Илья Рясной - Белый легион: Террор не пройдет!

• Название: Белый легион: Террор не пройдет!
• Автор: Илья Рясной
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Боевик
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-05563-0

Он стал качать права и требовать адвоката. Ему отрезали ухо. Тут-то он и понял: с ним поступают так, как он, чеченец, привык поступать с русскими пленными. Он считал, что ему это можно, ведь всему свету известно, что он — зверь, дикарь. Русские так не посмеют. А они взяли да и посмели. Дело в том, что он попал в руки Белого легиона — тайной организации, которая не знает пощады и не имеет комплексов. Недаром ей не нашлось места в рамках госструктур. Ведь там обслуживают элиту, а здесь спасают Родину. От коррупции, бандитов, террористов.

---

— Махмуд Маленький. Чеченец. Разведчик…

— Не знаю такого.

— Не знаешь? — удивляется Атаман. И резко ладонями бьет по ушам задержанного.

Когда в голове проясняется, Аджапов ощущает, что лежит на мокрой земле.

— Повторяю вопрос, — произносит Атаман.

— Не знаю! — кричит Аджапов, у которого в памяти всплывают законы корпоративной бандитской солидарности и примеры незавидной участи тех, кто не держал язык за зубами.

— Ладно, — кивает Атаман своему помощнику. — Давай, мочи его…

— Э, правда не знаю, — скулит Аджапов.

— Давно его видел?

— Месяц назад… Он помогал нам.

— Чем?

— Лоха одного пробить… Он полрынка на Севере держит. Мы его нагрузить хотели.

— Пробил?

— Нет. Махмуд сказал, что дел много. Никак не может. Мы ему платить хотели. А он — не хочу… Шакал…

— Где он может быть?

— Не знаю!

Атаман кивает. Его помощник вытаскивает бесшумный пистолет. И простреливает плечо Аджапова.

— У-й-я-а!!! — дико, как сирена, воет ингушский бандит.

— Дальше коленная чашечка, — уведомил Атаман.

— Ох… Что же вы за беспределыцики, — Аджапов начинает понимать, что мочить его будут по-настоящему. А значит, гордость бандитскую надо задвинуть подальше.

— Давай, говори, падла такая. Рассуждать еще будешь…

— Ой-я-а-а… С Гочей он близкий.

— Кто такой? Где живет?

— Ой-я… Ой, как больно-о… На хате в Бутове со шкурой своей… Ой-я-а… Снимает хату… Он и Махмуд любят с шлюхами гулять. Друзья…

— Адрес.

— Не знаю. Больно-о-о.

— Адрес, урод!

— Я покажу…

— Если врешь, мы тебя валим. Нет — отпускаем. Такой у нас договор. Годится?

— Да… Больно-о-о…

Один из бойцов рвет рубашку Аджапова, туго перевязывает простреленное плечо. Рана плевая — больше шума и визга.

Ночь. Дорога. Мигание светофоров…

Гочу даже не приходится выуживать из теплой постели. Вон, во дворе дома, рядом с джипом с распахнутыми дверцами стоит длинный, сгорбившийся, длиннорукий, в куртке по колено. Цепляется за талию девицы, явно легкого поведения.

— Он! — радостно шепчет Аджапов, страшно довольный, что Гоча на месте, а значит, шансы остаться в живых резко возрастают.

— Поверим на слово, — Атаман кивает невысокому, поджарому бойцу, который недавно стрелял в Аджапова. — Давай…

Боец выходит из салона. И двигает напролом через пустынный двор, мимо грибков, скамеечек, ракушек. При этом походка его немного заплетающаяся, он покачивается из стороны в сторону, как пьяный.

— Закурить не найдется? — подваливает он к Гоче.

— Бамбук кури. — Гоча немного пьян. И невысокая сухощавая фигура не вызывает у него опасений. Профессиональный боксерский удар отключает кавказца. Девица взвизгивает. И получает шлепок по губам.

— Заглохни. Дольше проживешь!

Подъезжает «Волга». Гочу кидают в салон, как дрова. Машина трогается с места. На все про все — две минуты.

На этот раз помойка в другом конце Москвы, но пейзаж схожий. И опять Атаман задает тот же вопрос:

— Где Махмуд?

И слышит тот же ответ:

— Не знаю.

— Выбор у тебя небогатый — сдохнуть или сказать. — Атаман проводит по нежной щеке Гочи острым лезвием финки, оставляя порез. Ответом служит истошный визг. Но тут никто ничего не услышит.

— Шинковать буду кусками, — объявляет Атаман. И Гоча ему верит.

— Он у Нинки!

— Поехали, покажешь адрес.

— Я не пойду.

— Тогда тебя понесут.

На этот раз путь лежит в Бескудниково. Ночью по Москве можно ездить. Машин мало. Только носятся как бешеные иномарки — видать, боясь опоздать из одного ночного клуба в другой. Да крутятся патрульные машины. Патруль Атаману не страшен. У него ксив прикрытия столько, что можно спокойно двигать хоть в Кремль.

Гоча, едва перебирая ногами, поднимается с бойцами на этаж.

— Здесь, — шепчет он. — Я не хочу, чтобы он меня видел…

— Звони, — Атаман подталкивал его к двери. — Заорешь, чтобы предупредить, тут же и завалю…

Гоча трясущимся пальцем вдавливает кнопку звонка.

— Кто? — слышится женский голос.

— Это я. Гоча…

Дверь начинает приоткрываться.

Вдруг Гоча не выдерживает и орет:

— Махмуд, беги. Меня убивают!

Орать дольше ему не позволяют. Об стенку башкой. Отключка. Атаман бьет ногой по двери. Удар такой силы, что железную дверь впечатывает в стену. За дверью лежит хозяйка квартиры — в отключке.

Атаман прыгает в прихожую. Потом в комнату. Там в вещах роется молодой хлипкий чеченец. Он выуживает из тряпок пистолет. Но, понятно, не успевает. Атаман сближается с ним, выворачивает руку, легонько бьет по шее. И советует ласково так:

— Не суетись под клиентом, уродец… Наручники. Махмуда усаживают на пол.

— Он, — кивает Атаман, сверяясь на всякий случай с фотографией.

Тем временем хозяйка — полная дивчина, кровь с молоком — приходит в себя.

— Милиция, — Атаман демонстрирует ей удостоверение. — Твой гаденыш арестован. Ты не имеешь права выезжать из Москвы. Ясно?

— Да, да, — кивает, всхлипывая, дивчина, на лбу которой набухает шишка.

Все, операция завершена успешно. Теперь остается только Аджапова и Гочу отвезти в отстойник — подвал, где они посидят некоторое время. А Махмуда на базу-2 для допроса.

Ночное время самое подходящее для допросов. Об этом известно испокон веков.

На базе за пленника взялся Глеб. Махмуд, имевший представление о возможностях спецслужб по развязыванию даже самых накрепко завязанных языков (он был уверен, что попал именно в спецслужбу), не стал играть в молчанку. Хоть он и выглядел подавленным, но на вопросы отвечал полно и, скорее всего, правдиво. Но его все равно придется перепроверять при помощи Доктора.

В числе прочего Махмуд поведал о том, как занимался наблюдением за домом Аллы.

— Получается, вы пасли Гурвича и его любовь, — нахмурился Глеб. — Чего вам этот программист сдался?

— Нужен был не он, — понурился Махмуд, ерзая на прикрученном к полу стуле. Он постоянно отводил глаза, в которые бил в лучших энкавэдэшных традициях яркий свет лампы.

— А кто?

— Ты…

— Что значит — я?

— У Султана есть твой портрет, Ратоборец… Султан тебя ищет…

— Мой портрет?! Фотографический?

— Рисованный портрет.

Дальше Глеб, выясняя причину убийства Саши Кандагарского, подбил итог:

— Получается, Сашу вы решили пленить, посчитав, что мы с ним в одной упряжке?

— Ну да. Я же видел, как ты выходил из дома вместе с любовницей этого самого Гурвича и с Карасем. А Карась — это человек Кандагара.

— И через Кандагара вы хотели выйти на меня? — хмыкнул Глеб. Ситуация получалась абсурдная. Чеченцы просто взяли не тот след.

— И на твоих хозяев, — добавил Махмуд.

— А чего тогда Кандагара в расход пустили?

— Он бешеный, да! — воскликнул Махмуд. — Мы не смогли его схватить! Он убил двоих! Мы его убили. А второго забрали.

— Какого второго?

— С ним еще был один. Какой-то скунс. Бледный. С толстыми щеками, как у хомяка. И глаза такие водянистые.

— Кто такой?

— Он не при Сашиных делах. Бизнесмен какой-то. Из Новосибирска.

— Что с ним сделали?

— Султан его у себя в тюрьме оставил. Деньги с него получает. Хочет сто тысяч заработать…

— Опиши-ка этого скунса поподробнее.

Когда Махмуд закончил описание, Глеб встрепенулся:

— Где он сейчас?!

— Я же говорю — у Султана в тюрьме.

— Ты там был?

— Да…

— Покажешь место…

— Лучше расскажу.

— Покажешь, Махмуд. Покажешь…

Глеб поднялся со стула и вышел из камеры для допросов, предоставив чеченца своим помощникам.

Наверху в кабинете утопал в мягком диване Атаман. Он клевал носом, но при приближении Глеба очнулся и осведомился:

— Как там наша добыча?

— Поет, как соловей… И такое напел… В общем, собираем три штурмовые группы и группу разведки. Будем вскрывать чеченское логово…

Сельмурзаев чувствовал себя плохо. Какое-то гриппозное состояние, хотя ни кашля, ни насморка. Это нервное.

Он устал. Разговор обещал быть тяжелым. Напротив депутата в кресле у камина сидел Султан.

— Ты понимаешь вообще, что мы имеем? — воскликнул депутат.

— Понимаю. Я все понимаю, — процедил Султан.

— Ничего ты не понимаешь!

— Я все понимаю, Усман! — злобно прошипел Султан. — Я потерял семь человек! Семь! Если так пойдет, то скоро не останется у меня людей!

— Твои люди — это хлам!

— Мои люди — это мои люди!

— Твои люди не могут ничего! Мы теряем их. И не получаем ничего взамен…

— Мои люди воевали с неверными, Усман. И проявили себя хорошо. Они не заслужили таких слов.

— Ты так считаешь? — криво улыбнулся Сельмурзаев. Он встал, пошевелил кочергой в камине, обычно это занятие успокаивало его.

— Нам просто не везет.

— Не везет, — хмыкнул депутат. — Ты хоть отдаешь себе отчет в том, с кем мы столкнулись?