Кристофер Хибберт - Бенито Муссолини

• Название: Бенито Муссолини
• Автор: Кристофер Хибберт
• Издательство: изд-во «Феникс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00227-6

Впервые на русском языке издается оригинальная биография крупнейшего политического деятеля итальянской истории XX века Бенито Муссолини. Написанная английским журналистом К. Хиббертом, участником боев за освобождение Италии, книга впервые увидела свет в 1962 г. В традиционной для западных биографов непринужденной манере автор раскрывает многие неизвестные страницы личной жизни Муссолини, неоднозначность и противоречивость личности итальянского диктатора, его идейную эволюцию и перипетии жизненного пути. Подготовленная на основании огромного числа документов, мемуарной литературы, материалов личных встреч автора со многими итальянскими политиками этого периода, книга воссоздает реалии и саму атмосферу исторической эпохи, с которой связано становление тоталитарных режимов в Италии и других странах Европы.

---

Поощряемый все возрастающими успехами, отставкой Джолитти и назначением на пост премьера оппортуниста Антонио Саландры, что способствовало реализации его планов, Муссолини стал все более шумно требовать войны, становясь все непримиримее. Он дрался на дуэли с реформистски настроенным социалистом Клаудио Тревесом, бывшим редактором «Аванти!», был арестован после вышедшего из-под контроля в Риме митинга сторонников вступления в войну, сражался с полицейскими, разогнавшими один из митингов с его участием в Милане. Наконец, 24 мая 1915 года, к удовлетворению короля, ирредентистов, футуристов, масонов, а также Муссолини, Италия вступила в войну. Однако сторонники войны, приветствовавшие ее объявление с таким шумным энтузиазмом, не выражали мнения страны в целом, и позднее Муссолини с удовольствием отмечал, что они наглядно продемонстрировали, как активное меньшинство может навязывать свою точку зрения массам. Это был урок, которого он не забыл.

«Начиная с сегодняшнего дня, — торжествующе писал он в „Пополо д'Италия“, — все мы итальянцы и только итальянцы. Теперь, когда сталь должна находить на сталь, наши сердца издают единый возглас — да здравствует Италия!»

Семена фашизма были посеяны.

Глава третья СТАНОВЛЕНИЕ ФАШИСТА Август 1915 года — октябрь 1922 года

Что касается меня, то я предпочту пятьдесят тысяч ружей пяти миллионам голосов.

1

Муссолини был хорошим солдатом. Он не пошел добровольцем, как большинство его сторонников, и ждал до августа, когда его зачислили во II полк берсальеров. Однако он отверг предложение командира полка вести в полковом штабе дневник боевых действий и уже через несколько недель оказался на передовой. В 1905-1906 годах по возвращении из Швейцарии он уже прошел 19-месячную военную подготовку и за это время доказал, что, несмотря на репутацию бунтаря, может быть дисциплинированным солдатом. Тогда, как и сейчас, он проявил стремление понравиться начальству и продемонстрировать энтузиазм и способность к упорному труду. Решив во что бы то ни стало не отставать от других, он безропотно выполнял долг, без особого героизма, но с необходимым рвением, и в официальном рапорте был назван примерным солдатом, проявившим дух истинного берсальера. Он получил повышение и стал капралом. В письмах домой он писал в основном об опасностях и трудностях пехотной службы на передовой, о том, что целыми неделями находится под обстрелом, о ситуациях, когда его жизнь подвергалась опасности. Он приехал в отпуск домой прямо из окопов у реки Изонцо, сильно уставший и оборванный, причем его шинель была застегнута не на пуговицы, а держалась с помощью кусков проволоки [5] .

Однажды в феврале 1917 года во время демонстрации нового миномета раздался сильнейший взрыв, и стоявшие рядом с ним пять человек были убиты, а в воздух взлетели исковерканные куски металла от бомбы и разорвавшегося минометного ствола. Его самого с силой швырнуло на землю, и он был доставлен в перевязочный пункт без сознания, а в его тело впилось более сорока минометных осколков. Когда госпиталь в Ронки, куда он был отправлен, был сильно поврежден в результате бомбардировки, и пришлось эвакуировать большинство раненых, его оставили там, так как он был слишком плох, чтобы его перевозить.

Спустя несколько недель, когда ему стало лучше и он вернулся в Милан, Маргарита Сарфатти пришла навестить его. «Я никогда не забуду этот визит, — писала она. — Он был настолько изможден, что едва мог говорить. На его бледном лице появилась улыбка, когда он увидел нас, глаза его ввалились. Он почти не мог двигать губами, было ясно, что он ужасно страдал. Кто-то из нас спросил, не хочет ли он почитать какую-нибудь книгу. Он ответил отказом. „Я читаю только это, потому что оно знакомо мне. Не могу читать ничего нового“. И он указал на томик стихов Кардуччи».

Разумеется, Муссолини не был бы сам собой, не используй он те преимущества, которые давало ему положение раненого солдата. «Я горжусь тем, — писал он с характерным самолюбованием, как только оправился и смог владеть ручкой, — что, выполняя свой опасный долг, окрасил в красный цвет своей кровью дорогу в Триест». «Я испытывал ужасную боль, — отмечал он в автобиографии. — Все операции были сделаны мне практически без анестезии. За один месяц я перенес двадцать семь операций: все, за исключением двух, прошли без анестезии».

Отдавая себе отчет в том что делает, он вернулся в редакцию «Пополо д'Италия» на костылях, которыми он пользовался еще долго после того, как надобность в них отпала. Как ветеран войны он считал себя вправе критиковать социалистов, клерикальных пацифистов и нейтралов, которым он вменял в вину ответственность за катастрофу при Капоретто, с большим правом, чем он мог бы позволить себе, будучи гражданским журналистом. И как один из тех, кого он постоянно называл «оставшимися в живых», он начал выступать за участие бывших солдат в правительстве новой Италии, правительстве, которое должно быть сильным и бескомпромиссным. Еще в феврале 1918 года он ратовал за появление диктатора, «человека жестокого и энергичного, способного вычистить все». Спустя три месяца в широко разрекламированном выступлении в Болонье он намекнул, что сам мог бы претендовать на эту роль.

Все эти призывы были главным образом обращены к тем, кто участвовал в войне, и именно среди них они нашли своих самых ярых сторонников. Предъявляемые Муссолини притязания на Фьюме и Далмацию в дополнение к тем регионам — Трентино и Венеция-Джулия, которые в конечном счете отошли к Италии по Сен-Жерменскому мирному договору — были с энтузиазмом одобрены теми, кто воевал на Карсо, одновременно его выпады против Русской революции и ленинского тоталитаризма были с удовлетворением восприняты теми, кто ассоциировал большевиков с дискредитированной Итальянской социалистической партией. Он более не желал даже именовать себя социалистом. По его словам, партия не только выступала против войны, но и противилась победе и была готова отказаться от ее плодов, а своей пропагандой принципов международного большевизма она потеряла право считаться борцом за права рабочего класса Италии. Понимая, что его взгляды не возобладают до тех пор, пока он не ослабит связи, которые традиционно связывали рабочих с социалистической партией, он старался показать своими статьями и выступлениями, что именно он является их другом и заступником. Он клялся, что, не являясь более социалистом, продолжает твердо занимать антибуржуазные и антикапиталистические позиции.

Но хотя уже не могло быть сомнений относительно того, против чего выступает Муссолини, в 1919 году было по-прежнему непонятно, к чему же он стремится. И 23 марта, когда по его настоянию в одном из помещений миланской Ассоциации торговцев и лавочников на Пьяцца Сан-Сеполко в поисках новой силы политической жизни собрались несколько десятков человек, сомнения относительно того, каковы же его намерения, еще не были развеяны. В его последователях числился странный конгломерат разочарованных социалистов, синдикалистов, республиканцев, анархистов, не поддающихся классификации бунтарей и мятежных солдат, многие из которых принадлежали к «Ардити» («Отважным») — непокорным «коммандос» итальянской армии, некоторые из которых разыскивались полицией [6] . Они оформились в боевую группу, которую Муссолини называл «союзом борьбы», связанную воедино так же тесно, как «фасции» ликторов — символ власти в Древнем Риме.

Но помимо откровенных заявлений, разжигавших националистические чувства, миланский «союз» мало что мог предложить безразличной и скептически настроенной общественности, которая сомневалась в откровенности, не говоря уже о политической реализуемости программы, которая предусматривала 80%-ный налог на военные прибыли, высокий налог на капитал, конфискацию принадлежащей Церкви собственности, аннексию Далмации, ликвидацию биржи и передачу управления промышленностью в руки рабочих. На протяжении 1919 года новое движение получило незначительную поддержку. К нему присоединились лишь некоторые бывшие солдаты, еще несколько разочарованных социалистов и озлобленных молодых синдикалистов, консервативно настроенные монархисты и бывшие офицеры, как, например Чезаре Мария де Векки и генерал Эмилио де Боно. Неудачи во многом объяснялись неоднородностью движения, разногласиями между Муссолини, который, как говорит Денис Мак Смит, «вообразил себя итальянским Лениным», и консервативными элементами, считавшими его идеи о захвате промышленных предприятий более большевистскими, чем сами большевики. Когда на выборах в октябре 1919 года фашисты выставили своих кандидатов в палату депутатов, они набрали всего 4000 голосов. Их противники — социалисты получили в сорок раз больше: в палату депутатов были избраны сто депутатов от христианских демократов. Муссолини — политический труп, восторженно писала «Аванти!». Его гроб носили взад и вперед по улицам Милана, обставленный свечами и в окружении демонстрантов, которые служили панихиду. На Пьяцца-дель-Дуомо сожгли его чучело. Через несколько дней после тяжелого поражения в редакцию его газеты прибыла полиция. Озабоченный твердой поддержкой со стороны Муссолини полных драматизма, дерзновенных действий д'Аннунцио в вопросе об оккупации Фьюме во имя интересов Италии, премьер Франческо Нитти приказал арестовать Муссолини по обвинению в «вооруженном заговоре против государства». Обвинение, видимо, было обосновано. Неуютные помещения редакции «Пополо д' Италия» походили на арсенал [7] . Шкафы и ящики были заполнены бомбами и взрывчаткой. Бомбы были запрятаны в комнате Муссолини даже в печь, книжный шкаф и в выдвижные ящики его письменного стола, на столе на самом верху лежал его револьвер и стилет, а за ними стоял флаг «Ардити» с вышитым черепом. Однако несмотря на наличие таких атрибутов насилия, Муссолини вскоре был освобожден. Советники убедили Нитти, что фашизм — мертворожденное дитя и что нет смысла делать мученика из его лидера — «пережитка прошлого, человека, потерпевшего крах». Однако к началу июня следующего года такая характеристика с большим основанием могла относиться к самому Нитти. Его неспособность противостоять революционным забастовкам и беспорядкам и решить проблему Адриатики, а также слабость в борьбе с социалистами и коммунистами во многом способствовали росту влияния и мощи фашизма.