Роберт Хайнлайн - Луна – суровая хозяйка (The Moon Is a Harsh Mistress)

• Название: Луна – суровая хозяйка (The Moon Is a Harsh Mistress)
• Автор: Роберт Хайнлайн
• Жанр: Романтическая фантастика

Премия за достижения в научной фантастике (Премия "Хьюго") в 1967 г. (категория "Роман").

---

Когда Прыщ Морт в 2068 году занял свой пост, он зачитал нам длиннейшую проповедь на тему, как все изменится «на» Луне в годы его правления. Нес всякую чушь насчет «вселенского рая, созданного нашими собственными могучими руками», необходимости «дружно налечь на штурвал, в духе истинного братства», пел, что надо «позабыть о былых ошибках и повернуться лицом к новому светлому рассвету». Все это я слушал, сидя в кабачке «Шамовка горняка» Матушки Боор и наслаждаясь ароматом ирландского рагу и литровой кружкой доброго австралийского пива. Помню и комментарий Матушки: «Ну и хрень же несет, поносник!»

Ее комментарий так и остался единственным откликом на речь Морта. Помнится, было подано несколько петиций, охранникам выдали новые пистолеты – и на этом все перемены окончились. Когда же Смотритель маленько пообжился, он даже по видео перестал выступать.

На митинг я отправился только по той причине, что Майк проявил к нему интерес. Скафандр и чемоданчик с инструментами оставил на станции метро «Западная», а магнитофон забрал с собой и спрятал в поясную сумку, чтобы Майк мог получить полный отчет, даже если меня ненароком сморит.

Но попасть внутрь оказалось не так-то просто. Я поднялся до уровня 7-А, подошел к боковой двери – и там меня остановил один из стиляг: трико на подбивке, гульфик, лосины до икр, торс намазан каким-то маслом и присыпан сверкающей «звездной» пудрой. Вообще-то у меня никаких предубеждений против одежды нет, я и сам носил трико (правда, без подбивки), а по торжественным случаям даже натирал верхнюю половину тела маслом.

Вот косметикой я не пользуюсь, и волосы у меня редковаты, чтобы собирать их в пучок. У этого же парня череп с боков был выбрит, а волосы зачесаны на манер петушиного гребня, на котором задорно сидел красный колпак с чем-то вроде «пипки» спереди.

«Колпак свободы» – я увидел его впервые. Сначала я попробовал обойти парня, но он выставил руку поперек двери и сунулся ко мне лицом.

– Где твой билет?

– Извини, – ответил я. – Я не знал, что он нужен. Где его можно купить?

– А нигде.

– Не понял, – сказал я. – Чего ты темнишь?

– Никто, – прорычал он, – не войдет сюда без поручительства. Ты кто такой?

– Я Мануэль Гарсия О'Келли, – ответил я очень спокойно, – и все ребята-старожилы меня хорошо знают. А вот кто ты такой?

– Не твое дело! Или давай билет с нужной подписью, или вали отсюда.

Мне стало интересно, как долго проживет этот парень на свете. Туристы часто восхищаются тем, как вежливы жители Луны, причем про себя думают: откуда такое странное качество у бывших каторжников? Побывав на Земле и наглядевшись на тамошние порядки, я вполне уяснил причины их удивления. Но объяснять им бессмысленно, все равно не поймут: мы такие лишь потому, что плохие актеры долго не живут – в Луне, во всяком случае.

Вступать в драку у меня не было ни малейшего желания, как бы хамски себя этот парнишка ни вел. Я только представил себе, что будет с его физиономией, если я хоть раз фугану своей рукой номер семь ему по хлебальнику.

Только подумал… и уже приготовился вежливенько его отбрить, как вдруг увидел в зале Коротышку М'Крума. Коротышка – здоровенный чернокожий парень двухметрового роста, сосланный в Булыжник за убийство. Милейший, всегда готовый помочь мужик, лучший из всех, с кем мне приходилось работать. Я обучал его лазерному бурению – еще до того, как сжег свою руку.

– Коротышка!

Он услыхал и расплылся до ушей.

– Привет, Манни! Рад, что ты завернул к нам.

– Еще не завернул, – ответил я. – Видишь, меня заблокировали.

– У него нет билета, – сказал привратник.

Коротышка слазил в свою сумку и сунул мне билет.

– Теперь есть. Пошли, Манни.

– Покажи мне подпись, – уперся привратник.

– Там стоит моя подпись, – очень мягко сказал Коротышка. – О'кей, товарищ?

С Коротышкой не спорят, поэтому меня всегда удивляло, как его угораздило оказаться замешанным в убийстве. Мы двинулись к первым рядам, где были зарезервированы места для важных персон.

– Хочу познакомить тебя с одной славной малышкой.

Малышкой она была только в сравнении с ним. У меня рост не такой уж маленький – 175 см, но в ней, как я узнал потом, были все 180, а 70 кило массы приятно распределялись по завлекательным округлостям; яркая блондинка, все равно что Коротышка наоборот. Я решил, что она из этапированных, поскольку в следующих поколениях редко сохраняется такой румянец. Приятное лицо, очень хорошенькое, и шапка золотых локонов, венчающая крупную, светлую, крепкую и прекрасную конструкцию.

Я остановился в трех шагах, осмотрел ее с ног до головы и продолжительно свистнул. Она постояла, как бы позируя, потом коротко кивнула, утомившись от комплиментов. Коротышка подождал завершения формальностей и ласково сказал:

– Вайо, это товарищ Манни – самый лучший бурильщик, когда-либо буривший туннели. Манни, эту маленькую девочку зовут Вайоминг Нотт, и она приехала аж из кратера Платона, чтобы рассказать нам, как дела у них в Гонконге. Ну, не мило ли это с ее стороны?

Она пожала мне руку.

– Зови меня просто Вай, Манни, только не говори: «уай нот?» note 7.

У меня эта шутка уже вертелась на языке, но я вовремя его прикусил и сказал:

– О'кей, Вай.

Она взглянула на мою непокрытую голову:

– Значит, ты бурильщик? Коротышка, а где его колпак? Я думала, что все шахтеры у вас в организации.

И она, и Коротышка носили такие же красные колпаки, как привратник и еще добрая треть присутствующих.

– Я уже не бурильщик. Раньше был, до того как потерял это крылышко. Я поднял левую руку и показал ей рубец, соединяющий протез с плотью руки (я не стесняюсь демонстрировать его женщинам: одних отпугивает, у других вызывает материнские чувства – примерно половина на половину). – Теперь я компьютерщик.

Она резко спросила:

– Ишачишь на Администрацию?

Даже сейчас, когда в Луне женщин не меньше, чем мужчин, я слишком старомоден, чтобы нагрубить даме, как бы она меня ни обидела; ведь у них так много всего такого, чего у нас нет и в помине. Но она затронула бальное место, и я почти сердито ответил:

– Я не состою на жалованье у Смотрителя. А дела с Администрацией имею как частный подрядчик.

– Тогда о'кей, – объявила она, и голос ее опять потеплел. – Каждому из нас приходится вступать в какие-то отношения с Администрацией, от этого никуда не уйдешь… вот ведь беда. Именно это мы и собираемся изменить. «ИЗМЕНИТЬ? ИНТЕРЕСНО, КАКИМ ОБРАЗОМ? – подумал я. – ВСЕ МЫ ИМЕЕМ ДЕЛО С АДМИНИСТРАЦИЕЙ ПО ТОЙ ЖЕ ПРИЧИНЕ, ЧТО И С ЗАКОНОМ ТЯГОТЕНИЯ. МОЖЕТ, ТЫ И ЕГО СОБИРАЕШЬСЯ ИЗМЕНИТЬ?» Эти мысли я, однако, приберег для себя, не имея ни малейшего желания спорить с дамой.

– Манни – он в порядке, – мягко проговорил Коротышка. – Надежнее не бывает, я за него ручаюсь. А вот и колпак для него, – добавил он, порывшись в своей сумке. И попытался напялить его на меня.

Вайоминг Нотт отняла у него шапочку.

– Ты за него ручаешься?

– Я же сказал.

– О'кей. Вот как это делают у нас в Гонконге.

Вайоминг встала передо мной, надела на меня колпак и крепко поцеловала прямо в губы.

Она не торопилась. Надо сказать, что поцелуй Вайоминг Нотт впечатляет сильнее, чем женитьба на большинстве других женщин. Будь я Майком, я бы просиял всеми своими лампочками. Я чувствовал себя как киборг, которому включили центр наслаждения.

Внезапно обнаружилось, что поцелую пришел конец, а зрители вокруг одобрительно свистят. Я ошеломленно поморгал и произнес:

– Рад, что вступил в ряды. Весь вопрос – в какие?

– А ты что – не знаешь? – удивилась Вайоминг. – Сейчас начнется митинг, и он все поймет, – успокоил ее Коротышка. – Садись, Ман. Вайо, садись, пожалуйста.

Так мы и сделали, ибо председательствующий уже начал лупить своим молотком. С помощью молотка и мегафона ему наконец удалось заставить публику услышать себя.

– Заприте все двери, – орал он. – У нас тут закрытое собрание! Проверьте, кто сидит перед вами, сзади вас и по обеим сторонам, и, если вы его не знаете, и никто из тех, кого вы знаете, не может за него поручиться, выкиньте его из зала!

– Да не из зала их надо выкидывать, черт побери, – отозвался кто-то, – а за ближайший шлюз.

– Потише, прошу вас! Когда-нибудь мы так и сделаем.

В зале началось беспорядочное движение и даже отдельные схватки; с головы какого-то мужика сорвали красный колпак, а его владельца вышвырнули. Летел он классно и все еще поднимался кверху, когда пролетал через дверь. Хотя сомневаюсь, что сам он это ощущал: вырубился, надо полагать. Выставили также одну женщину, вежливо взяв под локотки; правда, при этом она награждала сопровождающих такими эпитетами, что даже мне стало неловко.

Наконец двери закрылись. Заиграла музыка; над трибуной развернулся лозунг с надписью: «Свобода! Равенство! Братство!» Все свистели; кое-кто запел громко и фальшиво: «…весь мир голодных и рабов…» Не могу, правда, сказать, чтобы кто-нибудь из поющих выглядел голодным. Зато я вспомнил, что не ел с четырнадцати ноль-ноль, и подумал, что, надо надеяться, митинг не затянется. Это, в свою очередь, напомнило мне, что магнитофон заряжен только на два часа работы, а уж тут было совсем недалеко до мысли, что со мной сделают, если узнают про маг. Шваркнут в воздух, чтоб я прилунился с тошнотворным мягким шлепком? Или ликвидируют? Впрочем, волноваться из-за этого я не стал. Магнитофончик изготовил я сам, пользуясь рукой номер три, и никто, кроме специалиста по микромеханике, не догадается, что это за штука.