Эдвард Радзинский - Николай II: жизнь и смерть

• Название: Николай II: жизнь и смерть
• Автор: Эдвард Радзинский
• Жанр: Историческая проза

Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства — почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

---

Через 27 лет тот же возглас Николая и тоже в гибельную минуту — когда он стоял в том полуподвале в Екатеринбурге — запишет его убийца Юровский…

Итак, в 1891 году, уже во второй раз в жизни, он избежал смерти. Николай начинает ощущать себя под защитой Его. Он не дает ему погибнуть. Значит, у него иное предназначение?

«1 мая. Токио. Я нисколько не сержусь на добрых японцев за отвратительный поступок одного фанатика. Мне также, как прежде, люб их образцовый порядок и чистота, и, должен сознаться, продолжаю засматриваться на…, которых издали вижу на улице. Принят микадо в одиннадцать часов…»

Отец велит ему возвращаться в Петербург. И опять все радостно, жизнь — бал. Во Владивостоке он участвует в закладке Великого железнодорожного пути через всю Сибирь. И веселое путешествие по сибирским рекам, с картежной игрой, попойками — праздник вторично избежавшего смерти.

На обратном пути он посетит Тобольск.

«10 июля 1891 года. В семь часов пришли в Тобольск при тусклом, сером освещении; на пристани, как всегда, встретил городской голова с хлебом-солью, граждане города Тюмени, ремесленное общество с блюдами и почетный караул… Сел в коляску, поехал на гору в собор, — по оригинальным дощатым улицам города. Из собора пошли осматривать ризницы, где хранится большинство предметов, относящихся ко времени покорения Сибири. Поехал в музей, здесь меня более всего интересовал колокол, сосланный из Углича за то, что он бил в набат в день смерти царевича Дмитрия…»

Впоследствии и он сам, как этот колокол, будет сослан в Тобольск. В том грядущем, пока еще далеком 1918 году нового XX века, арестованный, он будет пытаться увидеть из-за забора краешек улицы и город, которым любовался в дни юности.

Он вернулся. Не останавливаясь в Петербурге, он приезжает к родителям в Красное Село.

«7 августа 1891 года. Странно было, что не надо никуда ехать, и не будет больше ночлегов с поздними приездами и ранними отъездами».

Прежняя размеренная жизнь вступает в свои права.

«7 декабря. Великолепно выспавшись… после кофе отправились в санках… Наслаждался в своей сибирской дохе…»

«15 декабря. Утром принимал целый воз бумаг из Государственного совета и Комитета министров. Просто не понимаю, как можно поспеть в одну неделю прочесть такую массу бумаг. Я постоянно ограничиваюсь одним-двумя делами, самыми интересными, остальные идут прямо в огонь».

«31 декабря. Не могу сказать, чтоб сожалел, что 1891 год закончился. Он был, положительно, роковым для всего нашего семейства: смерть тети Ольги (матери его друзей, Михайловичей. — Авт.)… болезнь и долгая разлука с Георгием (братом. — Авт.), и, наконец, мой случай в Отсу — все следовало быстро, одно за другим. И голод присоединился к этим тяжелым несчастьям. Молю Бога, чтобы будущий год не был похож на прежний…»

И опять наступил март.

«5 марта 1892 года. Мамґа говорит, что меня почти не видит, так много я шатаюсь, но, то не мое мнение, мне кажется, в мои годы так и следует».

«8 марта. Проснулся в обрез к обедне, я так крепко сплю, что меня даже в отчаяние приводит».

Так идет эта рассеянная жизнь. Аликс далеко, миф, мечта, — а рядом эта влюбленная девочка, которая так нравится ему, Сергею, всей его милой компании…

«25 марта. Вернулся в Аничков при снеге, валившемся хлопьями. И это называется весна? Обедал с Сергеем у себя, а потом поехал навестить Кшесинских, где провел полтора приятных часа…»

В тот день Николай отважился на поступок, удивительный для нерешительного молодого человека.

Должно быть, смелое решение было принято во время обеда, о котором он пишет. Вино и эта беседа с другом детства великим князем Сергеем Михайловичем, который не скрывал восторга перед чарами юной балерины… Можно даже представить, о чем они говорили, — ведь в том марте минуло ровно два года как он впервые увидел Матильду. И можно легко вообразить, что насмешливо посоветовал ему ловелас, блестящий петербургский денди великий князь Сергей…

И Николай решился.

Кшесинская вспоминала тот мартовский петербургский день… Она сидела дома больная, с перевязанным глазом. Романтическую К. мучил в эти дни прозаический фурункул. Служанка доложила, что ее хочет видеть некий гвардейский офицер, господин Волков. Удивленная балерина, не знавшая господина Волкова, все-таки велела провести его в гостиную. И не поверила своим глазам (вернее, одному, здоровому) — в гостиной стоял Николай.

Видимо, цесаревич воспользовался фамилией своего наставника в военном ремесле — все того же Александра Волкова.

Впервые они были одни. Они объяснились, и… более ничего! Через «приятных полтора часа» он, к изумлению Маленькой К., удалился!

На следующий день она получает записку: «С тех пор, как я вас встретил, я прямо как в тумане. Я надеюсь, скоро смогу прийти еще. Ники».

Теперь для нее он — Ники. Начинается прелестная и, что поразительно для нравов, невинная любовная игра. Его товарищи по корпусу приносят цветы от влюбленного. И сам влюбленный теперь частый гость в квартире Феликса Кшесинского. Но каждый раз, когда он приходит, это странно совпадает с отсутствием остальной семьи.

Записки (когда он не приходит) следуют непрерывно. Теперь он называет ее «панночкой».

«Думай о том, что сделал Андрий, обожая молодую панночку».

Он зря тревожит гоголевские персонажи — история ка-зака Андрия, предавшего заветы отца, старого Тараса Бульбы, ради любви к панночке — здесь совершенно неуместна.

Потому что за кулисами его любовной истории все время стоит сам грозный Бульба — отец-император. Хотя, впрочем… Во время встреч с Матильдой он постоянно продолжал мечтать о другой. Против которой был отец, союз с которой был бы предательством «старого Бульбы». Кшесин-ская была всего лишь лжепанночка. В тайниках его души — истинная панночка по-прежнему — Аликс Г.

И он странно соединил их обеих.

«31 марта. Заехали на короткое время к дяде Мише… Он повел по комнатам своей покойной жены — ничего не тронуто». Здесь он думает об Аликс… Трогательная любовь родителей его друзей Михайловичей, любовь супружеская — это Аликс Г.

«Вернулся в Гатчину. У меня самое непостное настроение (в это время был Великий пост. — Авт.). Хорошо еще в этом случае, что живу в Гатчине и в 49 верстах от столицы».

Это — уже Матильда…

«1 апреля… Весьма странное явление, которое я в себе замечаю: я никогда не думал, что два одинаковых чувства, две любви одновременно совместились в душе. Теперь уже пошел четвертый год, что я люблю Аликс Г. и постоянно лелею мысль, если Бог даст на ней когда-нибудь жениться… А с лагеря 1890 года по сие время я страстно полюбил (платонически) Маленькую К. Удивительная вещь, наше сердце. Вместе с этим я не перестаю думать об Аликс, право, можно было заключить после этого, что я очень влюбчив. До известной степени да! Но я должен прибавить, что внутри я строгий судья и до крайности разборчив, — вот это и есть то настроение, которое я вчера назвал непостным».

А пока — веселое общество почти ежедневно собирается по вечерам в комнате Маленькой К. Николай приходит с друзьями Михайловичами: Сергей, Сандро и Георгий. Три великих князя и наследник — в скромной квартире модного учителя балетных танцев… И Ники смешно показывает, как она танцует танец маленьких лебедей.

Вместе с императором Ники уезжает в Данию, и оттуда Матильда получает страстные письма. Но, одновременно с этими письмами, Николай осторожно продолжает разговор с отцом об Аликс.

Император обеспокоен — его игра пока безрезультатна. Не оттого ли начался решительный натиск «панночки»?

«В это время я все больше думала о близости, — будет вспоминать она в Париже. — Я обожала царевича и хотела только одного — моего счастья, каким бы коротким оно ни было».

Да, она сумела наконец заставить Николая принять решение. На Английской набережной был снят «восхитительный отель», где должна была, наконец, закончиться платоническая любовь. Этот отель принадлежал когда-то великому князю Константину Николаевичу и был куплен для танцовщицы Кузнецовой (все, все повторялось)… Маленькая К. уезжала из дома и открыто становилась любовницей цесаревича.

«Отец был убит. Он спросил: отдаю ли я себе отчет, что никогда не смогу выйти за него замуж? И что наша идиллия будет очень короткой? Я ответила: понимаю, но мне все равно. Я хочу испытать все счастье, которое мне отпущено».

Вот так уже в старости описала сцену Кшесинская. Но можно и прозаичнее. Ее отец попросту сообщил ей условия, на которых другой отец, вершивший страной и семьей, разрешил существование связи. И условие это: брак цесаревича должен будет немедленно прекратить все их отношения.

И в этой игре император остался хорошим семьянином.

Итак, она победила. Но победа была началом конца.

«Мы устроили праздник-новоселье… И царевич подарил мне водочный сервиз — 8 золотых рюмок, инкрустированных драгоценными камнями…»