонкое и искусное. Забегая вперед, замечу: первой крупной акцией, которую совершило новое руководство Госкино, действуя под диктовку руководства Союза кинематографистов, была ликвидация прекрасно отлаженной системы проката фильмов. Это предопределило развал всей системы советской кинематографии.

После съезда я зашел к Ермашу.

– Филипп, что происходит? Весь съезд – откровенная вражеская акция.