Густав Эмар - Охотники за пчелами

• Название: Охотники за пчелами
• Автор: Густав Эмар
• Жанр: Исторические приключения

---

— Положение трудное, не скрою, надо действовать чрезвычайно осторожно, чтобы они не напали на ваш след. Самое главное — выиграть время.

— Да, — сказал дон Леонсио задумчиво.

— Сколько вас? — вступил в разговор дон Диего.

— Тридцать пять человек, вместе с поручиком. Но я вам уже сказал, что это настоящий демон. Он один стоит четверых.

— Ну и что же! — продолжал небрежно дон Диего, поглаживая свои белокурые усы. — Нас семеро, вместе с тобой, нашим храбрецом.

— Кто этот поручик?

— Дон Торрибио, бывший гаучо.

— О! — воскликнул дон Леонсио с отвращением. — Торрибио Дегвелло!

— Я с удовольствием прижал бы коленом грудь этого злодея. Ну, что же будем мы делать?

— Вы забываете, кто с нами, дон Диего, — сказал дон Леонсио, указав глазами на их спутника, неподвижно стоявшего рядом.

— В самом деле. Я сошел с ума. Простите меня, милый, мы должны действовать очень осмотрительно.

— Какое счастье, — заметил Луко, — что вы не привез ли с собой донну Антонию. Бедная милая нинья, она умерла бы от страха среди этих демонов.

Внезапно, прежде чем дон Леонсио успел ответить, на постоялом дворе возник ужасный переполох, прозвучали несколько выстрелов. Обезумевшие от страха мужчины и женщины выскочили из дома и с отчаянными криками разбежались в разные стороны.

— Спрячьтесь! Боже мой! Что это значит? Я сейчас вернусь, только постарайтесь, чтобы вас не узнали, спрячьтесь ради Бога! До свидания! До свидания! Я должен посмотреть, что там происходит.

Оставив дона Леонсио и его спутников в сильном беспокойстве, капрал поспешил к дому.

XVII. Федеральная любезность

Мы опередим на несколько минут капрала Луко, чтобы объяснить читателю, что происходило в зале постоялого двора.

Сначала все шло хорошо. По прошествии замешательства и страха погонщики мулов и быков, окунувшись в стихию своего любимого времяпрепровождения, забыли о своих опасениях и вскоре уже общались с солдатами на равных.

Водка и вино лились рекой, радость возрастала соразмерно с возлияниями, горяча кровь и кружа головы.

Между тем поручик дон Торрибио с блестящими глазами и воодушевлением на лице продолжал петь, бренчать на гитаре, а главное — пить. Так, может быть, и продолжалось бы дальше, если бы не одно обстоятельство, которое вдруг все круто изменило и превратило сцену веселья в сцену ужаса.

Среди веселящейся публики находился молодой погонщик мулов лет двадцати пяти с тонкими и умными чертами лица, но с развязными манерами, привлекавший всеобщее внимание неподражаемой грациозностью в танцах. Вокруг него сосредоточились женщины, одаривавшие его обворожительными взглядами и бурно аплодировавшие его эксцентричным па.

В числе этих женщин были две шестнадцатилетние девушки, отличавшиеся красотой, присущей американкам. Жгучие черные глаза, опушенные бархатными ресницами, пунцовые губы, золотистый загар на румяных щеках, иссиня-черные тугие косы, стройный стан, гибкий и чувственный — все это вместе придавало им упоительную и сладострастную прелесть, которая не поддается анализу, но магическому действию которой невольно подчиняется даже самый холодный человек.

Эти две женщины превосходили всех остальных в выражении восторга по поводу искусства танцора. Следует отдать должное танцору. Он, по-видимому, не придавал особого значения производимому им эффекту. Это был добродушный парень, просто любивший танцевать, а при его образе жизни ему редко представлялась возможность предаться любимому занятию. Поэтому он был далек от того, чтобы пытаться внушить любовную страсть какой-нибудь из своих поклонниц.

Девушки эти инстинктивно почувствовали равнодушие погонщика и оскорбились, но не подали вида, продолжали расточать ему страстные признания и восторженные похвалы, которые становились уж слишком нарочитыми, чтобы оставить равнодушными многочисленных свидетелей этого. К тому же среди присутствующих было немало таких, которые много бы дали, чтобы заслужить расположение прелестного создания, и, как это случается в подобных случаях, стали сердиться на погонщика за проявляемое им равнодушие, упрекать его в недопустимой невежливости, неумении себя вести и в пренебрежении признательностью со стороны прелестных девушек.

Молодой человек, оказавшийся в затруднительном положении по одной простой причине — он самозабвенно отдался танцам и побуждаемый присутствующими проявить вежливость, решился выйти с честью из неприятного положения и пригласил сначала одну девушку, а потом другую потанцевать с ним.

Поэтому, как только поручик после очередного возлияния снова забренчал на гитаре, танцор направился с любезной улыбкой к стоявшим рядом девушкам, поклонившись, сказал той, которая оказалась ближе к нему:

— Сеньорита, не осчастливите ли вы меня согласием протанцевать со мною этот танец?

Девушка, зардевшись от удовольствия, уже протянула ему руку, когда ее подруга внезапно взвилась на месте и в мгновение ока очутилась между танцором и подругой.

— Вы не будете танцевать! — вскричала она гневно. Свидетели этой странной и неожиданной сцены с удивлением воззрились на них, ничего не понимая. Танцор с приглашенной им девушкой с изумлением переглянулись. Между тем танцор решил положить конец этой нелепой ситуации, поскольку девушка продолжала стоять прямо перед ним, гордо закинув голову, с пылающим лицом, всем своим видом выражая угрозу. Танцор, почтительно поклонившись девушке, сказал:

— Сеньорита, позвольте заметить вам…

— Молчите, дон Пабло! — резко прервав его, сказала девушка. — Я не на вас сержусь, а на эту бесстыжую шлюху, которая решила завладеть самым красивым танцором.

При этих словах оскорбленная ею подруга оттолкнула дона Пабло и, приблизившись к своей сопернице, крикнула:

— Ты лжешь, Манонга, ты говоришь это из ревности, ты не можешь пережить тою, что этот кабальеро оказал мне предпочтение.

— Я? — ответила та презрительным тоном. — Ты с ума сошла, Кларита. Меня интересует этот кабальеро не более, чем кислый апельсин.

— Да? — иронично возразила Кларита. — Почему же ты вдруг так рассердилась без всякой видимой причины?

— Потому что, — запальчиво отвечала Манонга, — я знаю тебя давно и хочу преподать тебе урок.

— Ты? Полно! Берегись, как бы тебе самой не пришлось получить урок!

— Как бы не так! Если ты скажешь еще слово, клянусь, я тебя зарежу.

— Вот как! Но ты даже не умеешь держать ножа.

— Посмотрим! — вскричала Манонга, опьянев от гнева и выхватив нож из-за пазухи, обернула левую руку шарфом и стала в позицию.

— Посмотрим! — ответила Кларита и тоже, проворно выхватив нож, приготовилась к бою.

Дуэль между двумя девушками сделалась неизбежной.

Дон Пабло, невольно явившийся причиной такой необычной дуэли, всячески старался урезонить девушек, но ни та, ни другая не обращали внимания на его слова. В полном отчаянии он продолжал взывать к разуму девушек, но тут опять вмешалась публика, которую на сей раз интересовала не только перебранка девушек, но и увлекательное зрелище — женская дуэль на ножах, поэтому они стали требовать, чтобы он успокоился и предоставил девушкам объясниться как им желательно.

Танцор, внутренне убежденный, что он невиновен в случившемся и что только его доброе сердце побудило его стараться уладить скандал, уступил требованию публики и, скрестив руки на груди, решил оставаться зрителем, если не равнодушным, то по крайней мере бескорыстным, предстоящей дуэли.

Странное и величественное зрелище являли собой эти девушки в странной одежде, гордо стоявшие друг против друга в полутемной зале, готовые к схватке, между тем музыка» и танцы продолжались как ни в чем не бывало, водка по-прежнему лилась рекой и по-прежнему звучал нестройный хор голосов, распевавших веселые песни.

— На сколько дюймов деремся, милая? — воскликнула Кларита.

— На все лезвие, душа моя, — насмешливо ответила Манонга. — Я хочу оставить автограф на твоей физиономии.

— Я намерена сделать то же.

— Посмотрим. Ты готова, милая моя?

— Готова, душа моей жизни!

Вокруг девушек собралось много зевак, в то время как те, выставив вперед словно щит левую руку, напряженно ждали мгновения, когда они бросятся друг на друга. Обе были одинаково молоды и проворны, обе обладали одинаковыми шансами. Привычные к подобным схваткам люди, а здесь их было вполне достаточно, не брались предугадывать исход этой дуэли, которая, впрочем, по мнению всех, обещала быть ожесточенной, судя по гневному блеску глаз соперниц.

После минутной нерешительности, или, лучше сказать, сосредоточенности, Кларита и Манонга щелкнули языком с пронзительным подсвистом, зловеще сверкнули синеватые лезвия ножей, и они устремились друг к другу.

Первый раунд был стремителен и закончился ничем.