Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста

• Название: Луна доктора Фауста
• Автор: Франсиско Эррера Луке
• Издательство: ЭКСМО, Домино
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-04566-1

Популярный венесуэльский писатель Франсиско Эррера Луке принадлежит к наиболее интересным современным мастерам исторического романа. Казалось бы, «Луна доктора Фауста» посвящена локальному в исторической перспективе событию – завоеванию Венесуэлы конкистадорами, но главное в этом романе – тесное переплетение исторической и мифологической канвы. Возрождая, казалось бы, отживший жанр средневекового «рыцарского романа», Луке проявляет себя тонким психологом и блестящим стилистом. Он пишет историю покорения Америки как увлекательную книгу, в которой причудливая смесь фантазии с реальностью имеет строго документальную основу.

---

Он находился в городе с серебряными мостовыми, с прямыми и широкими, как в Санто-Доминго, улицами. Золотое солнце сияло посреди огромной площади, по которой шли женщины – одни только женщины. Иные вели за собой маленьких верблюдов, называемых в здешних краях ламами. Все были обнажены, и лишь правая грудь у каждой была прикрыта золотой изогнутой пластинкой. Из колчанов выглядывали рубиновые острия стрел, и Филипп понял, что попал в страну амазонок.

– Добро пожаловать к нам, великий белый вождь! – приветствовала его высокая женщина. Кожа у нее была иссиня-черная, глаза зеленые, как у герцогини Медина-Сидонии, тело, мягкими изгибами напоминавшее гитару, – как у девицы из Кордовы, голос – как у Каталины де Миранда, высокие монгольские скулы и стройный рост – как у Берты Гольденфинген и жены дровосека.

– Меня зовут Коньори. Я хочу отдаться тебе. Хочу родить дочь – ей в отцы я выбрала тебя. Ты молод, красив и силен. Здесь, на этом ложе, устланном пухом попугаев, я приму тебя. Если зачатое нами дитя родится девочкой, я буду царствовать и дальше. Если же родится мальчик, меня ждет смерть. Приди, чужеземец, соединим наши тела. Когда же ты возвратишься туда, откуда был взят нами, никому ничего не рассказывай: все равно никто тебе не поверит. Скажут, что история твоя – плод воображения, подогретого водкой, кокой и тем снадобьем, что поднес тебе мой невольник Капта. Но в доказательство того, что я не приснилась и не пригрезилась тебе, возьми и сохрани вот это изумрудное ожерелье. Дарю его тебе в обмен на семя твое. По возвращении ты не найдешь Капту, и изумруды эти будут единственным свидетельством нашей любви. Приди же, чужеземец, овладей мною и оплодотвори меня, когда служанки покроют мое тело золотой пылью.

Хриплый голос Диего де Монтеса вывел Филиппа из забытья, когда солнце стояло уже высоко.

– Выспались на славу, ваша милость! И выглядите гораздо лучше. Рана не болит? Завтра совсем оправитесь.

Гуттен поглядел по сторонам. Гамак его был подвешен под деревьями на лесной опушке.

– А где омагуа?

– Всю ночь мы удирали от них. Думаю, оторвались. Уже несколько часов не слышно их дьявольских барабанов.

– А я побывал в…– начал Филипп и осекся. Он поднес руку к груди и нащупал изумрудное ожерелье. Диего сказал ему, что Капта бесследно исчез:

– Сами знаете, какие плуты эти индейцы.

Падре Тудела, слушая рассказ Филиппа, озабоченно хмурил брови.

– Итак, сегодня ночью я побывал в Эльдорадо. Должно быть, этот волшебный край неподалеку отсюда: иначе как смог бы я обернуться туда и обратно за ночь?

Священник потупил взор.

– По крайнему моему разумению, дон Филипп, все, о чем вы мне поведали, привиделось вам во сне. Усыпило же вас снадобье Капты.

– А ожерелье? – запальчиво спросил Гуттен. – Оно мне тоже приснилось?

– Нет, не приснилось. Но это ничего не доказывает, равно как и исчезновение Капты. Я вижу во всем этом искусно проведенную военную хитрость.

– Я вас не понимаю, падре. Поясните, – сказал, приподнявшись, Филипп.

– Да тут и объяснять-то нечего: это уловка омагуа, или инков, или какого-нибудь еще племени, – уловка, придуманная нам на погибель. Они использовали для своей цели и племя Капты, и жителей Макатоа, которые надеялись нашими руками покончить с ними. Подарив вам это бесценное ожерелье, они вдохнули в вас уверенность в том, что вы наяву пережили волшебное и захватывающее приключение. Распалив вашу алчность, они заманят нас в засаду, а заманив, перебьют до последнего человека. Поверьте, дон Филипп, это интрига, проведенная при помощи негодяя Капты. Не мной было сказано: «Остерегайся порабощенных душ!»

– Но как же быть с тем, что я видел и испытал? – воскликнул Филипп. – Как быть с царицей золотого города? Что вы мне на это скажете?

– А вот что, ваша милость: во сне исполняются самые сокровенные наши мечты. Несколько лет кряду вы не помышляли ни о чем, кроме Эльдорадо. Разум ваш воспламенен волшебными историями о домах, выстроенных из золота, о девах-воительницах… Я уж не говорю о том, как пагубно в ваши годы столь длительное воздержание. Вы увидели и испытали все, что хотели увидеть и испытать. Нет, вы не нарушили шестую заповедь! На вашу долю выпало счастье согрешить без греха.

– Нет, падре. Ваши слова не убедили меня. Простите мою неуступчивость.

– Постарайтесь же, ради всего святого, рассеять это заблуждение и уж во всяком случае никому не рассказывайте о своем приключении.

– Почему, позвольте узнать?

– Вас просто-напросто объявят сумасшедшим, а такая слава вам добра не принесет – особенно теперь, когда в отряде упорно поговаривают о том, что вы приносите несчастье. Многие уже не хотят вам повиноваться и мечтают о скорейшем возвращении домой.

Послышался голос Диего де Монтеса, еще издали восклицавшего:

– Как поживает наш храбрец? Ну-ка, ну-ка, покажите-ка мне свою рану! Что ж, вид у вас вполне здоровый, ваша милость! Встаньте, прошу вас! Так! Теперь снимите рубаху. Поднимите правую руку. Превосходно! Почти затянулась. А что это так сверкает у вас на груди, словно и вы омылись золотым песком? Вы разукрашены не хуже касика из Эльдорадо! – с громким смехом заключил он.

Страшный грохот долетел из сельвы, и над верхушками деревьев с испуганными криками взмыли в воздух птицы.

– Омагуа! – крикнул хирург, и голос его был еле слышен из-за неумолчного рокота индейских барабанов.

Лимпиас неотрывно смотрел на приближавшееся войско.

Растянувшись во всю ширь долины, держа безукоризненное равнение, стремительно надвигались на испанцев пятнадцать неприятельских колонн. Четыре колонны – по две с каждого фланга – выдвинулись вперед: индейцы уже не шли, а бежали, и до них оставалось не более полулиги. Лимпиас вел торопливые подсчеты: пятьдесят рядов по двадцать человек в каждой шеренге…

– Нам противостоят пятнадцать тысяч человек! – объявил он.

– А нас тридцать девять, – с напускным безразличием ответил Санчо Брисеньо.

– Бежать невозможно, – сказал Лимпиас. – Кавалеристы могли бы спастись, но не годится бросать на произвол судьбы пехоту и нашего губернатора. Да, на нас идут отборные войска – достаточно поглядеть, как умело они перестраиваются. Они на расстоянии двух аркебузных выстрелов.

Барабанная дробь стала чаще. Индейцы рассыпались полукругом, концы которого были не дальше двухсот вар от лагеря. В середине этой движущейся дуги на носилках, пестро разукрашенных перьями попугаев, стоял статный мускулистый юноша с копьем в руке. Сорок воинов окружало его паланкин.

– Отважный малый! – заметил Барриос. – Хочет ринуться в бой первым.

– Это его и погубит, – проговорил Лимпиас, не сводя глаз с юного вождя. – Эй, кто там с аркебузами и арбалетами! Возьмите его на прицел!

Касик подал знак, и войско омагуа, испустив боевой клич, ринулось на испанцев. Когда до этой ощетинившейся копьями, колышущей перьями толпы оставалось всего шагов сорок, Лимпиас крикнул кавалеристам, указывая на вождя: «Его, его! Добудьте его!» – и сам устремился к нему. Касик, ошеломленный внезапным нападением, застыл на месте. Лимпиас же, не дав ему опомниться, одним ударом меча снес ему голову. Остальные всадники рубили и кололи носильщиков. Паланкин с грохотом опрокинулся. Долину огласил неслыханный еще в этом краю гром аркебуз. Этого оказалось достаточно: омагуа с криками повернули вспять, к Кагуану. Кавалерия поскакала вдогон.

Отступая, индейцы оставили на поле битвы больше сотни убитых и раненых, а у испанцев один лишь Мартин Артьяга был оцарапан копьем.

Гуттен неуверенной поступью – рана еще давала себя знать – шел навстречу своим возвращающимся солдатам.

– Горжусь вами…– улыбаясь, начал было он, но Лимпиас, который знал, что победой отряд обязан ему, властно прервал губернатора:

– Немедля ложитесь!

За вечер и ночь отряд прошел больше семи лиг, переправился через реку и разбил лагерь в небольшом лесу. Красная луна залила бивак унылым и тревожным светом.

– Видите? Это луна доктора Фауста, – сказал Гуттен священнику.

– Да опомнитесь же, ваша милость! Луна как луна! Выбросьте этот вздор из головы или пеняйте на себя!

ГЛАВА СЕДЬМАЯ Miserere mei! [14]

27. ВОЛЯ ВОЙСКА

Солдаты, измученные долгим и трудным переходом, еще отсыпались, хотя солнце было уже высоко. Гуттен проснулся последним, ибо жар от раны продолжал мучить его. В зелени, как зеркало, сверкали воды ручья, и на берегу, собравшись в кружок вокруг Лимпиаса, сидели и лежали капитаны. Пощипывали траву расседланные кони, остававшиеся глухи к зову привольной долины.

Гуттен в сопровождении священника, чуть пошатываясь, подошел к капитанам, и при его приближении те неохотно поднялись. Они прятали глаза, и выражение их лиц не предвещало ему ничего доброго.

– Изрядный путь пришлось нам отмахать вчера, – сказал он в виде приветствия. Никто не ответил ему, и глядели на него – если кто и глядел – враждебно и неприязненно.