Александр Тюрин - Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки

• Название: Фюрер Нижнего Мира, или Сапоги Верховного Инки
• Автор: Александр Тюрин
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-17-016015-1

Куда исчезло золото гитлеровского рейха, погиб ли Мартин Борман, который, как оказывается, имел связи со сталинской разведкой? Или он скрылся вместе с награбленными сокровищами в «хрональном кармане», являющийся слепком древнего Перу? 

Это пытается выяснить спецотряд КГБ, однако вылазка в параллельный мир заканчивается неудачей. А несколько погодя международная группа авантюристов проникает в колдовские пространства, надеясь улучшить там свое материальное положение.

---

— У нас никто просто так не ходит. Кто ходит просто так, того обуревает злой дух, посланный Супайпой, — спешно возразил бюрократ.

— Да пошел ты со своим Супайпой.

Я решительно обернулся и тут же столкнулся с пузом верзилы. Ну, зря ты мне попался, недоразвитый. Я вытащил свой нож и посулил:

— Сейчас тебя поковыряю. Сейчас узнаю, что ты хавал на завтрак, жлоб.

Я успел сделать всего один выпад, когда над головой «недоразвитого» замаячил клыкастый демон войны и на меня обрушился забивающий удар. Я вошел в землю по самую шляпку и отрубился. Последнее, что услышал от чинуши, было:

— Без этих самых штанов, между прочим, полезнее. Ибо тело должно не только верхними, но и нижними устами дышать…

По-настоящему пришел в себя только в отряде, который топал на стройку в край Пуно, к серебристому озеру Титикака. Первый день я шел в колодках, куда были продеты моя голова и шея. А потом стражники сняли эти мучилки, оценив мой унылый вид, но находились неподалеку, чтобы «помочь» мне топором, если потребуется. Ни своей поясной сумчонки, ни ножа с зубчиками я у себя естественно не обнаружил. Как ни странно, я быстро примирился со своим новым положением. Даже успокоительную формулу выработал — приобщение через повиновение. Видимо тут все жили по этой формуле, только словесно не выражали ее.

Если хочешь участвовать в общем хороводе жизни, то изволь соблюдать его правила, даже если они строгие. К тому же, хотя тут чикаться не любят, мне фактически сошло с рук нападение на тщедушного храмового служителя. Видимо было принято во внимание мое дикарское происхождение.

Я добрался до всенародной титикакской стройки на этом радостном заряде и на том, что мне разрешили остаться в кроссовках — видимо, догадались, что дикарю, привыкшему к «мокасинам», не осилить босичком полсотни километров по усыпанной щебнем дороге.

Переход закончился в глинобитном сарае, или бараке, как уж угодно. Хоть я сразу понял, что будет круто, в смысле, дерьмово будет — ведь ни переодеться, ни помыться по-человечески, не обсушиться — но все-таки обрадовался маисовым лепешкам, согретым теплом Земной Матери.

Ночью храп, вонь, — мое место, как дикаря, у параши, ветер дует в щели, никак не заснуть, но вижу в дыру кусок неба, звездные девы мне улыбаются и становится легче.

А утром ударили бронзовой колотушкой в медный таз и я обрадовался, что настал конец ночи и по небосводу покатился Отец-Солнце. Выбрался я из охапки соломы, заменявшей кровать, повязал передничек, что теперь мне служил вместо штанов и трусов, накинул полурваное пончо, сверху нахлобучил шляпу-корзину и побежал туда, где собиралась моя ватага.

Вскоре я выяснил, что есть начальник десятки. Его звучно зовут Большой Кулак. Есть еще начальник сотни по имени Стоухий Зверь. Есть и другие командиры, осененные Светом Небес. Еще и Отец-Солнце за тобой присматривает. То, что не заметят Большой Кулак и Стоухий Зверь, Отец-Солнце обязательно зафиксирует. Так что ленится не стоит, дело может кончиться колодками и колодцем, а то и топором по шее. Товарищи будут очень рады возможности полакомиться тобой для обогащения своего скудного белкового рациона.

Но и расходоваться безмерно тоже не стоит, кормежка-то не больше раза в день. Так что, не избегай подножного корма.

К концу первого рабочего я был как в тумане, а тут еще случился прием в братский союз каменщиков Полуденного Солнца. Это тебе соответствующую татуировку делают, плюс прокалывают ухо обсидиановым ножом — вопить не рекомендуется, иначе завтра «случайно» сбросят в каменоломню — а в обагренную дырочку вставляют нефритовый стерженек. На второй день снисхождение ко мне кончилось и я попал под порку — били прутьями по заднице, выводя ее из строя. Правда, потом мне один смышленый индейчик по имени Носач подарил половину своей премиальной коки. Кокаиновая кайф-лепешка делает жизнь прекрасной, потому что из нее в твои жилы входит Друг — однако, попробуй, заслужи ее. А найти дурман-траву, в которой тоже живет Друг, редко удается.

Работа тут всякая. Кирками и клиньями ломать камень, кажется зернистый кварцит, обкалывать и шлифовать глыбы — впрочем, на это хитрое дело меня еще не скоро поставят, — тащить громадные монолиты на громадных салазках, переносить в корзинах щебенку. Она идет в воду первой, а потом уже устанавливаются тесаные плиты. До священного острова, что посреди озера Титикака, еще три полета стрелы. Но там, где пока летают лишь стрелы и птицы, скоро можно будет пройтись, не замочив сандалий, по дамбе. Тогда и будет достроен островной храм Виракочи, а через него станет поступать в наш мир щедрая сила богов.

Меня поставили на щебенку. От каменоломни до растущей насыпи два полета стрелы, то есть семьсот метров, и все это расстояние надо преодолеть с корзиной на голове или в руках. А в корзине минимум пуд.

Я естественно подумал о том, что с тачкой жизнь была бы проще и приятнее. Но какая тачка без колеса. Когда я своему приятелю Носачу рассказал об этой полезной штуке, он пришел в ужас и замахал руками, мол, речь идет о святотатстве. В чем суть святотатства я понял позднее, когда поведал о своей задумке Большому Кулаку и нарисовал образ тачки палочкой на песке. В обоих глазах начальника засверкали золотые пумы, яростные посланцы Отца-Солнца. Десятник закричал: «Так ты хочешь использовать образ Пресветлого для катания грязного камня.» Я слишком поздно понял свою ошибку — действительно колесо и символическое изображение Отца-Солнце весьма схожи.

Большой Глаз лупил меня вместе со Стоухим Зверем, потом еще была церемониальная порка и колодец с колодками. В колодце, вернее в засохшей выгребной яме, я окончательно понял, что лишние знания страшно мешают.

На третий день я не мог вспомнить, как называется тот ящик, которые показывает живые картинки без помощи коки и дурман-травы. Я верил с трудом, что люди могут передвигаться без помощи ног, в блестящих ящиках, за счет силы, добываемой из подземной черной жижи. Исчезли из памяти названия для того, что замораживает еду, и для того, что ее жарит, для того устройства, что показывает с помощью двух палочек время, для того приспособления, что летает с помощью огня и для того, что плюется огнем на расстояние в сто полетов стрелы. Казалось страшным сном существование невидимой струи, которая течет по медным проводам и заставляет гореть грушевидные прозрачные сосуды.

В карцере-колодце стало замедляться и исчезать время, каждый следующий день уже не отличался от предыдущего и был простым его повторением. Я больше не хотел узнать что-нибудь новенькое и стремиться к чему-либо интересному, в моей жизни прекратилось движение и изменение.

Когда меня достали из колодца, я радовался добрым демонам дыхания, проникающим из воздуха сверху и снизу для оживления моих жил и костей, я приветствовал добрых духов, растящих для меня маис и картофель, я благодарил добрых духов, отверзающих мои уши и переносящих слова, открывающих мои глаза и переносящих образы. Я боялся темных духов, ворующих жар из моей крови, я дрейфил мрачных демонов, которое крали мое дыхание из жил и свет из глаз.

В общем, все теперь устаканилось, все стало на свои места. Поэтому, когда один из нашей ватаги провинился настолько, что его приговорили к съедению, я употреблял человечинку, не отставая от остальных — не пропадать же теплу и добру, накопившемуся в теле собрата.

Наш труд измерялся не по количеству вбуханных в озеро корзин и плит, а по тому, как движется дамба к священному острову на серебристом озере, из которого некогда вышли благие боги. Если движется медленно, то наказанию подвергается тот, к кому приклеился недовольный начальственный взгляд. А начальственный взгляд поддельное старание определяет быстро. При неподдельном старании, даже если что-то не очень получается, то начальство простит. Ложь и обман всегда наказываются, поскольку противны делу благоустроения земли. Даже и тупой, и неловкий человек принесут немалую пользу, если будут усердно повиноваться начальникам и способствовать им в трудах. Ведь малые начальники подчиняются большим, а большие великим, а великие Верховному, чья душа общается с великими духами, обнимает всю землю и дает ей наилучший путь. Поэтому преступен тот, кто противится замыслам Правителя и, не понимая сути работы, говорит: что толку в ней. Еще хуже тот, кто не понимая по своей умственной слабости Великих Замыслов, замыкается сам в себе, как куколка в коконе, и не отдает всех своих сил труду. Ведь и силы, и сама жизнь появляются при соблаговолении Правителя, чье дружеское общение с богами дает дождь посевам, солнечные лучи всходам и тепло семени.

Сладость повиновения все более охватывала меня, ведь оно давало чувство причастности к Верховному, к его братьям богам, к великим и мудрым силам. Я приспособился почти бегом таскать корзины с щебнем, я научился ловко откалывать многотонные глыбы и прилежно шлифовать внушительные плиты. Мне захотелось еще больше приспособить к полной трудовой отдаче моих братьев по союзу Полуденного Солнца. Собирался я рассказать начальствующим людям, как поощрять послушание, увеличивая, например, труженикам-отличникам свободное время на ловлю блох и прочие естественные надобности. Хотел я еще доказать, что колесо не образ оно Отца-Солнце, а посланный добрыми божествами инструмент. Ибо с помощью его можно за счет прежних усилий достичь куда большего успеха в благоустроении земли.