Виктория Холт - Принц-странник

• Название: Принц-странник
• Автор: Виктория Холт
• Жанр: Исторические любовные романы

Действие романа первой книги дилогии «Любовь у подножия трона» происходит в смутные времена, знакомые читателю по роману А. Дюма «Двадцать лет спустя». Принцесса Генриетта, дочь свергнутого английского короля, с юных лет оказывается при французском дворе. Ее дружба с братом — принцем Уэльским, впоследствии Карлом II, любовь к царствующей во Франции особе и калейдоскоп придворных интриг определяют судьбу юной принцессы, о которой взволнованно и детально повествуется в книге. Герои этой истории, в том числе и королевские особы, смотрят на нас со страниц романа живыми глазами, в которых порой блестят слезы.

А принцев в этой книге целых два. «Странствующими принцами» называли юную Генриетту, которую привезли из охваченной восстанием Англии в одежде мальчика, и ее брата, будущего английского короля.

---

— Минетта тоже любит Чарлза, — сказала она, обвивая руками его шею.

Потом он рассказал ей о мистере Фосетте, который учил его и брата Джеймса стрельбе из лука. В голове промелькнули воспоминания об учителе французского, об учителе чистописания, о наставнике, заставлявшем его читать букварь, вспомнил он и о матери, душившей его своей привязанностью и ежечасно напоминавшей о важности и значительности его положения.» Никогда не забывай, Чарлз, что однажды тебе суждено стать королем Англии. Тебе надлежит быть таким же великим и славным монархом, как твой отец «.

Принц криво усмехнулся. Назвали бы теперь отца великим и славным королем англичане, делавшие все, чтобы избавиться от него? Наступит ли тот момент, когда они будут приветствовать принца Уэльского Чарлза в качестве своего короля — Карла II Стюарта?

— Бедная мама, — сказал он, — у меня такое чувство, что ей никогда не быть счастливой. Она одно из самых незадачливых созданий в этом мире. Как хорошо, что можно говорить с тобой, сестренка, не таясь, потому что ты слишком мала, чтобы понять.

Он поцеловал ее в волосы.

— Ты прелестна, и я люблю тебя. Ты ведь знаешь, мне гораздо приятнее быть с тобой, чем с самыми прекрасными леди двора, или с королем и королевой, или с мамой… в общем, со всеми.

Чтобы позабавить ее, он рассказал о деревяшке, которую всегда брал с собой в постель в ее возрасте.

— Напрасно они старались отобрать ее у меня, потому что я ни за что на свете не расстался бы с нею. Я любил свою деревянную палку и, признаюсь, хранил ее как сокровище, пока однажды ее не забрали у меня силой. Тут я понял, что давно вырос из таких игр. Когда-нибудь, Минетта, я расскажу тебе еще кое-что. Я расскажу о забаве, которая у нас была с братом и сестрой, и о том, как мы думали, что будем вечно смеяться и играть в игры, а потом внезапно стали взрослыми, все в один день. Им было тяжелее пережить это — ведь они моложе меня; Мэри — на год, Джеймс — на четыре, а маленькая Элизабет — на целых пять. Я был старшим, Генри был совсем еще ребенком, а маленькая Минетта даже не числилась в нашем семействе, потому что еще не появилась на свет.

— Минетта не появилась!

— Ты без себя не можешь представить существование мира вообще, правда ведь? Давай поиграем, Минетта! Я утомил тебя разговорами.

— Нет, давай говорить еще, — сказала она. Но тут появилась мадемуазель в сопровождении кузена, принца Руперта.

— Вашей маме не понравится, что вы проводите время в детской, играя с малышкой, — кокетливо сказала мадемуазель. Для себя она решила, что на этого мальчика с туманным будущим не стоит тратить время, но устоять не смогла — при всей молодости и неопытности было в нем что-то, что делало его более интересным, чем кузен Руперт.

— Вам придется простить меня, мадемуазель, — сказал Чарлз, — мой французский слишком убог, чтобы ответить вам на вашем языке.

Она веером ударила его по руке.

— И вам не стыдно, кузен? Вы не говорите по-французски?

— Это все моя нерадивость. Боюсь, я слишком много времени уделял верховой езде и стрельбе, тогда как следовало» учить французский, точно так же как и вы, мадемуазель, несомненно, предпочитали заниматься более приятными делами вместо того, чтобы учить английский.

Руперт перевел, и мадемуазель надулась.

— Что бы вы сказали, Чарлз, если бы я позволила вам нести мои цветы?

— Я бы сказал, что вы очень любезны, — ответил он через Руперта.

— Я бы разрешила проводить меня до кареты.

— Мадемуазель чрезвычайно добра.

— И, пожалуй, вы могли бы подержать лампу, пока я приведу себя в порядок.

— Ради Бога, скажите мадемуазель, что я сражен ее великодушием.

Мадемуазель повернулась к Руперту.

— А это не переводите. Я делаю все это только потому, что мне жаль этого бедного юношу. Я никогда не выйду за него замуж, как этого хочет его мать. Я целюсь выше… много выше!

— Я уверен, — сказал Чарлз, — что слова мадемуазель не лишены здравого смысла.

Руперт улыбнулся, он знал, что принц Уэльский понял каждое слово, и не говорит с мадемуазель по-французски только из застенчивости.

— Скажите ему, — приказала мадемуазель, — что он может прийти в мои апартаменты и сидеть возле моих ног, пока я буду беседовать со служанкой.

Когда Руперт перевел, Чарлз ответил:

— Мадемуазель невероятно великодушна, но у меня важное свидание с леди.

— Леди? — воскликнула мадемуазель.

— С моей маленькой сестрой, мадемуазель. С моей подружкой Минеттой.

Генриетта почувствовала, что прекрасная гостья недоброжелательно относится к ее брату.

— Уходите! — сказала она. — Вы не нравитесь Минетте!

— Я понимаю, — сказала мадемуазель, — девочка еще мала, но ее стоит поучить правилам хорошего тона. Ее следовало бы хорошенько высечь.

Услышав слово «высечь», Генриетта обхватила брата и с плачем уткнулась в его плечо.

— Никто тебя не обидит, Минетта, — сказал тот. — Никто тебя пальцем не тронет, пока Чарлз с тобой.

Мадемуазель засмеялась и, поднявшись, приказала Руперту проводить ее.

— Оставим мальчика играть с сестренкой, — сказала она. — В конце концов, он всего лишь мальчишка, и, совершенно очевидно, еще не вырос из детских забав.

Стоило им уйти, как на Минетту и ее брата вновь напало безудержное веселье.

Что ни день они были вместе, что ни день он приходил и разговаривал с ней, и хотя она далеко не все понимала из того, что он говорил, она знала, что он любит ее так же, как и она его.

Ей и в голову не приходило, что когда-нибудь все может измениться, пока однажды он не пришел к ней и не сказал, с грустью поцеловав:

— Минетта, мы всегда будем любить друг друга.

На следующий день он не пришел. Она с негодованием спросила, где Чарлз, и ей ответили, что он уехал. Она мучилась день и ночь, не ела, плохо спала, ей так хотелось, чтобы он вернулся.

Мама ласково обнимала ее.

— Мое дорогое дитя, ты еще очень мала, но есть вещи, которые необходимо знать и тебе. Твой отец сражается с плохими людьми, и твой брат поехал к нему на помощь. Потом, когда они победят плохих людей, мы все вернемся домой, и у тебя будет не один, а целых три брата, а кроме того еще и сестра.

— Не хочу трех братьев, — рыдала Генриетта. — Минетта хочет Чарлза.

И все последующие дни во дворце Сен-Жермен она оставалась печальной. Если бы кто-то спросил ее, отчего она такая грустная, она бы ответила:

«Хочу Чарлза». Все дни напролет она сидела на коленках у окна, высматривая его, ей казалось, что она ждет брата годы, но при этом она ни на час не забывала его.

Принцесса Генриетта лежала в постели в покоях Луврского дворца. Мать сидела у кровати, накинув на плечи три шали, надев на руки толстые перчатки. Погода стояла морозная, январская, и за стенами Лувра на узких парижских улочках французы сражались с французами. В стране полыхала гражданская война, именуемая Фрондой.

Маленькая Генриетта, которой исполнилось четыре года, дрожала от холода, и мать ее тоже дрожала, но к холоду примешивались иные причины. Как обмолвилась ее подруга мадам де Мотвиль, в этом году взошла несчастливая звезда для монархов.

Генриетта-Мария не особо вслушивалась в леденящие душу крики, то и дело доносившиеся сквозь стекла, мыслями она была в стране своего мужа, там, за Ла-Маншем, потому что король Англии стал узником парламента и теперь ждал суда. Она молилась о том, чтобы ей позволили свидеться с ним, но получила отказ. В случае приезда в Англию, — так ей было сказано, — она сядет на скамью подсудимых вместе с мужем, ибо парламент полагает, что на ней не меньше, чем на короле, лежит вина за преступление, именуемое Государственной Изменой.

Что происходит в Англии? Об этом ей было известно мало, поскольку немногим посыльным удавалось добраться до нее через охваченную гражданской войной Францию. Она попеременно осыпала упреками себя и других. То она негодовала на себя за то, что погубила не только собственную жизнь, но и жизнь мужа и детей, но тут же роптала на злодея Кромвеля и его разбойников-парламентариев, принесших столько несчастий ее семье.

И вот она, королева Англии, сидит без пищи и тепла в огромном пустом дворце, одна с ребенком на руках, с воспитательницей, отцом Сиприеном и парой слуг, которые страдают не меньше ее.

Трое ее детей были узниками парламента:

Джеймс, Элизабет и Генри. Мэри, слава Богу, удачно вышла замуж за иностранного монарха еще до того, как ситуация в стране вышла из-под контроля, и теперь смогла предоставить убежище брату Чарлзу и всем, кто смог ускользнуть. В эти тяжелые дни Мэри старалась помочь своей семье.

По приезду во Францию Генриетта-Мария поначалу держалась высокомерно, но мало-помалу пришлось сбросить спесь. К тому же она осталась без драгоценностей и серебра: пришлось послать все, что было, мужу в Англию. Если когда-то своим легкомыслием она в немалой степени способствовала падению мужа, то по крайней мере теперь она от всего сердца хотела помочь ему. Только сейчас, в разлуке, она поняла, как сильно любит этого честного и славного человека, лучшего из мужей и отцов, пусть даже при этом не самого мудрого из королей. А на какую помощь со стороны французских родственников она могла рассчитывать сейчас? Королевской семье пришлось покинуть Париж, маленький король заботами матери королевы был переправлен в Сен-Жермен, где оба они оставались весь период осады Парижа. Мадемуазель де Монпансье приняла сторону бунтовщиков-фрондеров, что для нее очень характерно: чего не сделаешь, чтобы привлечь к себе внимание! Поистине зловещая звезда зажглась в этом году на небе! Генриетта-Мария тщетно заклинала мадемуазель подумать, что она делает, но частенько сама задумывалась, не совершает ли она глупость, разделяя позицию королевы Анны. Ей трудно было усвоить, что жизнь и в той и в другой стране ушла далеко вперед, их народы по-новому начали смотреть на вещи, будущее открывало новые перспективы. Стюарты оказались столь же автократичны, как и Тюдоры, но не чувствовали настроения народа, а именно это чутье лежало в основе популярности, завоеванной великими монархами из династии Тюдоров — Генрихом VIII и Елизаветой I. Простой люд уже отказывался признавать священное право королей управлять всем; еще живы были те, кто помнил мятежи баронов в предшествующем столетии. Народ хотел вернуться к тем временам, когда власть короля была ограничена. Но как легко рассуждать о просчетах задним числом и, оглядываясь назад, говорить: если бы сделать так, то ничего бы и не было! Если бы Карл I и Генриетта-Мария не делали ошибок, они бы и сейчас благополучно царствовали в Англии и жили вместе в счастии и довольстве.