Иван Шевцов - Голубой бриллиант

• Название: Голубой бриллиант
• Автор: Иван Шевцов
• Издательство: Издательство «Голос»
• Жанр: Современная проза
• Год: 1998
• ISBN: 5-7117-0375-7

Книги знаменитого писателя Ивана Шевцова популярны у читателей свыше сорока лет. О его романах шли яростные споры не только дома, на кухне, но и в печати. Книги Шевцова никого не оставляют равнодушными, потому что в них всегда присутствует острый сюжет, яркие сильные характеры, а самое главное – то, чем живут его герои, волнует всех именно сейчас, сегодня.

В новой книге Шевцова только новые ни разу не публиковавшиеся, кроме журналов, романы «Голубой бриллиант», «Крах» и «Что за горизонтом?». Все они о нашем времени, о нашей жизни, о преступлениях, порожденных свершившейся в нашей стране криминальной революцией. На наших глазах политическая мафия, слившись с уголовной, погрузила во мрак жизнь России, но не убила в нас генетически заложенного стремления к добру, к свету. Обо всем этом страстно и ярко пишет Иван Шевцов.

---

– О, как шикарно! – с неподдельным возбуждением воскликнула Маша и посмотрела на Алексея Петровича долгим трепетным взглядом.

Она достала из сумки свежий, совсем тепленький номер газеты, который читатели получат завтра, развернула его, и Алексей Петрович увидел фотографии трех своих произведений: «Ветеран», «Девичьи грезы» и горельеф «Пляж». Фотографии сопровождала краткая статья об авторе, под которой стояла фамилия М.Зорянкиной.

– Это вам мой сюрприз, Алексей Петрович. Завтра читатели узнают, что есть в ограбленной, униженной, оскорбленной, оккупированной «пятой колонной» России великий скульптор Алексей Иванов, который создает шедевры даже в кошмарное время духовной деградации общества.

Прежде чем сесть за стол, Маша быстрым привычным взглядом окинула зал, и тут глаза ее зацепились за предмет, которого здесь раньше не было. Ее портрет в граните! В больших горящих глазах ее вспыхнуло изумление. Перед ней было что-то знакомое и в то же время другое, новое, отличное от того, что было в глине. Строгий, крепкий гранит придавал всему образу цельность, основательность, ярче, точнее выявлял характер; черные волосы, освещенные верхним светом люстры, отливали зеркальным блеском, усиливали контраст со светлосерым лицом и кистью тонкой руки с трепетными пальцами. Маша внимательно и придирчиво рассматривала творение большого мастера, как рассматривают свое отражение в зеркале, а сам творец, которого она только что с пафосом объявила великим, стоял рядом за ее длиной и с затаенным волнением, как ученик на экзамене, ждал оценки. Вдруг она стремительно обернулась и обеими руками обхватила его. В ответ он порывисто обнял ее и бережно прижал к груди, чувствуя, как колотится ее сердце.

– Спасибо, родной, это необыкновенно, – сказала она о портрете.

«Родной». Это слово обожгло его несказанной нежностью, и он начал целовать ее тонкий нос, губы, глаза, прямые темные волосы.

– Как назовете ее? – Маша указала взглядом на портрет. – «Последняя любовь»? – Он томно кивнул, прикрыл глаза. – А вы не продадите ее, как «Первую любовь», никаким шведам-американцам?

– Ни за какие миллиарды… Я подарю его тебе, сегодня, сейчас, за твою нежность, ласку, красоту, за гармонию, которой Господь наградил тебя, а гармония есть совершенство хоть в природе, хоть в человеке. А ты воплощаешь в себе совершенство. И еще за то, что ты сказала слово, которое мне никогда не говорила ни одна женщина. Слово, которое окрыляет и делает человека счастливым.

– Какое? Что за слово? Скажи, и я повторю его сотню раз! – возбужденно настаивала она, перейдя, как и он, на «ты».

– Догадайся!

– Нет, ты скажи, я прошу тебя? Ну не томи же меня, родной…

– Вот ты и повторила. Спасибо, родная. – Он галантно поцеловал ее тонкие трепетные пальцы.

– Ах, да, именно родной, – торопливо заговорила она. – И мне тоже никто, кроме родителей, никто не говорил «родная», ты первый. И представь себе, я тоже никому, кроме Настеньки, не говорила этого свято-нежного слова. Никому. А для тебя у меня припасено много-много самых лучших в мире слов. Их хватит нам с тобой на всю жизнь.

Когда сели за стол, она спросила:

– А почему две бутылки? Не много?

– У нас два сюрприза. За каждый по бутылке, – шутливо улыбнулся он тающими глазами. А всерьез сказал: – Они разные – сухое и десертное. Кто что любит.

К концу ужина обе бутылки были пусты. Не привычная к спиртному Маша изрядно захмелела. Не свода умиленного взгляда с возлюбленного, она доверчиво распахнула свою душу и откровенничала:

– Я не могу объяснить, что со мной произошло Какая-то вспышка, какой-то космический взрыв сверхновой звезды. И это случилось не сегодня и не вчера. Это произошло еще в Манеже в нашу первую встречу. Уже тогда я поняла тебя, узнала, проникла в тебя. Говорят, автора как человека, его характер и душу можно познать через его творчество. И я познала тебя и полюбила. Да, да, я полюбила тебя, когда позировала, сидя перед тобой на «троне»! Я ревновала тебя к тем, с которых ты лепил фигуры «Девичьих грез» и других обнаженных.

Она умолкла и уставилась на него большими, блеснувшими влагой, честными глазами человека, чуждого лжи. Она ждала от него каких-то ответных слов, он это понимал. Сказал неторопливо и глухо:

– Я всю жизнь, точнее, с первого послевоенного года и до сегодняшнего дня шел к тебе в мучительных мыслях и радужных грезах, через сомнения, потерянные надежды, иллюзии. И знаешь – верил. И вот вера привела к тебе… Судьба наградила меня за мою веру.

Наступила какая-то благостная, все охватившая пауза. Наконец он предложил чай или кофе. Она отрицательно закачала головой и встала:

– Хочу позвонить маме, скажу, чтоб не волновалась. Уже поздно, а я хмельна. Заберут меня в вытрезвитель, и желтая пресса получит лакомый материал.

– Ты никуда не уйдешь, я не отпущу тебя, – сказал он твердо, подойдя к ней вплотную. Она обняла его, и снова губы их встретились.

Маша позвонила матери и сказала, чтоб та не волновалась: сегодня дочь заночует в редакции.

…Они лежали в постели и говорили о негасимой любви, о голубых бриллиантах, о бессмертии души и опять о любви и верности. Теребя его бороду, Маша задумчиво прошептала:

– А потом все это обожание, любовь, счастье куда-то пропадают без следа. Сначала клянутся, божатся в вечной любви, сулят златые горы и реки, полные вина, или как Стенька Разин: все отдам, не пожалею, буйну голову отдам… И тут же за борт ее бросает в набежавшую волну. Как это? Чем объяснить? Несовершенством человеческой натуры, низкой нравственностью? – Она ждала ответа. А он затруднялся, он не думал над этой проблемой. Сказал нетвердо:

– Возможно, среди людей мало голубых бриллиантов, больше стекляшек. Как ни странно, цивилизация привела к духовной деградации отдельного индивидуума и общества в целом.

– Цивилизация ли? – усомнилась Маша. – Я думаю, причина в другом. Виновника надо искать в самом человеке. В монстре, возомнившем себя сверхчеловеком, поправшем мораль, нравственность и все нормы общежития. Его мораль – он сам, царь и Бог. Все, что вокруг, – его собственность: животные, вещи, движимое и недвижимое и сама природа. Все подчинено его прихоти. Их, этих монстров, легион. Они спаяны между собой, хотя и разбросаны по всему свету. Это всемирная организация.

– Антихристов?

– Дело не в названии: бесы, масоны, космополиты, сионисты. Цель у них одна – мировое господство. А чтоб подчинить себе все остальные народы, заставить их работать на себя, они изобрели целую систему духовного растления, придумали различные теории, партии, демократии. Для них главное – лишить народы их здоровых национальных корней. Веру заменить неверием, цинизмом и нигилизмом. Они внедрили вирус разложения в духовные сферы всех наций – в культуру, искусство; вирус, который возбуждает все животные инстинкты: жестокость, секс, предательство. Они оболванили людей, создали послушных рабов, безмозглых роботов.

– Удивительно! – искренне воскликнул он. – Ты высказала мои мысли. Ты их читаешь?

– Мы же единомышленники, – сказала Маша и поднялась, чтоб потушить ночник. И тут Алексей Петрович обратил внимание на темное пятно, размером с березовый лист, на ее бедре. Это пятно он заметил еще в ванне, но деликатно промолчал. Теперь решил полюбопытствовать:

– Это у тебя ожог?

– Нет, родимое пятно, особая мета, – улыбаясь, шутливо прибавила: – Как у Горбачева.

Выключив ночник, она обняла его, и, нащупав у него на плече родинку величиной с лесной орех, сказала:

– А у тебя тоже…

– Знакомый хирург предлагал удалить, да я отказался. Зачем резать? Она мне не мешает.

Мелкая и совсем необязательная деталь, скажет читатель и будет несправедлив, потому что через несколько месяцев в жизни Алексея Петровича и Маши и темное пятно, и родинка величиной с лесной орех одновременно исчезнут при обстоятельствах не столько загадочных, сколько чрезвычайных.

Глава девятая. Лебединая песня

1

Теперь они встречались часто, иногда по нескольку раз в неделю. Один выходной – суббота или воскресенье – был целиком их день. В будни она выкраивала время, чтоб забежать к нему хоть на часок. Это был их «час любви», миг блаженства и счастья. Однажды в такой час Иванов завел разговор о том, как трудно Маше жить на ее более чем скромную зарплату и нищенскую пенсию Ларисы Матвеевны, и деликатно предложил свою помощь хотя бы для Настеньки. Маша хмуро взглянула на него и, отведя глаза в сторону, как бы походя обронила:

– Сначала надо решить статус наших отношений. Кто мы?

– Это решать тебе, – покорно ответил Алексей Петрович. – Ты сделала первый шаг, зная, что я приму его, как дар судьбы. В этом ты не сомневалась. Тебе делать и решающий шаг – сказать, кто мы. Я во всем полагаюсь на тебя и свою судьбу вверяю тебе.

– А если мое решение тебя не устроит, не оправдает твоих ожиданий?