Стенли Уаймэн - Под кардинальской мантией

• Название: Под кардинальской мантией
• Автор: Стенли Уаймэн
• Жанр: Исторические приключения

---

— Молчи, приятель! Молчи и дай мне подумать, — сказал я с волнением.

И между тем как он суетился, готовя для мне ужин, огонь озарял бедную комнатку, а ребенок занимался своими игрушками, я погрузился в размышление об этой важной новости, о том, каково мое положение и что мне теперь предпринять. В первую минуту у меня появилась мысль, что мне нужно только спокойно ждать развязки событий. Еще несколько часов — и человек, который закабалил меня, будет совершенно бессилен, и я получу свободу. Еще несколько часов — и я могу даже открыто смеяться над ним. Судя по всему, кости выпали для меня благоприятно.

Но одно слово, сорвавшееся с уст Фризона, пока он ковылял вокруг меня, наливая похлебку и нарезая хлеб, придало моим мыслям совершенно иное направление.

— Да, ваше превосходительство, — сказал он в подтверждение чего-то, высказанного им перед этим, — мне рассказывали, что в последний раз, когда он был в приемной, из толпы, которая постоянно обивала у него пороги, никто не захотел говорить с ним. Они шарахнулись от него, как крысы, так что он остался совершенно один. Я видел его после того, — продолжал Фризон, поднимая вверх глаза и руки и глубоко вздыхая, — да, я видел его, и знаете, король казался бы жалким оборвышем в сравнении с ним. А его лицо!.. Ну, я не желал бы встретиться с ним теперь.

— Пустое, — ответил я. — Кто-нибудь обманул тебя. Люди не настолько глупы.

— Вы думаете? — мягко спросил он. — Знаете, кошки не любят оставаться на холодном очаге.

Я снова повторил, что он глуп, но мне было не по себе, несмотря на все мои возражения. Я держался того мнения, что если когда-нибудь существовал на свете великий человек, то это Ришелье, а тут мне говорили, что все покинули его. Правда, я не имел оснований любить его, но я взял у него деньги, принял от него поручение и обманул его доверие. Если он лишился власти, прежде чем я успел — при всем моем желании — оправдаться перед ним, тем лучше для меня. Это был мой выигрыш, — в зависимости от удачи войны, от счастливого падения костей. Но если я теперь притаюсь, чтобы ждать у моря погоды, и, находясь в Париже при самом начале заката его звезды, буду медлить, пока он совершенно не падет, — где же будет моя честь? К чему тогда те высокопарные речи, которые я говорил мадемуазель в Ажане? Я буду напоминать того рекрута в старинном романе, который пролежал все время битвы в канаве, а затем вышел и хвастался своею храбростью.

Но… дух был бодр, а плоть немощна. День, сутки, два дня могли составить разницу между жизнью и смертью, между любовью и смертью, — и я колебался. Но наконец я решил, что делать. В двенадцать часов следующего дня, — в тот час, когда я явился бы к кардиналу, если бы не узнал об этой новости, — я пойду к нему. Но не раньше: этот маленький шанс я должен оставить для себя. Но и не позже: это мой долг.

Порешив с этим вопросом, я отправился спать, но мне не суждено было отдохнуть.

При первом проблеске зари я проснулся, и единственное, что мог сделать, это пролежать с открытыми глазами, пока не поднялся с кровати Фризон. Тогда я послал его на улицу узнать, нет ли каких новостей, и лежал, ожидая и прислушиваясь, пока он ходил туда. Несколько минут, которые длилось его отсутствие, показались мне целой вечностью; когда он возвратился, секунды, которые протекли, пока он раскрыл рот, показались мне целым столетием.

— Ну, он еще не скрылся? — спросил я наконец, будучи не в состоянии преодолеть своего нетерпения.

Он, конечно, не скрылся. В девять часов я снова выслал Фризона на улицу; в десять и одиннадцать — опять, и все с тем же результатом. В одиннадцать часов я отказался от всякой надежды и тщательно оделся. Странный вид, вероятно, имел я, потому что Фризон загородил мне дорогу и с явным беспокойством спросил, куда я иду.

Я тихонько отстранил его.

— Играть, дружище, — ответил я. — Я намерен поставить большой куш.

Стояло чудное утро, солнечное, свежее, приятное, но мне было не до того. Все мои мысли устремлялись туда, куда я шел, и я совершенно не заметил, как очутился на пороге дворца Ришелье. Как и в тот памятный вечер, когда я под моросившим дождем переходил улицу, глядя с зловещим предчувствием на дворец, у больших ворот стояли несколько стражей в кардинальской ливрее. Подойдя ближе, я увидел, что противоположная сторона улицы, у Лувра, полна народа, и каждый молча топчется на одном месте, украдкою поглядывая на дворец Ришелье. Всеобщее молчание и жадные взоры имели в себе что-то угрожающее. Когда я вошел в ворота и оглянулся назад, я увидел, что меня пожирали глазами.

Впрочем, им больше и не на что было смотреть. Во дворе, где, бывало, во время пребывания королевской семьи в Париже, я видел двадцать карет и целую толпу слуг, царила пустота и тишина. Дежурный офицер с изумлением посмотрел на меня, когда я прошел мимо него. Лакеи, слонявшиеся в галерее, ухмыльнулись при виде меня. Но то, что случилось, когда я поднялся по лестнице и подошел к дверям приемной, превзошло все остальное. Привратник хотел отворить дверь, но дворецкий, болтавший о чем-то с товарищами, поспешил вперед и остановил меня.

— Что вам угодно, сударь? — спросил он, между тем как я дивился, отчего это он и все остальные смотрят на меня так странно.

— Я — де Беро, — резко ответил я, — и мне разрешен доступ.

Он поклонился довольно вежливо.

— Так точно, господин де Беро, я имею честь знать вас в лицо. Но… извините меня. У вас есть дело к его эминенции?

— Да, есть, — опять резко ответил я, — дело, которым многие из нас живут. Я на службе у него!

— Но вы являетесь по… приказанию, сударь?

— Нет. Но ведь это обычный час приема. Во всяком случае, я по важному делу.

Дворецкий еще некоторое время нерешительно глядел на меня, затем отступил в сторону и подал привратнику знак отворить дверь. Я вошел, обнажив голову, и принял на себя суровый и решительный вид, готовый встретить взоры всех. Но через мгновение тайна объяснилась: комната была пуста!

Глава XV. ДЕНЬ СВЯТОГО МАРТИНА

Да, на утреннем приеме великого кардинала я был единственным посетителем! Я озирался во все стороны в длинной узкой комнате, по которой он, бывало, расхаживал каждое утро, отпустив более важных гостей. Я озирался, повторяю, во все стороны, точно ошалелый. Стулья, стоявшие рядами у стен, были пусты, ниши у окон тоже. Странно глядели в этой безлюдной комнате кардинальские камилавки, вылепленные и нарисованные повсюду, и большие «К», блиставшие на геральдических щитах.

Только на маленькой скамеечке у отдаленной двери неподвижно сидел человек в черном, который читал или делал вид, что читает, маленькую книжку, — один из тех безмолвных, ничего не видящих и ничего не слышащих людей, которые процветают под сенью вельмож.

Изумленный и смущенный, я помнил, как прежде была полна эта комната и как кардинал с трудом находил себе дорогу среди кишевшей толпы. Я еще стоял на пороге, когда человек закрыл книгу, поднялся с места и бесшумно подошел ко мне.

— Господин де Беро?

— Да, — ответил я.

— Его эминенция ждет вас, потрудитесь следовать за мною.

Я последовал его приглашению, еще более прежнего изумленный. Как мог кардинал знать, что я здесь? Но у меня не было времени размышлять об этом вопросе. Мы миновали комнату, где работали несколько секретарей, затем другую и остановились перед третьей дверью. Всюду царило гнетущее безмолвие. Чиновник постучал, открыл дверь, отодвинул в сторону портьеру и, приложив палец к губам, жестом пригласил меня войти. Я вошел и очутился перед ширмой.

— Это господин де Беро? — спросил тонкий, резкий голос.

— Так точно, монсеньор, — ответил я дрожа.

— Идите сюда, мой друг, поговорим.

Я обошел вокруг ширмы и сам не знаю, как это вышло, но впечатление, произведенное на меня толпою любопытных снаружи, пустота, царившая в приемной, тишина и безмолвие, разлитые по всему дворцу, еще более усилилось и придало сидевшему передо мной человеку достоинство, которым он в моих глазах никогда не обладал даже в то время, когда люди толпились у его дверей и самые надменные гордецы таяли от его одной улыбки.

Он сидел в большом кресле у очага, голова его была покрыта маленькою красною шапочкой, а его выхоленные руки неподвижно лежали на коленях. Воротник его мантии, ниспадавший по плечам, был лишен всяких украшений и лишь внизу был оторочен богатым кружевом. На груди у него сиял знак ордена Святого Духа — белый голубь на золотом кресте.

В груде бумаг, лежавших перед ним на большом столе, я заметил шпагу и пистолеты, а за маленьким, покрытым скатертью столиком, позади него, виднелась пара дорожных сапог со шпорами.

При моем появлении кардинал с необычайным спокойствием посмотрел на меня, и я тщетно искал на его кротком и даже ласковом лице следы того возбуждения, которое было написано на нем накануне. Я даже подумал в этот момент, что если этот человек действительно стоит на рубеже между жизнью и смертью, между верховной властью повелителя Франции и вершителя судеб Европы и ничтожеством опального монаха, то он оправдывает свою славу. Как могли с ним бороться слабые натуры? Но мне некогда было думать об этом.