Кристофер Хибберт - Бенито Муссолини

• Название: Бенито Муссолини
• Автор: Кристофер Хибберт
• Издательство: изд-во «Феникс»
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1998
• ISBN: 5-222-00227-6

Впервые на русском языке издается оригинальная биография крупнейшего политического деятеля итальянской истории XX века Бенито Муссолини. Написанная английским журналистом К. Хиббертом, участником боев за освобождение Италии, книга впервые увидела свет в 1962 г. В традиционной для западных биографов непринужденной манере автор раскрывает многие неизвестные страницы личной жизни Муссолини, неоднозначность и противоречивость личности итальянского диктатора, его идейную эволюцию и перипетии жизненного пути. Подготовленная на основании огромного числа документов, мемуарной литературы, материалов личных встреч автора со многими итальянскими политиками этого периода, книга воссоздает реалии и саму атмосферу исторической эпохи, с которой связано становление тоталитарных режимов в Италии и других странах Европы.

---

Моретти подошел к ним и сделал рукой жест, как бы желая сказать Джеминацце: «Ничего нельзя поделать». Аудизио предложил всем сигареты, хотя обычно не курил. Джеминацца взял одну. Он чувствовал себя в состоянии, близком к шоку, и полагал, что сигарета успокоит его. Затем он помог собрать стреляные гильзы, сел в машину и отвез обоих полковников и Микеле Моретти назад в Донго. Двух рыбаков оставили охранять тела. На часах было двадцать минут пятого.

С того момента, как машина остановилась возле ограды виллы, прошло меньше минуты. После того как она уехала, послышался раскат грома, и через несколько секунд хлынул проливной дождь.

Люди, находившиеся на вилле, слышали выстрелы. Они сошлись во мнении, что всего их было десять. Однако они ничего не смогли увидеть, так как вдоль забора росла живая изгородь, скрывшая все происшедшее от их глаз. Служанка Джузеппина под предлогом того, что ей нужно было сорвать пучок редиски, приблизилась к забору и хотела было посмотреть в щелку, но, услышав грозный оклик: «Via! Via! (Прочь! Прочь!)», вернулась ни с чем.

В шесть часов Джеминацца возвратился в Донго. Там Аудизио присутствовал при казни пятнадцати человек из тех, кто был захвачен в Муссо [48] .

Тела Муссолини и Кларетты положили в машину и под непрекращающимся дождем отвезли в Адзано, где на шоссе их дожидался фургон для мебели, чтобы отвезти в Милан. Трупы Муссолини и Кларетты бросили поверх груды других тел.

Глава восемнадцатая ПЬЯЦЦАЛЕ ЛОРЕТО 29 апреля 1945 г.

Я бы хотел, чтобы на моей могиле были начертаны такие слова: «Здесь покоится самое разумное животное из тех, какие когда-либо существовали на земле».

Ранним утром 29 апреля 1945 года мебельный фургон, благополучно миновав несколько американских постов, остановился возле полуразрушенного гаража на Пьяццале (площади) Лорето там, где за девять месяцев до этого немцы расстреляли пятнадцать заложников. Было воскресенье. Тела убитых выбросили из машины и свалили в кучу. Лишь на рассвете какой-то прохожий более или менее аккуратно сложил их на земле. Труп Муссолини лежал немного поодаль, его голова покоилась на груди Кларетты. Двое молодых людей подошли к нему и несколько раз сильно ударили ногами по лицу, после чего его лицо стало выглядеть сильно обезображенным. Рот был приоткрыт, верхняя губа оттопырена. Создавалось впечатление, будто он собирался что-то сказать. Кто-то вставил ему в руку палку, зажав ее между пальцами.

Около девяти часов на площади собралась толпа. Люди кричали, толкали друг друга, подпрыгивали, стараясь пробраться поближе. Кое-кто выкрикивал ругательства и проклятия в адрес убитых. Некоторые разряжали в них свои пистолеты и дробовики. Другие молча рассматривали трупы: на лицах людей можно было прочитать смешанные чувства и удовлетворения, и омерзения. Одна женщина всадила в тело Муссолини пять пуль, чтобы таким образом отомстить за своих пятерых сыновей, убитых фашистами. Толпа тем временем множилась. Те, кто оказались в первых рядах, буквально наступали на трупы. Партизаны, стоявшие в оцеплении, были вынуждены открыть стрельбу поверх голов напирающей толпы, а затем использовали и брандспойт.

«Кого вы хотите увидеть?» — громким голосом поверх ликующих голов крикнул партизан крупного телосложения, его руки по локоть были забрызганы кровью.

«Паволини!» — раздался в толпе мужской голос. К нему присоединился другой: «Бомбаччи!». И тут же по толпе понеслось: «Муссолини! Петаччи! Буффарини-Гвиди!». Великан-партизан по очереди поднимал каждого из названных над толпой, держа трупы под руки.

«Выше! — командовала толпа — Выше! Выше! Нам не видно!».

«Вздернуть их на веревки», — раздался в толпе громкий властный голос.

Тут же нашлись веревки. Убитых связали за лодыжки. Первым подняли труп Муссолини. Подметки его разорванных ботинок поползли вверх к нависавшим стропилам крыши гаража, голова повисла на высоте шести футов. Его лицо землистого цвета было покрыто пятнами засохшей крови, рот по-прежнему приоткрыт. В толпе раздались одобрительные возгласы. Стоявшие в первых рядах стали бросать в него чем попало.

Акилле Стараче поставили в кузов грузовика и заставили смотреть на происходящее. Затем его подтащили к стене и расстреляли. Труп бросили в кучу вместе с другими, дожидаться своей очереди.

Следующей повесили Кларетту Петаччи. Раздался женский визг. На несколько секунд, пока тела мерно покачивались в прозрачном утреннем воздухе, воцарилась странная тишина. Крики и насмешки прекратились. На мгновение лица стали серьезными и задумчивыми. Как сказал позже один человек, присутствовавший на площади, «мы все вдруг почувствовали, как в воздухе повисло тягостное ожидание, как будто мы погрузились в сон, очнувшись от которого мы обнаружим мир прежним. Казалось, что в течение этих нескольких секунд мы все осознали, что дуче наконец мертв, что он казнен без суда и что наступит час, когда все мы, вместо унижения и оскорблений, будем воздавать ему почести, как герою, и возносить в молитвах, как святого».

Настроение на площади переменилось. Юбка Кларетты сползла на лицо, обнажив бедра. Когда один партизан встал на ящик, чтобы закрепить концы юбки между крепко прижатыми ногами, в толпе послышались насмешки и скабрезные возгласы. Один человек подошел к телу и непристойным образом ткнул его палкой так, что оно сильно закачалось и завертелось на веревке, как механическая кукла, которая, кружась в танце, протягивает свои руки на шарнирах навстречу воображаемому партнеру. Но лицо Кларетты меньше всего напоминало кукольное. Когда-то оно сводило мужчин с ума, теперь же было покрыто слоем грязи и замазано кровью. Когда ее подвешивали, ее глаза были открыты, теперь же веки медленно сомкнулись. Оно выглядело кротким и умиротворенным. Казалось даже, что она улыбается.

Изуродованное лицо Муссолини выглядело по-другому. Некоторые увидели в линии его опухших губ и невидящих остекленевших глазах выражение безнадежного отчаяния, но большинству запомнилось лишь обезображенное и залепленное грязью подобие человеческого лица.

Примечания

1

Маргарита Сарфатти, также социалистка и позднее один из биографов и близких друзей Муссолини, восхищалась умом Анжелики Балабановой, но не могла скрыть своей неприязни к ней как женщине, — возможно, из-за ревности. «Спасительная благодать юмора полностью обошла ее, — полагала Маргарита Сарфатти. — Но еще в большей степени у нее отсутствовало чувство прекрасного. И это было ее счастьем! Иначе она бросилась бы в ближайший колодец. В реальной жизни она была почти незнакома с водой».

2

В течение всей жизни Муссолини преследовала мысль о так называемой «демографической проблеме Италии». Когда немецкий писатель Эмиль Людвиг высказал ему в 1932 году свои соображения о том, что «мальтузианство нужнее в Италии, чем в какой-либо другой стране», он «вспылил». Никогда ранее и после этого, — отмечал Людвиг, — я не видел, чтобы он настолько потерял самообладание. Произнося слова в два раза быстрее обычного, он метал в меня свои аргументы, как реактивные снаряды. «Мальтус! Мальтус с экономической точки зрения — банкрот, а с политической — преступник! Уменьшение населения несет за собой нищету! Когда население Италии составляло всего шестнадцать миллионов, страна была беднее, чем сейчас, когда в стране проживает сорок два миллиона человек».

3

В свою очередь делегатка съезда, русская нигилистка Анна Кулешова, которая в 1898 году сидела в тюрьме вместе с Филиппо Турати за участие в революционных митингах, проведенных в том же году в Милане, высказала другое, более глубокое мнение о пылком молодом человеке: «В нем нет ничего от марксиста, — говорила она. — Фактически он никакой не социалист… и даже не политик. Он сентиментальный рифмоплет, начитавшийся Ницше». Другое нелицеприятное мнение о его действиях на съезде было высказано в «Ресто дель Карлино» (II Resto del Carlino), где описывались его «многочисленные жесты и выражения, благодаря которым он уподобился китайцу». Однако «Коррьере делла сера» (Corriere della Sera) солидаризировалась с мнением мужа Маргариты Сарфатти: «Муссолини выступал с искренностью и неподдельным волнением… Худощавый, резкий, говорящий со взрывной искренностью, он пользуется любовью съезда, который считает его выразителем своих чаяний!»

4

Хотя деньги, переданные Филиппе Нальди для начала издания «Пополо д'Италия», видимо, поступали не из французских источников, есть основания утверждать, что когда в 1915 году газета стала испытывать финансовые затруднения, Муссолини получил взнос «от французских товарищей, чтобы помочь кампании за вступление в ВОЙНУ».

5

Анжелика Балабанова — не будучи беспристрастной — говорила, что Муссолини не только «позер», но и трус, подверженный истерии и ипохондрии. Это суждение не подтверждается свидетельствами ее современников, даже теми авторами-антифашистами, которые в то время, как и она сама, знали Муссолини и имели все основания клеймить его как предателя их идеалов. Один человек, которого я встретил в Милане в 1945 году и который говорил, что служил в должности капрала вместе с Муссолини в полку берсальеров, отмечал, что он «постоянно рисовался и слишком много говорил, он был хорошим парнем. Все мы любили его. Насколько мне известно, он не очень часто бывал под огнем, но когда такое случалось, говорят, он вел себя достойно».