Марджори Ролингс - Сверстники

• Название: Сверстники
• Автор: Марджори Ролингс
• Издательство: «Детская литература».
• Жанр: Природа и животные
• Год: 1976

Повесть известной американской писательницы о детстве мальчика-подростка, живущего с родителями в глуши флоридских лесов в 70-х годах XIX века.

В повести рассказывается о жизни американских фермеров, о настоящей мужской дружбе отца с сыном и о нежной, трогательной любви двух сверстников: мальчика и оленёнка.

Деревья и травы Флориды, злые ливни и засухи, медведи, опоссумы, волки и даже гремучие змеи тоже действующие лица этой волнующей и правдивой повести.

Именно за правдивость и поэзию её высоко оценил в своё время Эрнест Хемингуэй, и повесть эта получила в США премию имени Пулитцера.

Повесть была написана в 1931 году и с тех пор, переведённая на другие языки, стала одной из любимых книг у юных читателей разных стран мира.

---

– У тебя есть ружьё? – спросил он.

Мальчик отрицательно мотнул головой и приковался взглядом к восточному берегу реки. Джоди с тоской вспомнил о Сенокрыле. С первой минуты их встреч Сенокрыл беседовал с ним. Он махнул на мальчика рукой – ничего с него не возьмешь.

Матушка Бэкстер жаждала поскорее покончить с покупками и отправиться в гости. Они проехали короткое расстояние от реки до лавки и выложили на прилавок свой товар, Бойлс не торопился приступать к торговле. Он жаждал новостей из зарослей. То, что рассказывали Форрестеры о положении дел после наводнения, было слишком невероятно. Несколько охотников из Волюзии, побывавших на другом берегу реки, утверждали, что дичь там теперь почти невозможно найти. Медведи беспокоили скот в приречье, чего не случалось вот уже много лет. Он хотел услышать от Пенни подтверждение толкам.

– Всё верно, от слова до слова, – сказал Пенни.

Он опёрся о прилавок, приготовляясь к беседе.

– Знаете, я не могу долго оставаться на ногах, – сказала матушка Бэкстер. – Если вы, мужчины, столкуетесь о цене, я сделаю закупки и пойду к миссис Хутто. А вы тогда можете разговаривать хоть целый день.

Бойлс проворно взвесил оленину. Она была теперь редка, и он легко мог продать её по хорошей цене. Окорок-другой у него обычно забирал проходящий пароход – оленина была в новинку пассажирам-англичанам и жителям северных штатов. Он тщательно осмотрел шкуры и остался доволен их состоянием. У него уже был на них заказ, и он мог заплатить по пять долларов за каждую. Это было больше, чем Бэкстеры ожидали. Матушка Бэкстер с довольным видом обратилась к прилавку с мануфактурой. Она вдруг стала высокомерна и желала покупать только самое лучшее. У Бойлса кончился запас коричневой ткани из шерсти альпака. Но он может заказать со следующим пароходом, сказал он. Она отрицательно качнула головой. Слишком далеко посылать за ней сюда с Острова Бэкстеров.

– Почему бы вам не взять на платье вот этой чёрной альпака?

Она пощупала её пальцами.

– Слов нет, хороша. Сколько вы сказали? А…

Она отвернулась. Она снова замкнулась в своей гордыне.

– Я сказала – коричневой, значит, коричневой, – холодно проговорила она.

Затем она купила пряностей и изюму для рождественского пирога и сказала:

– Джоди, сходи посмотри, не сорвался ли наш Цезарь с привязи.

Опасение такого рода было настолько нелепо, что у него глаза полезли на лоб. Пенни подмигнул ему. Он быстро повернулся, чтобы она не заметила его улыбки. Ясное дело, она готовит ему сюрприз к рождеству. Вот отец, тот придумал бы что-нибудь получше, чтобы отослать его. Он вышел из лавки и посмотрел на мальчика-паромщика. Тот сидел, изучая собственные колени. Джоди стал подбирать кусочки известняка и бросать их в ствол дуба при дороге. Мальчик наблюдал за ним исподтишка, потом, не говоря ни слова, подошёл, остановился у него за спиной и тоже стал бросать в дуб кусочки известняка. Состязание продолжалось в полном молчании. Через некоторое время, решив, что мать, наверное, управилась с покупками, Джоди бегом вернулся в лавку.

– Ты пойдёшь со мной или останешься с отцом? – спросила у него мать.

Он не знал, что ответить. Бабушка Хутто, как только он переступит порог её дома, выставит на стол пирожное или домашнее печенье. С другой стороны, сколько бы он ни слушал разговоров отца с людьми, ему всё было мало. Сомнение разрешил лавочник, протянувший ему лакричный корень. На какое-то время это удержит в согласии его душу и тело.

– Мы с отцом придём после, – надменно произнёс он.

Матушка Бэкстер вышла. Пенни, нахмурившись, глядел ей вслед. Бойлс с довольным видом поглаживал мех на оленьих шкурах.

– Я хотел взять за шкуры наличными, – сказал Пенни. – Но ежели вы продадите мне отрез на платье этой чёрной альпака, я не возражаю.

– Ни для кого другого я бы этого не сделал, – неохотно сказал Бойлс. – Да уж ладно, вы давно связаны со мной торговыми делами.

– Вы бы лучше отрезали и завернули кусок, пока я не передумал.

– Вы хотите сказать: пока я не передумал, – кисло отозвался Бойлс.

Ножницы с треском вспороли ткань.

– Ещё дайте мне шёлковых ниток под цвет и картонку вон тех стеклянных пуговиц.

– Это не включалось в сделку.

– Я заплачу наличными… И положите альпака в коробку, вдруг сегодня вечером будет дождь.

– Ну, а теперь, когда вы меня так надули, – добродушно сказал Бойлс, – расскажите мне, где можно подстрелить дикую индюшку к рождественскому обеду.

– Могу только сказать вам, где я сам собираюсь добыть себе индюшку. Их сейчас страшно мало. Чума здорово выкосила их. Так вот, переправьтесь через реку примерно в том месте, где в неё впадает Семимильный Приток. Знаете тот кипарисовый лес на болоте, там ещё есть два или три больших кедра, ну, прямо к юго-западу от ручья? Так вот, значит, как доберётесь туда…

Завязывался добрый мужской разговор. Джоди присел на ящик из-под печенья и стал слушать. Других покупателей в заведении не было. Бойлс вышел из-за прилавка и придвинул к огромной железной печке стул для себя и старое кожаное кресло-качалку для Пенни. Они достали трубки, и Пенни отсыпал Бойлсу своего табака.

– Табачок-самосад – что может быть лучше, – сказал Бойлс. – Засейте мне делянку будущей весной. Я заплачу не хуже любого другого. Так, значит, к юго-западу от ручья? Ну, а дальше?

Джоди жевал лакричный корень. Густой чёрный сок наполнял его рот, а беседа мужчин утоляла голод иного рода, там, за сводом черепа. Пенни рассказывал о наводнении в зарослях, рассказывал об охоте на волков и медведей, а также о том, как его укусила гремучая змея, – Форрестерам в голову не пришло об этом упомянуть. Джоди заново переживал прошедшее лето, и в пересказе Пенни всё выходило лучше, чем было на самом деле. Бойлс был зачарован не меньше Джоди и сидел, подавшись вперёд, позабыв о зажженной трубке. Когда вошёл покупатель, Бойлс нехотя покинул своё место у печки.

– Мать ушла час или два тому назад, сын, – сказал Пенни. – Беги-ка ты лучше к бабушке Хутто. Скажи им, я сейчас приду.

Джоди вышел из лавки.

Опрятный двор бабушки Хутто только ещё оправлялся от наводнения. Река в этом месте вышла из берегов, и её сад с осенними цветами был смыт. Повсюду виднелось необыкновенно много всякого мусора. Посаженные заново растения хорошо принялись, но цвели только кустарники возле самого дома. Бабушка Хутто была в доме с его матерью. Ступив на крыльцо, он услышал их голоса, а заглянув в окно, увидел пляшущее в очаге пламя. Бабушка Хутто увидела его и вышла на порог.

Её объятия были сердечны, но несколько сдержанны. Бэкстеры-мужчины были тут более желанны без матушки Бэкстер. Блюда с домашним печеньем нигде не было видно, однако с кухни шёл запах приготовляемой пищи. Бабушка Хутто снова села и продолжала разговаривать с матерью с тем терпением, когда невольно поджимаются губы. Мать вела себя не лучше. Она критически оглядела на хозяйке белый передник с оборками.

– Где бы я ни была, утром я всегда люблю одеваться просто, – сказала она.

– А я помирать буду, так непременно чтоб на мне была оборка, – колко ответила бабушка Хутто. – Мужчины любят, когда женщина одета нарядно.

– Когда меня воспитывали, считалось неприличным, чтобы женщина одевалась для того, чтобы угождать мужчинам. Ну что ж, нам простым людям, суждено ходить бедными по этой земле, а уж оборки мы будем носить в раю.

Бабушка Хутто быстро-быстро качалась в кресле-качалке.

– Ну а я вовсе и не стремлюсь попасть в рай, – заявила она.

– Похоже, вам это и не угрожает, – ввернула матушка Бэкстер.

Бабушка Хутто сердито хлопнула своими чёрными глазами.

– Бабушка, а почему тебе не хочется попасть в рай? – спросил Джоди.

– Перво-наперво из-за компании, которую там придётся водить.

Матушка Бэкстер игнорировала выпад.

– Затем – из-за музыки. Там, говорят, не играют ни на чем другом, кроме как на арфах. Ну, а я люблю только флейту, виолончель да губную гармошку. Если ваши проповедники не поручатся за такую музыку, тогда спасибо – не надо мне этой прогулки.

Матушка Бэкстер глядела туча тучей.

– И ещё из-за еды. Даже сам господь бог любит запах жаркóго перед своим лицом. А если верить проповедникам, в раю кормят только молоком да мёдом. Ну, а я терпеть не могу молока и мёда, у меня от них живот болит. – Она с довольным видом разглаживала передник. – По-моему, рай – это одно только мечтание людей о том, чего у них не было на земле. А у меня было почти всё, чего может желать женщина. Может, потому-то он мне и неинтересен.

– Как и то, что Оливер убежал с этой желтоволосой вертихвосткой, – ввернула матушка Бэкстер.

Кресло-качалка бабушки Хутто прямо-таки отбивало по полу какой-то мотив.

– Оливер прямодушен и хорош собой, и женщины всегда бегали и будут бегать за ним. Ну, а что до Твинк, то её нельзя за это винить. Никогда-то она ничего хорошего в жизни не видела, а тут Оливер приголубил её. Отчего же ей не побежать за ним? Она сирота, бедняжка. – Матушка Хутто расправила оборки. – Сирота, выданная на милость христиан.