Луис Руис - Только одной вещи не найти на свете

• Название: Только одной вещи не найти на свете
• Автор: Луис Руис
• Издательство: Иностранка
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-94145-228-4

Молодая женщина по имени Алисия, пережившая страшную трагедию, из ночи в ночь видит один и тот же сон — таинственный город с четырьмя одинаковыми площадями, на каждой из которых стоит по бронзовому ангелу. Внезапно сон Алисии получает продолжение в реальности. В руки к ней попадает точно такой же бронзовый ангел, а план города из сновидений она находит в одной старинной книге. Одновременно происходит серия убийств, явно связанных со злополучным ангелом. Алисия и влюбленный в нее Эстебан начинают искать разгадку тайны.

---

— Ничего! — Алисия попыталась улыбнуться, но состояние, в котором она пребывала, обрекло эту попытку на полный провал. — Мне придется объявить гостиную зоной катастрофы. Господи, а вон и статуэтки, которые мы с Пабло привезли из Мексики.

— Сбит замок, — сообщил Эстебан из прихожей.

Изуродованный алюминиевый брусок болтался на одном гвоздике. Эстебан подтолкнул его пальцем и с удовольствием глядел, как тот маятником качается туда-сюда. Несколько трещин свидетельствовали о том, что дверь выдержала еще и пару сильных ударов ногой.

— По замку ударили ногой, — проницательно заметил Эстебан.

— Я тоже так сперва подумала, — Алисия шла к нему, держа в руках головку индейца майя, — но посмотри-ка внимательней. Замок разбит, и очень живописно разбит. Но в замочной скважине нет ни одной царапины.

— Ты права.

Эстебан указательным пальцем придирчиво проверил металлический край: ни одной зазубрины, ни единой, даже самой мелкой царапинки. Да, кто-то ударом ноги изуродовал дверь и сбил замок, но замочная скважина не повреждена. Иными словами, непрошеный гость колотил по уже отпертой двери.

— Не знаю, кто это мог быть, но у него имелся ключ, — заявила Алисия, наблюдая за Эстебаном, словно откуда-то из глубины.

— А кому ты давала свой ключ? — спросил он.

— Один есть у Мамен. — Пальцы правой руки приготовились помогать счету. — Еще один у Марисы, она иногда приходит полить конибры. У моей сестры, на случай, если она приедет из Малаги и ей понадобится зайти сюда. У консьержа. У Лурдес.

— У Лурдес, — повторил Эстебан голосом Мефистофеля.

— Да, у Лурдес, — отозвалась Алисия, хотя ей было неприятно снова повторять это имя, словно окуная его в маслянисто-грязную лужу. — Знаю я, знаю твою излюбленную версию. Все это идеально работает на теорию заговора. Но, боюсь, мотив здесь куда менее романтичный. Хосе, консьерж, говорил, что вчера вечером кто-то забрался в его комнатку и украл связку ключей. И, надо полагать, из всех ключей вор случайно выбрал мой.

— Ага, вор, который ничего не ворует, — перебил ее Эстебан.

— Ну хватит, Эстебан, — даже взглядом Алисия пыталась разубедить его, — ты ошибаешься. Ох, и конибры тоже!

Содержимое цветочных горшков было вывалено прямо там же, под гипсовые подставки, и кучи земли чернели на выложенном плиткой полу; бедные конибры напоминали маленькие яхты, по которым бабахнули торпедами. Вооружившись совком и щеткой, Алисия попыталась временно устроить их в корзинках, где до сих пор хранились носовые платки. Она переносила цветы с осторожностью педиатра, врачующего младенца, а переселив во временное жилище, нежно погладила листья, точно желала успокоить их тревогу или недовольство. Устроив конибры, Алисия сделала несколько шагов назад и споткнулась о ножку кресла, потом присела на корточки, чтобы полюбоваться на цветы издали: на таком расстоянии они выглядели здоровыми и веселыми; в конце концов, вся эта история, возможно, не слишком им повредит. Взгляд Алисии метнулся влево, и она заметила, что из-за горшков на нее смотрит черно-серая фигура, металлический мальчик, на вид вполне безгрешный и безобидный, случайный гость. Руку он по-прежнему держал поднятой вверх, как будто ждал, чтобы на пальцы ему сел воробей; нога у щиколотки была по-прежнему вывернута под прямым углом, рядом сидел орел с очень четко и изящно выполненными крыльями.

— Ты сходил к антиквару? — спросила она, продолжая сидеть на корточках, так что у нее заныли коленки.

— Да. И когда я вышел оттуда, со мной случилась некая история, и она очень мне не понравилась.

—Подожди. Давай отнесем конибры на кухню, я их полью, а ты будешь рассказывать.

Конибры, с благодарностью приняв порцию воды и хлорки, гордо вскинули перышки. Эстебан держал их подальше от себя, чтобы не замочить свитер, и в то же время неуверенным голосом повествовал о четырех ангелах, о смысле надписей на пьедесталах, о португальце, которому снился носорог, о землетрясении, о дьяволе. В окно были хорошо видны машины, летящие по улице Маркиза де Парадаса; на противоположном тротуаре под фонарем беседовали мужчина и женщина. Мысли Алисии по неведомой причине устремились туда, за дорогу, в круг света, замутненного грязным фонарным стеклом, словно она ждала, что вот-вот случится некое, явно запаздывающее, событие. Голос Эстебана повторил:

— Ключ — в этом зашифрованном послании. — Послании, — эхом отозвалась Алисия.

— Нам необходимо определить, на каком языке, кроме латинского и греческого, написан текст. Но прежде всего надо

собрать воедино все четыре части послания.

— Ага.

— Нурия.

— Что? — Алисия немедленно вернулась к действительности.

— Один из ангелов спрятан в квартире Нурии.

Жизнь, с тревогой подумала Алисия, семимильными шагами мчится к развилке — впереди вырисовываются два полукруга, их разделяет горная вершина, и нет способа устроить хотя бы хрупкую перемычку между ними. Алисия сама разбудила призрак, разбудила, стараясь ухватить смысл собственного сна, решить загадку злокозненной переклички сна с изображением на гравюре. И теперь этот призрак витал над ее головой, как эктоплазма чужой воли. Сон, а также связанная с ним макабрическая параферналия подозрений и рискованных ситуаций начинали распространять заразу и на ту территорию ее существования, где Алисия надеялась найти глоток свежего воздуха, чтобы очухаться после свалившихся на нее несчастий. Вполне безобидный способ времяпровождения, к которому она обратилась пару недель назад, теперь обрел форму кошмара, накрывшего всех, кто ее окружал. Нет и еще раз нет: дьявол, безумие, бесконечные хромые ангелы не имели никакой связи с хлопотливой заботой сеньоры Асеведо, с визитами Нурии, во время которых они вместе пили пиво, ели берберечос и весело разглядывали портрет Джимми Хендрикса, обряженного в потрясающий гусарский мундир. Это были две совсем разные половинки ее существования, и она не хотела их соединять.

— Забудь обо всем этом, Эстебан, — выдохнула она, закуривая.

Эстебан согласно кивнул: да, хорошо, наверное, ее невроз перекинулся и на него, но его болезнь перешла в более сильную форму; и все же забыть он ничего не может и не должен ничего забывать. Она после смерти Пабло и Росы пыталась нырнуть в пруд забвения, плыть под водой, погружаясь все глубже и глубже, отрешившись от того мерзкого и докучливого света, что царил на поверхности. Она совершала ежедневный долгий ритуал, асфиксии; хотела забыть свое имя, свое прошлое, каждую ночь выполняла бесплодное упражнение по отторжению, предпринимала отчаянные усилия — скоблила и скоблила дощечку памяти, проверяя — до конца ли она очистилась и можно ли начать выбивать там новые образы. Но на свете не найти только одной вещи, и Алисия должна знать это, — забвения. Каждый поступок и каждое неприятное событие ложились на ее плечи непосильным грузом обещаний и прегрешений, а за ее спиной возникал и мало-помалу рос новый земной шар, наполненный именами, телефонными номерами, стихами, лицами, надеждами, страхами—и они попадали на бесчисленные полки неизбежного музея. Каждое слово оставляло борозду, шрам, и пальцы могли потрогать их, вспоминая миг, когда слова были произнесены, а также то, на что они посягали и что сулили; слова и поступки можно использовать как опасное оружие, и тогда они превращаются в тарантулов или в кинжалы; и это оружие нужно обезопасить, прежде чем доверить врагу или обменять на что-то.

— Думаю, ты и сама хотела бы забыть — например, то, что случилось вчера вечером, — произнес Эстебан с фальшивым пафосом героя из кинофильма.

— Да, — Алисия в ужасе выбежала из кухни, отыскивая хоть одну целую пепельницу. — Да, хорошо бы забыть и это тоже.

— Что ж, беги, беги. — В голосе Эстебана послышалась печаль ребенка, оставшегося без любимой игрушки. — Забудь обо всех своих обязанностях, устранись от всего, спрячься с головой под одеяло и повторяй: хочу забыть, хочу забыть. К твоему счастью, ты и вправду способна на это.

Окурок обжег Алисии кончики пальцев, но, казалось, она даже не заметила этого. Да, сунуть голову в песок, как ее учили замечательные наставники — страусы; сбежать с праздника в тот миг, когда у дверей уже объявляют твое имя, выйти из игры, когда на руках собирается неважная карта. Конечно, жизнь — это звучит слишком гордо и звонко, а ведь она, Алисия, даже по собственному дому передвигается довольно неуклюже. Конечно, жизнь требует ума или решительности, а ее саму судьба — либо гены — этого лишили. Стоя на развилке двух дорог, перед любой дилеммой, она всегда предпочитала выбирать третий путь; лучше ничего не говорить, чтобы не пришлось выслушивать ответ, лучше замутнить слова и сделать вид, что они никого не касаются, что это всего лишь безобидные очертания, нарисованные дымом. Но теперь Эстебан требовал, чтобы она отдала долги, выполнила обещания и не пыталась, стирая следы, изменяя курс, пятиться назад: прошлым вечером она поманила его, позволила своей руке скользнуть по его плечу, глотнула его дыхание — все только ради того, чтобы не чувствовать себя такой несчастной. Но пора бы и ей научиться понимать, что все, даже мольба о помощи, имеет свою цену.