Лаура Эскивель - Шоколад на крутом кипятке

• Название: Шоколад на крутом кипятке
• Автор: Лаура Эскивель
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-94278-652-6

«Шоколад на крутом кипятке» открывает новую страницу в латиноамериканском «магическом реализме». Эта книга самым парадоксальным образом сочетает в себе реальность и вымысел, эротику и мистику, историю любви и рецепты блюд мексиканской кухни. За свой дебютный роман Лаура Эскивель получила такую престижную литературную награду, как приз Американской Ассоциации книготорговцев.

Представление о мексиканских сериалах вы, наверняка, имеете. «Шоколад на крутом кипятке» — из той же когорты. Он любит ее, она любит его, но по каким-то сложным причинам они много-много лет не могут быть вместе. Зато потом воссоединяются с такой силой страсти, что умирают в объятиях друг друга. Приправлено все это, на радость читателю, острым юмором. И, на радость кулинарам, бесконечными рецептами блюд, кои изготавливаются главной героиней, прирожденной кухаркой, пылкой и верной единственной любви Титой, по ходу действия. Любовь с перчиком — мексиканская экзотика!

---

Точно так же, как поэт играет словами, играла она по своей прихоти ингредиентами и дозами, добиваясь сказочных результатов. И хоть бы что! Все ее усилия были напрасны, она не могла вырвать из уст Педрони единого доброго словца. Чего она не знала, так это того, что Матушка Елена настоятельно «попросила» Педро впредь воздерживаться от восхваления блюд, — не хватало еще, чтобы Росаура, которая и без того чувствовала себя не в своей тарелке по причине беременности, сделавшей ее бесформенной толстухой, выслушивала комплименты, которые ее муж делает Тите под тем предлогом, видите ли, что она чудеснейшим образом готовит.

Крайне одиноко чувствовала себя Тита в ту пору. Ей так недоставало Начи! Она ненавидела всех, и Педро не был исключением. Она была убеждена: никогда, никогда больше она не будет любить. Разумеется, все эти убеждения улетучились как дым, едва она взяла на руки ребенка Росауры.

Прохладным утром она собирала в птичнике к завтраку только что снесенные куриные яйца. Некоторые были еще теплые, и она засовывала их под блузку, прижимая к груди, чтобы как-то смягчить вечный холод, который она испытывала и который в последнее время донимал ее все больше.

Обычно она поднималась первой, а в это утро встала даже на полчаса раньше: надо было уложить чемодан с одеждой для Гертрудис. Она решила воспользоваться тем, что Николас отправлялся пригнать стадо, и хотела тайком от матери попросить его доставить чемодан сестре. Тита делала это, потому что ее не покидала мысль, будто Гертрудис все еще ходит нагишом. Естественно, Тита не допускала, что того непременно требовала работа ее сестры в борделе на Границе, — скорее всего, бедняжке просто нечего было надеть.

Она быстро передала Николасу чемодан с одеждой и конверт с адресом заведения, где, возможно, обреталась Гертрудис, и вернулась, чтобы заняться обычными делами.

Тут она услышала, как Педро закладывает повозку. Ей показалось странным, что он это делает в такой ранний час. Но увидев солнечный свет за окном, поняла, что припозднилась и что укладывание для Гертрудис вместе с ее бельем части их прошлого заняло больше времени, чем она предполагала. Не просто было уместить в одном чемодане день, когда все втроем они приняли свое первое причастие. А вот свеча, книга и фотография на фоне храма поместились свободно. Совершенно не помещались запахи тамаля (Тонкая кукурузная лепешка с различного рода начинкой и специями) и атоле (Маисовый кисель) которые Нача готовила им и которые они ели в компании с друзьями и близкими. Поместились косточки пестрого абрикоса, чего нельзя было сказать об улыбках во время игры этими косточками на школьном дворе и об учительнице Ховите, о качелях, о запахе спальной комнаты, о свежевзбитом шоколаде. Хорошо, что не поместились также тумаки и ругательства Матушки Елены — просто Тита очень крепко закрыла чемодан, так что им туда было напопасть.

Она вышла во двор в тот самый момент, когда Педро с отчаянием в голосе позвал ее. Он обыскался ее, потому что ему надо было срочно ехать в Игл-Пасс за доктором Брауном, пользовавшим всю их семью: у Росауры начались предродовые схватки.

Педро умолял Титу побыть возле сестры, пока он не вернется.

Только Тита и могла сделать это — в доме не оставалось никого. Матушка Елена и Ченча отправились на рынок с намерением пополнить запасы провизии и вещей в связи со скорым рождением ребенка, дабы в доме было все необходимое. Они не могли заняться этим раньше из-за появления в округе федералистов и их опасных действий в городе. Покидая ранчо, женщины не предполагали, что ребенок может появиться на свет раньше, чем они думали: едва они уехали, как Росаура принялась за нелегкий труд деторождения.

И не оставалось Тите ничего другого, как быть повитухой, в надежде, что продлится это недолго.

Ей было все едино, мальчик это будет, девочка или неведомо кто еще.

Но она никак не ожидала, что Педро схватят федералисты, которые бессовестно воспрепятствуют тому, чтобы он добрался до доктора, и что Матушка Елена с Ченчей не смогут вернуться из-за перестрелки, которая завязалась в городе, заставив их укрыться в доме семейства Лобо. Вот и вышло, что единственная, кому выпало находиться при рождении племянника, была она, именно она!

За часы, проведенные возле сестры, Тита узнала больше, чем за все годы учебы в городской школе. И она, как никогда до этого, проклинала учителей и мать за то, что они не нашли случая рассказать ей, что надлежит делать во время родов. К чему ей было в этот момент знать названия планет и наставления Карреньо, все эти «от» и «до», если ее сестра была на краю гибели, а она ничем не могла ей помочь. За время беременности Росаура прибавила в весе тридцать килограммов, что отнюдь не облегчало муки первородящей. Помимо того, что сестра и так была крайне толста, Тита увидела, как тело ее начинает странно вздуваться — сперва ноги, затем лицо и руки. Она отирала ей со лба пот и пыталась ее подбодрить, но Росаура, казалось, ее не слышит.

Тита видела, как рождаются некоторые животные, но сейчас этот опыт вряд ли мог ей пригодиться. В те разы она была лишь зрительницей. Животные прекрасно знают, что они должны делать, а Тита не знала ничегошеньки. Она приготовила простыни, горячую воду, прокипятила ножницы. Она знала, что должна будет перерезать пуповину, но не знала, как, когда и в каком месте. Знала, что надо будет как-то позаботиться о младенце, когда он появится на свет, но не знала, как именно. Единственное, что она точно знала, так это, что сперва он должен родиться, но вот когда? Тита то и дело заглядывала сестре между ног — ничего такого: на нее глядел темный, тихий, глубокий тоннель. Стоя на коленях перед Росаурой, она в крайнем отчаянии попросила Начу хоть как-то надоумить ее.

Если уж она посвящала ее в кухонные рецепты, то могла бы пособить и в этом трудном деле! Кто-то ведь должен помочь Росауре свыше, коли ее сестра этого не умеет. Она и сама не знала, долго ли молилась, стоя на коленях, а когда наконец открыла глаза, темный тоннель — целиком — неожиданно стал превращаться в красную реку, в мощный вулкан, в рвущуюся бумагу. Плоть сестры отверзалась, открывая дорогу жизни. Тита до конца дней своих не могла забыть этот звук и то, как выглядела головка племянника, выходившего победителем из борьбы за жизнь. Эта головка была не ахти, скорее всего, у нее была форма продолговатой гири из-за давления, которому были подвержены косточки все эти долгие часы. Но Тите она показалась самой красивой из всех, которые она когда-либо видела.

Плач ребенка заполонил все одинокие уголки ее сердца. Тогда она и поняла, что заново любит жизнь, этого дитенка к Педро, даже свою сестру, ненавидимую столь долгое время. Она взяла ребеночка на руки, поднесла его к лицу Росауры, и вместе они всплакнули, нежно обнимая его. С этого момента, следуя наставлениям, которые нашептывала Нача, она прекрасно знала, что должна делать: перерезать своевременно и в нужном месте пуповину, протереть тельце миндальным маслом, перевязать пупок и одеть новорожденного. Не испытывая ни малейших сомнений, она сперва надела на него распашонку, затем рубашечку, после чего перетянула пупок свивальником, подложила подгузник, натянула носочки и вязаные ботиночки и стянула ему ножки одной пеленкой, а другой, фланелевой, туго спеленала его, уложив на груди ручки, чтобы не царапал личико, после чего упрятала в пеньюар и укрыла плюшевым одеялом. Когда к ночи вернулись Матушка Елена с Ченчей, сопровождаемые женщинами из семейства Лобо, они были поражены профессиональной работой Титы. Спеленутый, как полешко, ребенок спокойно спал.

Педро привез доктора Брауна только на следующий день, после того как его освободили. Возвращение Педро всех успокоило. Они страшились за его жизнь. Теперь им оставалось беспокоиться лишь за здоровье Росауры, которая все еще находилась в критическом состоянии и была очень распухшей. Доктор Браун самым тщательным образом обследовал ее. Только сейчас они поняли, сколь опасными были роды. По словам доктора, Росаура испытала приступ острого токсикоза, который мог убить ее. Он тоже удивился хладнокровию и решительности Титы, которая помогла роженице в столь неблагоприятных обстоятельствах. Впрочем, неизвестно, что больше привлекло его внимание: то, что Тита, не имея ни малейшего опыта, смогла управиться одна, или внезапно сделанное им открытие, что Тита, эта зубатая девчушка, превратилась в прелестную молодую женщину, на которую он до этого не обращал внимания. Со дня смерти жены, произошедшей пять лет назад, доктор ни разу не испытывал влечения к женщине. Боль потери любимой спутницы жизни оставляла его все эти годы бесчувственным к любви. Разглядывая Титу, он почувствовал, как у него забилось сердце. Мурашки пробегали по его телу, пробуждая и оживляя все его спящие чувства. Он смотрел на нее так, будто видел впервые. Такими приятными казались ему сейчас ее зубы, которые обрели дивную соразмерность в чарующей гармонии тонких и нежных черт лица.