Генри Хаггард - Мечта Мира

• Название: Мечта Мира
• Автор: Генри Хаггард
• Издательство: Советский писатель
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1992
• ISBN: 5-265-02777-7

Роман «Мечта Мира» посвящен легендарному герою древнегреческих мифов Одиссею, драматическим перипетиям его последнего путешествия в поисках прекрасной Елены, его приключениям на море, в древней стране фараонов и других землях.

---

— Желающие войти во двор и видеть святую Гаттор пусть подойдут ближе! Слушайте, Гаттор будет принадлежать тому, кто сумеет добыть ее; если же он не сможет пройти к ней, то падет, будет схоронен под храмом и никогда больше не увидит лица Солнца. С того времени, как Гаттор вновь вернулась в Кеми, 703 человека отправилась добывать ее, и 702 трупа лежат теперь под сводами этого храма, так как из числа всех их один только Фараон Менепта вернулся живым. Но места много еще для желающих — и потому, кто хочет видеть чудесную Гаттор, пусть войдет.

Тут вопли и мольбы женщин вновь огласили воздух; с плачем повисли они на близких сердцу. После долгих усилий некоторые сумели восторжествовать, но таких счастливиц было немного.

— Нет, ты, конечно, не войдешь во двор, — упрашивал Скитальца Реи, удерживая его за руку. — Образумься, молю тебя, отврати лицо от смерти и вернись к жизни со мной!

— Не трудись удерживать меня, Реи, я решил войти и войду! — отвечал Скиталец.

Тогда жрец Реи посыпал главу прахом и громко заплакал, потом, накрывшись плащом, побежал, не останавливаясь, ко дворцу царицы Мериамун.

Тем временем жрец у бронзовых ворот храма Гаттор отодвинул засовы, и мужчины, которыми овладело безумие страсти, один за другим стали входить в ворота. Два других жреца стали желающим завязывать глаза, чтобы они не видали красоты Гаттор, а только слышали сладкозвучный, манящий голос ее. Однако двое посетителей не пожелали идти с завязанными глазами; один из них был супруг той женщины, которая упала при дороге, другой же был слепцом от рождения. Хотя последний не мог надеяться увидеть Гаттор, но был охвачен безумием страсти от одного звука ее голоса.

Когда все уже вошли, кроме Скитальца, сквозь толпу прорвался человек, запыленный от дальнего пути, с черною бородой и волосами в беспорядке, с горящими от возбуждения черными глазами и орлиным носом, придававшим ему сходство с хищною птицей.

— Стойте! Стойте! Не запирайте ворот! — кричал он. — День и ночь я спешил сюда, оставив жену, детей и стада, забыв про обетованную землю, бежал сюда от Апуров, ушедших в пустыню, бежал для того только, чтобы еще раз взглянуть на красоту Гаттор!

— Ну, проходи, проходи! — проговорил насмешливо жрец. — Таким путем мы избавимся хоть от одного из тех, которых Кеми вскормила и вспоила для того, чтобы они ограбили ее4. В тот момент, когда жрец уже запирал за запоздавшим безумцем ворота, в них вошел Скиталец, и ворота захлопнулись. Ему также предложили было надеть повязку на глаза, но он отказался, заявив, что пришел сюда, чтобы видеть все, что можно видеть.

— Иди же, безумец, иди и умри, подобно другим! — проговорил жрец, и отвел его и всех остальных на средину двора, откуда можно было видеть верх пилона. Затем жрецы и себе завязали глаза и распростерлись на земле, лицом вниз. Все стихло как во дворе, так и за стеною: все ожидали явления Гаттор.

Скиталец обернулся и взглянул сквозь бронзовую решетку ворот на толпу, оставшуюся на площади перед храмом. Там все стояли неподвижно, в каком-то оцепенении; даже женщины перестали плакать. Глаза всех были устремлены вверх, на пилон. Наступал полдень, яркий, знойный полдень; красный диск солнца достиг зенита, и его сверкающие, палящие лучи ослепительным снопом падали на край пилона.

Вдруг издалека стали доноситься нежные звуки сладкого, чарующего голоса; звуки все росли и приближались, становясь все нежней. При первых нотах их из груди каждого вырвался вздох, невольный вздох, от которого и Скиталец не мог удержаться.

Наконец, находившиеся вне двора, на площади, издали увидели Гаттор, — и глухой не то рев, не то стон пронесся над толпой. Безумие овладело людьми; подобно бурному пенящемуся потоку, с диким бешенством устремилась толпа на бронзовую решетку ворот, на высокую каменную стену ограды. Мужчины бились грудью и головой об эту преграду, теснили, давили друг друга, взбирались на плечи одни другим, грызли решетку зубами, между тем как жены и матери, сестры и невесты этих безумцев, обвив шею их руками, старались образумить их, посылая проклятия чародейке, красота которой помутила рассудок этих людей, превращая их в бешеных безумцев, не помнивших себя.

Скиталец также поднял глаза. Перед ним, на краю пилона, вся залитая солнцем, стояла женщина. При ее появлении все смолкло, точно замерло. Она была высока и стройна, в сияющей белой одежде; на груди ее был громадный кроваво-красный рубин в виде звезды; и звезда эта роняла, словно капли крови, красные пятна на ее белые одежды, но пятна эти вновь исчезали, не нарушая ее девственной белизны. Золотистые кудри чародейки разметались по плечам, ниспадая до земли; руки и плечи были обнажены. Одною рукой она прикрывала лицо, как бы желая затенить отчасти свою ослепительную красоту. Да, это была сама красота!

Те, кто еще не любил, находили в ней свою первую любовь; те же, что уже любили, видели в ней ту первую любовь, которую каждый из них утратил. И все вокруг нее было блеск, свет и красота! Голос ее был дивною музыкой, ласкающей слух и томящей душу; в нем было что-то сулящее счастье, усладу и негу, что-то манящее душу в неизведанную даль и будившее в каждом мечты и желания.

Сердце Скитальца дрожало в ответ на ее песню, как дрожат струны арфы под искусной рукой вдохновенного певца.

А пела она странную песнь:

Та, к кому страстно манила тебя

Чистой любви мечта,

Та, о ком долго скорбела душа,

Видишь, она твоя!

Та, что другому была отдана,

Забыла обет свой, любя,

Та, что давно для земли умерла,

Воскресла вновь для тебя!

Она смолкла, и стон страстного томления прозвучал над толпой. Скиталец увидел, что стоявшие вокруг него люди срывали свои повязки судорожными дрожащими пальцами; только жрецы не шевелились, оставаясь распростертыми на земле, хотя и они тоже стонали тихо и протяжно. Между тем Гаттор вновь запела, продолжая закрывать лицо свое рукой. Теперь она пела о том, что все, так страстно ищущие ее, толпятся у подножия пилона, забывают, что она должна погибнуть от меча любви, покорившей ее, от любви, смявшей ее подвенечный наряд и цветы. Она пела еще, что любовь и красота живут только в воображении, что она блекнет в ночные часы, гаснет при свете зари, а с рассветом умирает любовь.

Певица смолкла, кругом царило молчание. Вдруг она подалась вперед над самым краем пилона, так что, казалось, должна была упасть, и, протянув вперед руки, как бы желая обнять всех толпившихся внизу, предстала им во всей своей ослепительной красоте, лучезарная и сияющая, торжествующая и манящая.

Скиталец взглянул на нее и тотчас же опустил глаза в землю, как человек, ослепленный ярким лучом полуденного солнца. Ум его помрачился; весь мир перестал существовать для него; в душе воцарился хаос, а в ушах стоял шум безумно кричавшей и волновавшейся толпы.

— Смотрите! Смотрите! — воскликнул один. — Видите вы ее волосы? Они чернее вороньего крыла, а глаза ее темны, как ночь!.. О, несравненная!..

— Глядите! Глядите! — кричал другой. — Небо бледнеет перед бирюзой ее глаз! Какая статуя, какой мрамор сравнится с ней в белизне!

— Да, именно такою была та, которую я много лет тому назад назвал своей женою! — шептал третий. — Да, это она, такой она была, когда я в первый раз откинул ее покрывало!

— Видал ли кто такой царственный стан, такое гордое чело?! — восхищался четвертый. — Видите эти темные, страстные очи, эту бурю страстей, отраженную в них, видите эти пышные губы, этот вызывающий вид?! Поистине, это богиня, перед которой все должно преклоняться!

— Нет, не такою вижу я ее! — кричал человек, бежавший из пустыни от Апуров. — Она бледна и бела, как лилия, стройна, высока и хрупка, как хрустальный сосуд. Как каштаны, темны ее шелковистые кудри, как глаза лани, широко раскрыты прекрасные карие очи ее. Печально смотрят они на меня, молят меня о любви!..

— Я прозрел! — восклицает слепец. — Глаза мои раскрылись при блеске ее красоты. Я вижу высокий пилон, вижу яркое солнце. Любовь коснулась моих очей, и они прозрели, но в моих глазах у нее не один облик, а множество обликов самых различных. Это сама красота! Язык не в силах передать ее. Дайте мне умереть. Дайте умереть, так как я прозрел и видел воплощение красоты, и теперь знаю, чего напрасно ищут все люди по свету, из-за чего мы умираем, чего жаждем и что надеемся найти в смерти — это тот же идеал вечной красоты.

XIV. Стражи-охранители священных врат

Шум и гомон толпы то рос, то замирал; эти люди взывали к разным женщинам, умершим или живым, которых они некогда любили; некоторые хранили безмолвие, точно оцепенев при виде этой красоты. Скиталец же только раз взглянул на Гаттор, затем опустил глаза на землю и теперь стоял, закрыв лицо руками. Он один из всех старался собраться с мыслями и дать себе отчет в том, что происходило в его душе; остальные же всецело поддались безумию страсти или были поражены как громом, чудесной красотой этой женщины.