Томас Трайон - Другой

• Название: Другой
• Автор: Томас Трайон
• Жанр: Ужасы и Мистика

---

— Мама, — сказал он мягко и салфеткой вытер ей рот, прежде чем поцеловать. Взбил подушку и подложил ей под спину. Сходил в ванную, сполоснул салфетку под краном, повязал ей на шею. Пригладив ей волосы и еще раз поправив подушку, он подставил стул и взял поднос в руки.

— Мама, разве ты не хочешь попробовать? Винни приготовила тебе холодный суп и... — он глянул на поднос, — салат из цыпленка. Выглядит аппетитно. И тапиока на десерт. Холланд ее любит, — добавил он, стараясь, чтобы это прозвучало заманчиво. Он поставил перед ней тарелку с супом и взялся за ложку. — Может, попробуешь немного?

Лицо ее походило на маску, она дважды мигнула, что означало «нет».

— Пожалуйста, мама, — настаивал он, — попробуй немного. А то Винни подумает, что тебе не нравится ее стряпня. — Наполнив ложку, он поднес ее прямо к ее губам и стал ждать. Она посмотрела на него и проглотила с громким, хлюпающим звуком. — Вот. Теперь хорошо. Еще ложку. — Глаза ее, обведенные черным, наполнились влагой. Ему даже думать было больно о тех чудовищных усилиях, что она затрачивала каждое утро, чтобы накраситься. И при этом она походила на привидение. — Еще? — Ложка за ложкой он заставил ее доесть суп, промакивая ей губы салфеткой после каждого глотка. — А как насчет цыпленка? — Он поднял тарелку. Она медленно прикрыла веки, еще раз — будто делая огромное усилие. — Ладно, мама. — Он кивнул, поставил тарелку на поднос и накрыл тарелкой. — И так хорошо, ты все-таки немного поела. Надеюсь, суп был не слишком горячий. «Беда не в жаре, беда во влажности», как говаривал мистер Крофут. — Он посмеялся над банальной фразой и продолжал: — Мы с Холландом идем купаться, так что можем охладиться немного. Река обмелела. Купить тебе немного щербета, когда придет мороженщик? Я всегда жду его свистка... Мама?

Она смотрела мимо него, глаза устремлены в одну точку слева от него.

Он повернулся, стараясь перехватить ее взгляд, но она упорно смотрела мимо него, будто его не было в комнате. Вокруг них сгустилась неестественная тишина, пустота без единого движения, как будто вся жизнь ушла из комнаты, будто здесь была выставка, реконструкция какого-то определенного момента в пространстве и времени, почти настоящая, почти живая комната с почти живой фигурой, вылепленной из воска и навсегда застывшей в кресле.

— Я сдал «Антония Беспощадного». Очень жаль. Я знаю, как ты хотела дочитать эту книгу. Но мисс Шедд говорит, что не может больше продлить ее, очень много желающих. Может быть, потом. Но я взял кое-что другое, я хочу почитать тебе, если ты не против. — Еще одна капля вытекла из уголка ее рта. — О, гадство, что это со мной, я чуть не забыл. Я купил тебе кое-что. — Он быстро отвернулся, потом обернулся к ней, выставив перед собой сжатые кулаки. — Сюрприз. Попробуй угадай — в котором из двух? Который? Левый или правый? Ага, правый? Нет. Попробуй еще раз. Левый? — Она мигнула один раз, и он показал серебряную коробочку. — Это для тебя. Я сам выбрал ее. Хочешь открыть? — Он положил коробочку ей на ладонь, она сдернула резинку, пальцы ее дрожали, когда она пыталась открыть крышку. Он наклонился помочь, крышка открылась, он наблюдал за тем, как она разворачивает папиросную бумагу и смотрит на кусок стекла. — Это клоун, мама. Его зовут синьор Палаччи. И у него есть жена... — Она тупо смотрела, и когда он до конца развернул бумагу, то обнаружил, что фигурка треснула точно по талии и лежала в коробочке в виде двух отдельных фрагментов. — О, черт, разбилась! Наверное, я уронил ее. Ладно, — он взял осколки и выбросил в корзину, — я куплю миссис Палаччи — если она еще там. Тебе придется подождать, пока я поднакоплю денег. Жалко, я даже не попытался поискать китайские усы, которые нужны Холланду. — Он разговорился, стал рассказывать, как Холланд уцепился за эту идею, решив устроить шоу любой ценой. — Я сказал ему, что без тети Жози ничего хорошего не выйдет, но он настаивает. О, самая лучшая новость. У нас новый ребенок, — сказал он с улыбкой. — Дочку Торри привезли домой из больницы. Ее держали там в инкубаторе, и теперь она красивая, крепкая, здоровая. Это девочка, как я и говорил, — ты права, я в самом деле колдун. Наверное, они принесут девочку показать тебе. Ты знаешь, как они решили назвать ее? Еще одна императрица. Я сказал Торри, что тебя назвали в честь Императрицы Всея Руси, а тетю Жози в честь французской императрицы, а саму ее в честь британской императрицы, значит, девочку надо назвать Евгенией, в честь Eugenie Второй, императрицы Франции. И они с Райдером так и решили. Ловко, да? — Он хихикнул, довольный, но замолчал, увидев слезы, бежавшие по ее щекам, длинные страшные черные следы слез, плечи ее тряслись, рот искривился в тщетном усилии заговорить.

— Мама, мама, не надо — пожалуйста. Пожалуйста, не плачь. Все будет хорошо. — Она мигнула дважды. — Нет, будет, будет, так будет, мама, я обещаю. — Он прижался к ней, положил голову ей на колени, дергал ее за платье, стараясь хоть немного развеселить.

Когда она успокоилась, он поудобнее устроился на стуле и снова взял книгу, заложенную на том месте, с которого он хотел начать. Он подержал книгу перед ней, чтобы она могла видеть название: «Волшебные сказки». Еще смешок.

— Как ты говорила, мама, когда читала нам вслух: «Теперь все будет по-другому». Ладно, — сказал он и начал читать: «В давние времена в тех краях было множество эльфов, которые обитали в лесу, и однажды они подкрались к домику и увидели колыбельку возле очага. А матери нигде не было видно, поэтому они пробрались в домик, и что же они увидели в колыбельке — очаровательное дитя. Эти эльфы были злые и вредные создания, и больше всего на свете они любили вредить кому-нибудь. Поэтому они взяли ребенка у его матери, а на его место подложили подменного — с большой головой и выпученными глазами, ужасное создание злого ума, вроде них самих, которое ничего не умело, только есть и пить...»

Неожиданный порыв ветра ворвался в окно, захлопал занавесками, сорвал их, смерчем закрутился в дальнем углу комнаты. Нильс сидел очень тихо. Единственное, что он слышал, это был слабый звук собственного дыхания да шорох жучка на сетке окна, тиканье часов, жужжание вентилятора и беспомощные, бессмысленные всхлипывания его матери. Повернув книгу так, чтобы она могла видеть иллюстрацию, он почувствовал, как ее слезы, будто горячий воск, капают ему на руку.

Бедная мама, все ее краски расплылись. Ему было ужасно жалко ее, такая она жалкая в этом кресле на колесах, беспомощно перебирающая руками, сложенными на коленях, вздрагивающая. Ей не понравилась сказка. Она предпочла бы слушать «Антония Беспощадного». Но «Антоний Беспощадный», как оказалось, ужасно скучен, он нисколько ему не понравился. Ей придется слушать то, что он захочет читать, а не то, что она хотела бы слушать. Бедная, жалкая, любопытная мама. Убитая собственным любопытством, как сказал бы Холланд (сам убитый кошкой, ха-ха). Рылась в свитках доски Чаутаука, искала кое-что в старой табачной жестянке.

Что еще оставалось делать Холланду — что оставалось делать любому на его месте, — как только спихнуть ее с лестницы?

* * *

Лино Анжелини был совершенно пьян — в стельку, как говорил дядя Джордж. Стоя в проходе за яблочным погребом с инструментами в руке, Нильс молча и незаметно смотрел сквозь приоткрытую дверь погреба, где хранились банки с желе и маринадами. Мистер Анжелини приложился к бочонку с вином. В свете свечи он склонился над втулкой, подставив под кран медную кружку и дожидаясь, пока она наполнится. Когда кружка опустела, он, отрыгиваясь, вернулся к бочонку, открыв кран и дожидаясь, когда потечет вино. Когда оно кончилось, он выругался и стукнул по бочонку кулаком. Бочонок несколько мгновений шатался на краю каменной скамьи, потом свалился на пол и стал кататься взад-вперед по камням.

— Кончилось, finito, — пробормотал Лино, покачал головой и ухватился за новый бочонок. Дядя Джордж разразится проклятиями, если узнает об этом. И вот что странно: мистер Анжелини плакал. Гадство! Он стучал себе в грудь, тяжело стучал в грудь кулаками, будто молотом, стучал в грудь, будто наказывал себя за что-то. И что дальше? Он схватил колотушку — большой деревянный молоток, которым выбивали затычки из бочек, — гадство, он шарахнул колотушкой прямо по крышке бочонка — шарахнул изо всех сил. Мистер Анжелини сошел с ума, он заболел, не иначе. Нет, наверное, это и есть латинский темперамент, о котором говорила Ада. Колотушка пробила тонкую деревянную перепонку, куски полетели во все стороны, красное вино брызнуло в бледное удивленное лицо мистера Анжелини.

Нильс толкнул дверь и вошел в погреб.

— Пойдемте, мистер Анжелини, — сказал он, пытаясь взять старика за руку. — Пойдемте отсюда. — Но мистер Анжелини только смотрел непонимающе, что-то бормоча на ломаном итальянском.

— Что? Что вы говорите? — спросил мальчик.

— Вино — оно скисает, — воскликнул мистер Анжелини, глядя на сломанный бочонок. — Этот последний из прошлогоднего, и оно портится. — Он прижал руки к животу, как если бы хотел не дать вылиться наружу боли или выпитому вину.