Джеймс Риз - Книга теней

• Название: Книга теней
• Автор: Джеймс Риз
• Издательство: Азбука-классика
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-352-00632-8

Дебютная книга молодого американского писателя и сценариста, утонченная стилизация под готический роман с выведенным на первый план эротическим подтекстом заслужила у критики лестные сравнения с романами таких мастеров жанра, как Энн Райс и Антония Байетт. Действие происходит во Франции в начале XIX века. Юная монастырская воспитанница Геркулина, обвиненная в сношениях с дьяволом, получает помощь с неожиданной стороны; в числе ее новых знакомых – инкуб и суккуб, и таинственный Асмодей, и придворная художница обезглавленной французской императрицы, которая поручает Геркулине опасное задание и доверяет ей тайну своей «Книги теней»…

---

Я провела в Венеции праздники и могла бы остаться там навсегда, если бы не… Дело в том, что Теоточчи всегда говорила, не вдаваясь в объяснения, что мне придется покинуть Венецию. Я пропускала ее слова мимо ушей, но этот ужасный день все же настал. Теоточчи не выносила споров. Нам предстояло стать свидетелями церемонии обручения дожа с морем, а затем, сказала она, мне придется покинуть город.

В назначенный день мы сели в одну из тысяч гондол, которыми были буквально забиты каналы, и выплыли в гавань. На носу нашей крошечной лодки стоял мальчик-слуга, любимец Теоточчи темноволосый красавец Николо. В доме у Теоточчи было правило: при ней Николо разгуливал совершенно голым независимо от того, чем он занимался – работал или отдыхал (а она бывала дома достаточно часто). Такой порядок, похоже, устраивал их обоих, и хотя я вскоре привыкла к его наготе, мое восхищение от этого отнюдь не уменьшилось. Более того, гораздо позже, когда Нико заставили участвовать в моем парижском шабаше, я… Но всему свое время.

(Да, должна еще признаться: в Венеции Нико приказали любить меня, вернее, заниматься со мной любовью. И он проделывал это со всем возможным пылом и страстью. У Теоточчи были украшенные драгоценными камнями песочные часы с ручками из нефрита, и казалось, что медленное, почти неуловимое струение песка направляло движение губ Нико, его языка, пальцев и весьма умелого крепкого члена. Да, это были уроки. И Теоточчи была их свидетельницей, наблюдала, как меня лишали девственности. По этому случаю она собрала окровавленные шелка, на которых мы все лежали, выпарила из них кровь и вручила полученный экстракт Николо – любовный напиток, который помогал ему сосредоточить внимание, усиливал его влечение, пока не наступало полное изнеможение. В конце концов, покинув laboratoire d'amour[70] Теоточчи, я оставила ее одну страдать от мальчишеской необузданности Нико, а сама возобновила курс обучения, требующий гораздо меньшего напряжения сил… Конечно, колдуньям известно, как обращаться с мальчиками…)

Город был всецело поглощен празднествами, каналы до отказа забиты лодками.

И вот наконец, как ни грустно об этом говорить, я увидела, что к нам приближается большой раззолоченный корабль «Букинторо». На возвышении палубы восседал дож, у его ног – сенаторы. Следом плыли лодки, заполненные музыкантами в ярких одеждах. Гладкая темная древесина их инструментов блестела на солнце. Море сверкало, сам город, казалось, был отлит из золота.

Когда «Букинторо» приблизился, Теоточчи уже знала, куда причалить, и Николо ловко направил лодку к нужному месту. Мне хорошо были видны старый дож и ветхие сенаторы, похожие на скелеты в своих черных мантиях и клоунских париках, украшенных тремя бантами.

Затем последовала сама церемония: дож встал, приветствие флотилии волной прокатилось над городом, дож очень медленно снял кольцо с пальца. Он высоко поднял его, так высоко, как мог, словно хотел водрузить его на солнце. Казалось, он так стоял целую вечность, пока приветствия не прекратились и тишина не перетекла с моря на берег. Полная тишина. Ни единого звука, кроме музыки моря и глухих ударов лодок одна о другую. Настал нужный момент, и дож метнул в воздух блестящее золотое кольцо, которое, описав дугу, медленно-медленно – и, клянусь, с ясно различимым всплеском! – погрузилось в море.

Тысяча пушек оповестили всех присутствующих о том, что свершилось обручение дожа с морем, призванное обеспечить безопасность и процветание города, издавна известного как La Serenissima. [71] Зазвенели колокола, заглушая выстрелы пушек, созывая всех венецианцев присоединиться к празднованию.

Мы втроем остались в море. Теоточчи запустила руку глубоко в карман своего черного платья, извлекла оттуда простое золотое колечко и куда с меньшими церемониями, но не менее торжественно насадила его на мой палец как символ моей безопасности, моего процветания.

В ту же ночь – это была звездная летняя ночь спустя семь месяцев после моего приезда – я покинула Венецию.

ГЛАВА 23Из книги Себастьяны д'Азур

«Я возвращаюсь во взбаламученный Париж»

Я путешествовала одна, служа своему искусству… В те дни я могла преодолеть любые расстояния только для того, чтобы увидеть нужную мне картину. Моя энергия в подобных поездках не знала границ. В некоторых местах я проводила месяцы, в других – недели или дни, иногда даже часы. Если я приезжала куда-то и не находила там ничего выдающегося, я тут же приказывала подать свою карету. И конечно, все это время я скучала по Теоточчи.

Мой образ действий был везде один и тот же. Оказываясь в каком-нибудь городе и наделав там шуму своим приездом, я посещала пару званых обедов, а затем исчезала. Я старалась, чтобы прозвучало мое имя, чтобы обо мне шептались во всех модных салонах. В каждом городе я нанимала молодого человека, обычно студента университета, для поручений: закупки провизии, а также красок, полотен и прочих принадлежностей живописца. А потом эти мальчики – они были еще не вполне мужчинами, когда я знакомилась с ними, – доставляли заказчикам небольшие портреты, получая с них соответствующие суммы. Щедрая оплата за необременительные услуги гарантировала их преданность и молчание. (Я допускаю, конечно, и другие приятные для обеих сторон способы поощрения верности.) Иногда меня неделями не видели в свете: я говорила всем, что слишком занята, чтобы принимать приглашения. Я была поводом для бесчисленных сожалений.

Иногда ко мне приезжали высокопоставленные особы. О, какое это удовольствие – смотреть принцу прямо в глаза и говорить ему: «Нет!» А когда его мясистые щеки покрываются румянцем гнева, а слезы разочарования уже готовы хлынуть из глаз, в то самое мгновенье , когда кажется, что ты утратила его расположение, взять свои слова обратно и воскликнуть в волнении: «О да, да! Я непременно сделаю это. Для вас, ваша светлость, я обязана это сделать». И всегда после этого следует его слегка попугать, подняв начальную цену, и за какие-то полдня закончить портрет. (Случалось, что работа над ним бывала завершена еще до начала переговоров.) «Нет, нет, – говорила я, – одного сеанса будет достаточно. Принц слишком занят, чтобы позировать мне дважды». По правде говоря, я терпеть не могла сидеть без дела и тратить на сеанс больше времени, чем необходимо, но в присутствии своих натурщиков мне приходилось нарочно замедлять темп работы.

Когда проходит по меньшей мере три дня после оговоренной даты окончания работы, я кладу на портрет последние мазки – так, чтобы он был влажным, – и сама доставляю его в городской особняк или загородное поместье заказчика, при этом наряжаюсь в перепачканную краской одежду, подвожу сурьмой глаза и стараюсь казаться слегка растрепанной. Запыхавшись, я начинаю извиняться за опоздание, а потом, получив деньги, смиренно удаляюсь, отказываясь от всякого рода приглашений на ужин, на бал или погостить до конца недели. «Mais поп[72], – говорю я, – такой-то ждет меня в эту самую минуту в моей мастерской».

Эта схема действовала безупречно! Умело дурача принца за принцем, один двор за другим, я сумела поднять свои гонорары до заоблачных высот. Раньше вельможи предлагали мне двойную или тройную цену за свой портрет. В конце концов им пришлось принять мои условия: определенная цена за поясной портрет с одной рукой, еще половину от этой суммы за обе руки. До коленей? До ступней? Изобразить клиента в какой-то заказанной им позе на фоне выбранных им предметов или ландшафтов? Это будет стоить дороже. За портрет в полный рост с минимумом дополнительных атрибутов я могла получить восемь, а то и десять тысяч ливров.

Когда я в девятнадцать лет покидала Францию, в моем башмаке было спрятано двадцать франков. За время заграничных странствий я заработала больше миллиона франков! Ни один художник Европы не заработал денег больше, чем я. За это я, конечно, подвергалась поношению со стороны своих коллег.

Ходили слухи, будто я разгуливаю по улицам европейских столиц в соболях и сапфирах. Самая любимая из услышанных мною историй – о том, как я получила (от самого министра финансов, не более и не менее) груду конфет, обернутых банкнотами, в качестве платы за портрет его любовницы sans robe. [73] Рассказывали, что сумма была так велика, что могла бы опустошить казну небольшого государства. Какая чушь! Министр послал мне всего четыре тысячи франков в коробочке стоимостью в двадцать луидоров. Более того, его любовница, очаровательная мадемуазель Б***, была вовсе не обнаженной, скорее… манера, в которой она была изображена, могла показаться эротичной. Одетая как пастушка, она позировала, раскинувшись на куске дерна, привезенного в мою студию за счет министра. Мне приходилось по возможности сокращать эти сеансы, поскольку министр настаивал на своем присутствии и, как бы это сказать… приходил в чересчур восторженное состояние, наблюдая свою возлюбленную в подобном виде. В конце концов я была уже неспособна выносить его мычание и выгнала их обоих, завершив портрет в одиночестве.