Елена Топильская - Мания расследования

• Название: Мания расследования
• Автор: Елена Топильская
• Издательство: Нева
• Жанр: Полицейский детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5-7654-3623-4

Следователь Маша Швецова уверена, что тяжелее всего раскрыть похищение человека. Именно поэтому она взялась за дело о похищении молодого бизнесмена, которое уже ведет городская прокуратура. Дело абсолютно «глухое»: молодой человек совершенно не имел врагов, дела фирмы вел аккуратно, с криминалом связан не был. Полное отсутствие каких-либо зацепок! Времени, чтобы распутать этот «гордиев узел» у Маши совсем мало: чем быстрее она придет к разгадке, тем больше шансов, что бизнесмен еще жив.

---

Появилась она буквально через пятнадцать минут, с мороженым и бутылкой мартини, сбросила пальто и сапоги, с отсутствующим видом прошла на кухню и села в угол, прижавшись спиной к теплой батарее. Сашка посмотрел на нее, потом на меня и тактично испарился.

— Я развожусь с Горчаковым, — сообщила мне Лена, как только за Стеценко закрылась дверь.

В принципе я давно ожидала какой-то реакции с Лениной стороны, но когда она сказала о разводе, мне стало не по себе. Я знала их обоих ровно столько, сколько работала в прокуратуре, но дело было даже не в этом. А в том, что если Ленка разведется с Горчаковым, тому будет просто некуда идти. На Зое он не женится, в этом я почему-то была уверена на сто процентов; поселится в прокуратуре, будет жрать китайскую лапшу из коробочки, рубашки носить на две стороны, да так и сгинет в своем кабинете… Когда-то давно мне в журнале попалось стихотворение про холостого мужчину, автора не помню; тогда оно меня прямо царапнуло по сердцу жалостной картиной одинокого быта:

+++

…Он в пустую комнату приедет,

Хлеб и сыр на круглый стол швырнет,

Из цветного чайника соседей

В чашку кипятку себе нальет,++++

Будет пить, губами долго дуя,

Талый сахар вилкою долбя…++++

Вот и теперь, представив Горчакова, спящего на стульях в нетопленом кабинете, с уголовным делом вместо подушки под головой, я чуть не разрыдалась. Но Лену мне было жалко не меньше.

— Сил моих больше нет, — продолжала Лена. — Дома от него толку никакого, только жрет за троих. Я и гвозди сама забиваю, и плинтуса клею. На той неделе сама стиральную машину разобрала…

Я терпеливо ждала, дело было явно не в этом — сколько я Горчакова помню, он никогда особой хозяйственностью не отличался.

— Теперь я еще ему машину мою.

— Лен, — не выдержала я, — но ведь Горчаков всегда таким был.

— Да, был, — согласилась Лена. — Но я была молодая и думала, что все смогу. А теперь…

— А что теперь?

— А теперь я уже не молодая. И устала.

— Но тебе же девочки помогают?

— Девочки… А мне, может, хочется, чтобы муж помог. И девочки, между прочим, вырос ли без участия папы, который все это время провел на работе. А в последнее время он вообще всякий стыд потерял, даже в воскресенье на работу рвется. Что ему там, медом намазано?

Испугавшись, что Лена сейчас упомянет про горчаковский служебный роман, я принялась убеждать ее, что Лешка вынужден работать по выходным.

— Ну и что? Компьютер и дома есть, — упрямилась Лена. — Пусть бы дома работал, a то в доме уже и мужчиной не пахнет.

— Понимаешь, у него в компьютере данные, которые нельзя выносить из прокуратуры, — попыталась я слепить горбатого, мысленно прося прощения у Лены и удивляясь, зачем я выгораживаю мерзкого Горчакова, с которым мы сегодня стали чужими людьми. Лена слушала с отсутствующим видом, пока я не запуталась в обоснованиях воскресных бдений ее супруга.

— Представляешь, — с тем же отсутствующим видом сказала Лена, прервав меня на полуслове, — он надо мной издевается. Врет и даже не старается, чтобы было похоже на правду.

Меня окатило жаром — вот сейчас Лена упомянет про соперницу, и все пропало. А Лена продолжала, уставившись в стену:

— Вчера врал, что был на происшествии…

— Почему врал? — перебила я. — У нас вчера было убийство, мы вместе работали…

— Да ладно, — отмахнулась Лена, не глядя на меня. — Он мне позвонил в полдевятого, сказал, что выезжает домой…

Она замолчала.

— Ну? — поторопила я ее.

— Ну вот. Говорит, сейчас приеду, только Кораблева в Кировский район отвезу…"

— Кораблева? — удивилась я, вспомнив, что Кораблев сам был на машине, но прикусила губу. Не мог же Горчаков сказать жене, что повезет домой нашу секретаршу, которая и так уже на подозрении.

Лена бросила на меня быстрый взгляд и снова уставилась в стену.

— Да, Кораблева, — твердо сказала она. — Но дело не в том, кого он вез.

— А в чем?

— А в том, что он мне позвонил в полдевятого. В полдевятого! Сказал, что отвезет в Кировский район и домой, — Лена избегала теперь упоминания о том, кого он вез.

— Ну и что?

— А то. В полпервого ночи он мне позвонил, протараторил, что у него трубка садится, что у него шаровая в машине полетела…

— Возможно, — сказала я.

— Ага, и отключился. Домой пришел в четыре утра.

— Шаровая-то правда полетела? Лена подняла на меня глаза.

— Маша, ты что, не понимаешь?! Пришел в четыре утра и рассказывает, что в полдевятого из центра повез Кораблева домой, в Кировский район, и на проспекте Стачек у него шаровая полетела. Хорошо, говорит, что в двенадцать ночи на Стачек движения нет, а то бы я, говорит, в такую аварию влетел посреди проезжей части…

Я не выдержала и хрюкнула. Почему мужики такие идиоты, так глупо прокалываются? Где горчаковская следственная смекалка и интуиция?

— И это все? — спросила я Лену с облегчением.

Жена моего друга и коллеги только раскрыла рот, чтобы порассказать, как она натерпелась от этого душегуба, как вдруг в дверном проеме появился Стеценко.

— Леночка, — сказал он, — я тут краем уха слышал, в чем претензии к Лехе… Дело в том, что он выехал из РУВД вместе с Кораблевым именно в полдевятого, но они еще ко мне заезжали на Екатерининский.

— К тебе? — удивились мы с Леной в два голоса.

— Ну да. У них же вчера в районе был убой сложный, там дело за дело цепляется, а я им обещал поднять экспертизы по другим трупам, которые со вчерашним связаны.

— А почему они вечером к тебе поехали? Ты что, на работе был? — спросила недоверчивая Лена, но поскольку за доктором Стеценко закрепилась репутация образцового мужчины, не только лично не знающего, что такое адюльтер, но и не допускающего такого для людей своего круга, лоб ее начал разглаживаться. В конце концов, главное — захотеть поверить.

— А я допоздна вчера засиделся за экспертизами. Маша все равно задерживалась на происшествии, что мне дома делать? Вот я и сказал, чтобы они приезжали.

Он говорил так проникновенно, что я сама начала верить в эту историю.

— От меня они уехали в начале двенадцатого.

— А почему он от тебя не позвонил, что задержится? — спросила Лена уже явно для проформы, и Сашка охотно разъяснил.

— Потому что он увлекся, экспертизы читал, а потом просто побоялся тебе звонить. Сказал, что быстрее доедет и все тебе лично объяснит. Кто ж знал, что у него шаровая накроется…

Заглядевшись в безмятежные глаза супруга, я задала себе вопрос: интересно, верить ли ему теперь, когда он так же искренне описывает мне сложные дежурства и необходимость выскочить на работу в выходные, чтобы закончить срочные экспертизы. Да нет, мне он не врет, я это чувствую. По выражению Кости Барракуды, от него волна идет.

Вспомнив про Барракуду, я снова расстроилась. Мы же поссорились с Горчаковым, и не просто вульгарно поцапались, а разошлись по идейным соображениям. Я не знаю, как теперь буду общаться с ним, учитывая его сегодняшние высказывания. Ведь мы с ним давным-давно решили для себя, что следователь ни при каких обстоятельствах не может фабриковать липовые доказательства, даже если соблазн велик. Как только ты сделал это, ты в ту же минуту продал душу дьяволу. Значит, будь готов к тому, что и с тобой могут поступить точно так же. Мы с Лешкой долгие часы провели, доказывая друг другу, что посадить кого-то можно только за реально им совершенное и, главное, доказанное. И поклялись, как Кони с Морошкиным, всегда самым тщательнейшим образом проверять даже самые очевидные факты и вопиющие доказательства.

Я помню, какое впечатление на нас произвел случай, описанный русским юристом Кони. В 1867 году они, вместе с его близким другом Морошкиным, были назначены товарищами прокурора в Харьков и, прибыв туда, сняли общую квартиру. Проживая вместе, они изучали Судебные уставы, но расходились во взглядах на некоторые статьи и горячо спорили. Их общий слуга, по словам Кони — глупый и чрезвычайно любопытный отставной улан — однажды даже спросил его, из-за чего они с другим барином все бранятся.

И вот настал момент, когда к Морошкину должна была приехать в Харьков жена, и он собирался ехать ей навстречу. Утром того дня, когда Морошкину следовало выезжать, они с Кони в очередной раз громко поспорили об обязательности для следователя вторичных предложений прокурора по одному и тому же предмету. Затем Кони решил, при помощи слуги, привести в порядок их библиотеку, расставляя на полках книги в нужном порядке, а Морошкин, «одержимый лихорадкой отъезда», по выражению Кони, потребовал, чтобы Емельян немедленно шел за покупками в дорогу и буквально вытолкал его за дверь. Кони и Морошкин остались одни; Кони спросил, предупредил ли его друг прокурора о своем отъезде, и Морошкин признался, что, поскольку с прокурором у него отношения как-то сразу не сложились, он не счел нужным отпроситься.