Карл-Юхан Хольцхаусен - Цвет надежд – зеленый

• Название: Цвет надежд – зеленый
• Автор: Карл-Юхан Хольцхаусен
• Издательство: Издательство Мир
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 1982

Герой или, скорее, персонаж повести Пер Густафссон, малень­кий человек, почти случайный преступник. Чтобы остаться со своими близкими, Густафссон соглашается на медицинское вме­шательство, которое, по замыслу его инициаторов, должно столь же надежно, как тюрьма, держать пре­ступника в изоляции, хотя и среди людей, одновре­менно сэкономив казне немалые суммы. На издевательский, по сути, характер наказания, которому подвергают Гус­тафссона – его особым образом окрасили в зеленый цвет.

Очень скоро Густафссон, а еще скорее изобретатель вертотона доктор Верелиус понимают, что обществу совершенно безразлично – сидит ли преступник за решеткой или выставлен на всеобщее «презрительное обозрение». В конечном-то итоге, после ряда неожиданных поворотов в судьбе Густафссона, его, в сущности, предоставляют самому себе. Благодаря своим человеческим качествам он сохраняет и свободу и достоинство. В повести Хольц­хаусена нет нарочитых фантастических эффектов, единственным фантастическим элементом текста остается медицинский эксперимент. Тем более «буд­нично», трезво и деловито, шаг за шагом, поворот за поворотом разоблачаются правы и порядки бур­жуазного «будущего» в Швеции, бессовестная игра средств информации и рекламы вокруг «необычного Густафссона», волей обстоятельств попавшего в свет рампы.

Ю.Кузнецов.

---

19

Что современному человеку приходится слышать чаще, чем эти электрические сигналы – будь то звонок в дверь, звон будильника или звонок телефона? Эти сигналы отрывают рассыльного от контрольной работы для заочных курсов или от комиксов и посылают через весь город по делам начальства, они одинаково возвещают приход и долгожданной возлюбленной, и докучливого кредитора, они портят настроение, путают мысли и прерывают разговор, они, подобно гонгу на ринге, одного спасают от нокаута, а другому мешают завершить атаку.

– Звонят, – сказал Пружина. – Слышишь, звонят в дверь?

– Ну и что, – ответил Густафссон. – Я никогда не открываю, когда один дома, Вдруг это кто-нибудь из газеты или...

– Из газеты! – Пружина так и взвился. – Да это же сама судьба! И ты так спокоен! Нет, у тебя решительно не все дома.

Он выбежал в переднюю и распахнул дверь. Близко Пружина не знал ни одного журналиста. Но не нужно было быть газетным королем Херстом, чтобы понять, что человек, стоящий за дверью, не имеет никакого отношения к прессе. Этот розовощекий, белокурый, полноватый господин явно принадлежал к разряду директоров. На нем было серое весеннее пальто, серый котелок и серые перчатки. Среднего роста, гладко выбритый и прилизанный, он благоухал дорогим мылом и свежей рубашкой, которую менял дважды в день. Одним словом, в дверях, приподняв шляпу, стояло само олицетворение жизненного успеха.

– Простите, вы господин Густафссон?

– Густафссон Я. – Изучив пришельца, Пружина пришел к заключению, что с ним следует познакомиться. – Нет, нет. Но прошу вас, входите. Густафссон там... в гостиной...

Он провел незнакомца в гостиную.

– Бога ради, простите, – заговорил гость. – В передней такой слабый свет, что я не разглядел вас.

– Теперь-то я вижу господина Густафссона, его нетрудно узнать. – Он протянул Густафссону руку. – Добрый день, господин Густафссон. Очень приятно познакомиться. Чрезвычайно приятно. Моя фамилия Шабрен. Директор Шабрен – универмаг Шабрена. Надеюсь, я не помешал?

– Нет, нет, пожалуйста.

– Так вот, как я уже сказал, моя фамилия Шабрен. Мне бы хотелось поговорить с вами наедине, господин Густафссон.

Пружина расположился в угловом кресле и раскрыл газету.

– Считайте, что меня здесь нет, – изрек он.

Шабрен сел рядом с Густафссоном.

– Разрешите присесть? Благодарю. Гм... Итак… Надеюсь, господин Густафссон, вам известен мой универмаг? Возможно, вы даже бывали в нем?

– Да, наверно.

– Тогда вы должны знать, что мы любим проводить недели. Например: Неделя домашней хозяйки. Экономная неделя. Неделя фарфора. Белая неделя... Словом, такие недели, когда мы продаем определенные товары. И стараемся, чтобы у нас был неограниченный выбор таких товаров.

– Ну и что? – Густафссон не мог взять в толк, какое он имеет к этому отношение.

– Дело в том, что мне пришла в голову мысль устроить Зеленую неделю.

Шабрен умолк, предоставив Густафссону самостоятельно сделать вывод. Но Густафссон остался равнодушным. Зато Пружина навострил уши. Из-за газеты он с любопытством поглядывал в сторону Шабрена. Тот продолжал:

– Надеюсь, господин Густафссон, вы понимаете, что это означает? Будут продаваться только зеленые товары. Зеленые гардины, зеленые скатерти, зеленые обои, зеленые сервизы, зеленые лампы, зеленая одежда, зеленые галстуки... все только зеленое. Зеленое должно победить. На пороге весна. Каждому хочется приобрести что-нибудь зеленое.

– Гм, – Густафссон глянул на свои руки и нахмурился…

– Поймите меня правильно, господин Густафссон. Цель моего прихода такова: не согласились бы вы нам помочь?

– Я?

– Господин Густафссон, вы можете оказать нам неоценимую услугу. Мы определили бы вас в отдел гардинного полотна. Это так просто. Вы бы только ходили между прилавками и показывали товар. Подняли бы на руку занавеску, расправили драпировку, показали бы какую-нибудь прозрачную ткань... Наши продавцы, разумеется, помогут вам деловыми советами. Вашей обязанностью будет лишь поговорить с одним покупателем, оказать внимание другому – словом, будете вести себя примерно как писатель, дающий автографы на рождественском базаре.

Густафссон терпеливо слушал этот поток слов. Он сразу понял тайный умысел директора.

– Можете не стесняться в выражениях и прямо сказать: вы хотите, чтобы я был у вас своего рода приманкой.

Шабрен состроил оскорбленную мину.

– Как вы могли так подумать? Наш универмаг пользуется всеобщим уважением. А вы, господин Густафссон, сейчас такая знаменитость. Наш принцип: каждому товару свое время. Это относится в равной степени ко всем товарам. Мы стараемся все продавать своевременно. Мужские сорочки. Лопаты. Рыбные тефтели. Трусы. Чемоданы. Все в свое время. Современно. Актуально. Популярно. Вы тоже популярны, господин Густафссон.

– Что-то не замечал.

– Поверьте, уж я-то разбираюсь в таких вещах, Мы приглашаем вас поработать в нашем универмаге так же, как обычно приглашаем в декабре девушку, выбранную Люцией[4], демонстрировать у нас ночные сорочки. Это красиво, изысканно и пользуется огромным успехом у покупателей. На эти демонстрации приходят толпы мужчин, желающих купить своей жене рождественский подарок. Или, к примеру, прошлым летом мы пригласили победительницу конкурса на самую красивую купальщицу демонстрировать у нас купальные костюмы. Та же картина: множество мужей явились к нам, чтобы приобрести купальный костюм для своей жены.

– Но я не могу демонстрировать купальные костюмы или ночные сорочки.

– Вы все шутите, господин Густафссон. Об этом вас никто и не просит. Надо лишь чуточку подцветить жизнь. Я готов платить вам че... триста крон в день. По субботам наш универмаг открыт, так что ваш недельный заработок составит тысячу восемьсот крон.

Тут в разговор вмешался Пружина. Поднявшись с кресла, он решительным жестом сложил газету и бросил ее на журнальный столик.

– Пять тысяч и ни кроны меньше!

Директор Шабрен смерил взглядом малопривлекательного субъекта.

– Простите, я разговариваю с господином Гус-тафссоном.

– Знаю. Но за него отвечу я. Потому что имею честь быть его менеджером. Господин Густафссон должен получать то, чего он стоит.

– Совершенно согласен. Но триста крон в день – это огромная ставка.

– Для ваших служащих, возможно, и огромная. Но Густафссон стоит дороже. Тысячу нам кто угодно заплатит. Не вы первый являетесь к нам…

– Не может быть!

– Да, да. И не второй, коли на то пошло. Я не вчера родился, господин директор. Тысяча крон в день. Вы сами знаете, что такой аттракцион стоит гораздо дороже.

От всей этой сцены Густафссон был смущен, но вместе с тем в нем закипало раздражение.

– Еще неизвестно, соглашусь ли я на это предложение! – наконец вмешался он.

– Конечно, согласишься! А почему бы тебе не согласиться?

– Вот именно! – Директор Шабрен ринулся на помощь Пружине. – Что тут унизительного? Такая же почтенная работа, как и все остальные. Я сам начинал с этого, когда был молод и зелен...

Он осекся. Пружина фыркнул. Но в лице Густафссона не дрогнул на один мускул.

– Можете не извиняться, господин директор, – сказал он. – Я и так знаю, какого я цвета. Теперь и вы в этом убедились. И вот что я вам скажу: проваливайте-ка к чертовой матери со своими прилавками и зелеными неделями! – Он повернулся к Пружине. – А ты можешь составить ему компанию!

Шабрен было запротестовал. Но, поразмыслив, пожал плечами и направился, к двери. Пружина поспешил вмешаться.

– Нет, нет, нет! – Он замахал руками, – Садитесь, господин директор! Прошу вас, садитесь! А ты, Густафссон, не горячись. Нельзя так разговаривать с людьми, которые желают тебе добра.

– Хорошенькое добро!

– Ты бы подумал лучше о своих детях. Каково им иметь папашу, который таится от людей? Им нужны денежки, молодежи нужны денежки. И твоей жене тоже. И тебе самому. Свое наказание ты принял мужественно, о'кей, браво. И ты должен, – в голосе "Пружины послышались твердые нотки, – нести его с гордо поднятой головой.

Густафссон сник. Неожиданная вспышка гнева подействовала на него самого куда сильнее, чем на остальных. Он всегда боялся обидеть человека, был очень снисходителен и с благодарностью принимал любое поощрение.

– Да, да, – пробормотал он.

Больше он ничего не успел сказать. Пружина взял бразды правления в свои руки.

– Выше голову! Ты можешь прославиться на весь мир. О тебе будут писать книги. Пишут же о людях, которые и вполовину не так известны, как ты. Только не надо рубить сук, на котором сидишь.

– Да я ничего и не сказал, – беспомощно буркнул Густафссон.

– Если я даю тебе советы, то исключительно как друг и товарищ по военной службе. Мы оба твои друзья. Не правда ли, господин директор?

Шабрен нерешительно вернулся в гостиную. Выступать заодно с этим сомнительным субъектом в качестве друга Густафссона у него не было никакого желания. Но поддакнуть он мог, это ему ничего не стоило.