Чарльз Шеффилд - Неподражаемый доктор Дарвин

• Название: Неподражаемый доктор Дарвин
• Автор: Чарльз Шеффилд
• Издательство: АСТ, ЛЮКС
• Жанр: Детектив
• Год: 2004
• ISBN: 5—17—024045—7, 5—9660—0127—8

Великий Шерлок Холмс говорил: «Отбросьте невозможное, и каким бы невероятным ни оказалось оставшееся, это и есть истина!» Сыщик-любитель Эразм Дарвин придерживается того же мнения! Цель его жизни — не просто расследовать загадочные преступления мистического толка, но и находить мистике РАЦИОНАЛЬНОЕ объяснение!

На дне шотландской заводи обитает ужасное доисторическое чудовище, свято оберегающее затонувшие сокровища? Древнее проклятие демона настигает ЛЮБОГО, кто прикоснется к огромному рубину? В ночь, когда дует ветер с востока, а в небе светит полная луна, на мельнице Лэмбетов появляется убийца-оборотень? В подземных тоннелях обитает древний «народ холмов», тысячелетиями скрывающийся от человеческого взора?

Доктор Эразм Дарвин и его друг и ассистент полковник Поул начинают расследование!

---

Внезапно сцена изменилась. Ровная поверхность залива словно вспоролась, расходясь вдоль черной центральной черты и образуя два ярких фрагмента. Поул понял, что наблюдает эффект расходящейся ряби — выгнутая дугой волна приподнимала поверхность воды, так что отражающийся свет солнца больше не бил ему в глаза. По заливу что-то плыло — что-то очень большое. Поул уронил трубку в вереск, сердце быстрей заколотилось в груди.

Кобль находился на мелководье, поблизости от места, где залив выходил в море. Волна же покамест шла по центральной, глубокой части, в доброй четверти мили оттуда, однако двигалась прямо к суденышку. Полковник завороженно наблюдал, как она приближалась и, наконец, примерно в сорока футах от кобля, там, где дно начинало подниматься, свернула влево и понеслась обратно вдоль берега.

Двое людей на борту были целиком поглощены делом. Гогенгейм взял со дна кобля небольшой бочонок, снял с него крышку и что-то прилаживал внутрь. Вот он тихо сказал пару фраз стоящему на корме обнаженному Зумалю, а потом засмеялся. Позади них по воде все еще бежала полоса ряби.

— Готов?

Как раз в то мгновение, как до слуха Поула донесся этот вопрос, солнце наконец нырнуло за край горизонта на западе, и все кругом приобрело новый, глубокий оттенок настоящих сумерек. Кивок Зумаля был уже едва различим.

— Как только я опущу, прыгай следом. Торопись — это ненадолго.

Последние слова сопровождались искрой, выбиваемой сталью из кремня. Три вспышки — и трут наконец схватился. Гогенгейм держал дымящийся кусочек ваты над открытой стороной бочонка.

— Давай!

Из отверстия вырвался сноп ослепительного пламени. Гогенгейм схватил бочонок и выкинул за борт. Пламя мгновенно осело ко дну бочонка, но вместо того, чтобы потухнуть в воде, словно бы разгорелось ярче прежнего сине-белым огнем.

В этом свете внезапно стало видно дно залива: неровное, складчатое ложе камней и песка. У самого кобля, в нескольких футах от подводного огня, Джейкоб Поул различил силуэт корабельного корпуса. Съежившись возле пушки, едва дыша от возбуждения, он следил, как обнаженный Зумаль соскользнул за борт, подплыл к буйку и, быстро перебирая руками, принялся спускаться по веревке к якорю, что отмечал местоположение затонувшего галеона.

Заслоняя глаза от бьющего света, Поул вглядывался в очертания корабля. Через несколько секунд он уже свыкся с непривычным узором света и теней и сумел различить все подробности. И ахнул, осознав, что там видит.

В деревне сбирающиеся сумерки стали сигналом к новой бурной деятельности. Даже сквозь стены дома Дарвин ощущал всеобщую суету, а на кухне то и дело раздавался торопливый перестук шагов.

То был один из немногочисленных сигналов нарастающей напряженности. После ухода Джейкоба Поула Малькольм Макларен наведывался каждые полчаса: стараясь выглядеть как можно небрежнее, обменивался с Дарвином несколькими рассеянными фразами и снова торопился прочь. В пять часов он объявился в последний раз и ушел вместе со стряпухой, оставив Дарвина в одиночестве справляться с обедом (холодный гусь, овсяный хлеб, фрикасе из цыпленка и хлебный пудинг) и коротать досуг, на свое усмотрение строя выводы о происходящем.

Когда же Макларен наконец появился вновь, то выглядел другим человеком. На смену типичному одеянию жителя равнин пришли грубые башмаки, высокие, до колена, гольфы, килт и черный жилет с прошитыми золотой нитью пуговицами.

— Да знаю я, — сказал он в ответ на вопросительный взгляд Дарвина. — Носить горское платье пока еще супротив закона. Но что б там закон ни твердил, а я, приветствуя возвращение брата, на меньшее не согласен. Да и вообще поговаривают, будто через год-другой закон все равно изменят, так что тут худого? Уж можно, казалось бы, позволить человеку одеваться так, как он пожелает. Но у вас-то все готово?

Дарвин кивнул, поднялся и, подхватив потрепанный докторский саквояжик, неизменный свой спутник в тысяче подобных путешествий, вслед за Маклареном вышел навстречу теплому весеннему вечеру. Горец размеренно зашагал к каменному дому с черными ставнями. Хотя кругом царила тьма, у доктора возникло ощущение, будто их провожает множество глаз.

У двери Макларен остановился.

— Доктор Дарвин, я не из тех, кто любит тешить себя обманом. Я чту правду. Рана очень скверная. Я не горю желанием услышать горькую весть, но можете ли вы обещать, что откровенно ответите, горестна ли эта весть или же хороша?

Из двери лился поток света. Дарвин повернулся и твердо взглянул в тревожные глаза своего спутника.

— Если только нет самых веских причин поступить иначе — ради спасения жизни или облегчения страданий, — всегда предпочтительнее полный и откровенный диагноз. Обещаю: куда бы ни завела нас нынче правда, я ничего не утаю. А взамен прошу, чтобы мой диагноз не навлек злобы ни на меня, ни на полковника Поула.

— Даю вам слово, а порукой ему моя жизнь. Макларен толкнул дверь, и они вошли.

Комната не изменилась, но теперь вдоль стен в восьми-девяти местах стояли лампы. Все кругом было ярко освещено и сверкало безупречной чистотой. Светильники стояли и по бокам широкой кровати, на которой, по грудь укрытый клетчатым пледом, лежал какой-то человек.

Дарвин шагнул вперед и долго молчал, пристально изучая бледное, точно мел, лицо и расслабленную позу больного.

— Сколько ему?

— Пятьдесят пять, — шепотом отозвался Макларен.

Доктор подошел ближе и откинул плед на бедра незнакомца, а потом приподнял веко больного — тот и не пошевелился. Дарвин раскрыл ему рот, разглядывая гниющие зубы, и что-то задумчиво проворчал себе под нос.

— Сюда. Помогите мне перевернуть его на бок. — Голос доктора звучал бесстрастно, не выдавая и намека на то, что он думал.

Вместе с Маклареном они перекатили больного на правый бок. На голове от самого темени до левого виска тянулся красный рубец. Дарвин нагнулся и осторожно провел по нему рукой, ощупывая кость под шрамом. Рана оказалась глубокой — узкая выемка в черепе, над которой не росло волос.

Дарвин втянул в себя воздух.

— Да, удар и впрямь нехорош. Трещина прямо от клиновидной кости до верхней части calvaria. [10] Удивительно, что человек с подобным ранением все еще жив.

Он сдернул одеяло с укутанных в белый с золотом халат ног больного и на долгое время погрузился в молчание, обследуя пациента и с каждой минутой хмурясь все сильнее. Он понюхал его дыхание, осмотрел нос и уши, приподнял ноги и руки, чтобы ощупать суставы и мускулы. Ладони и короткие ухоженные пальцы также удостоились отдельного осмотра. Последним Дарвин проверил состояние сухожилий на запястьях и щиколотках.

— Приподнимите его в сидячее положение, — попросил он после того. — Дайте мне осмотреть спину.

На белой гладкой коже над ребрами не виднелось ни ссадин, ни пролежней. Дарвин кивнул, снова взглянул на проглядывавшую из-под век пациента полоску белков и вздохнул.

— Можете снова его уложить. А еще можете передать кое-кому, что я в жизни не видел, чтобы за раненым лучше ухаживали. Его кормили и мыли, разминали ему мышцы, о нем заботились с любовью и тщанием. Но его состояние…

— Скажите мне, доктор. — В глазах Макларена читалась решимость. — Ничего не скрывайте.

— Не скрою, хотя мое врачебное заключение не принесет вам радости. Рана смертельна, и состояние больного не улучшится, а будет лишь ухудшаться. Не ждите, что он придет в сознание.

Макларен стиснул зубы с такой силой, что на скулах у него выпятились желваки.

— Спасибо, доктор, — прошептал он. — А конец… скоро ли он настанет?

— Я смогу ответить, только если вы снабдите меня кое-какой информацией. Долго ли ваш друг находится в беспамятстве? Рана старая — это совершенно очевидно, при такой-то степени заживления.

— Да, тут вы правы, — мрачно согласился Макларен. — Это произошло вот уже почти три года назад. Он был ранен летом семьдесят третьего и с тех пор не приходил в себя. Все это время мы ухаживали за ним.

— Мне жаль, что я вынужден положить конец вашим надеждам. — Дарвин снова набросил на лежащего плед. — Он умрет в течение года. Вы заставили меня проделать долгий путь, Малькольм Макларен. Ваша преданность заслуживает лучшей награды.

Макларен быстро оглянулся на дверь.

— О чем это вы, доктор?

Дарвин показал на дверь и окно.

— Если хотите, пусть все остальные тоже заходят. Они переживают не меньше вашего, к чему вынуждать их прятаться и подслушивать исподтишка?

— Вы думаете… — Макларен замялся.

— Ступайте, дружище, и приведите их. — Дарвин снова склонился над неподвижной фигурой на кровати. — А коли вы все еще волнуетесь, много ли я знаю и умею ли держать язык за зубами, — извольте, могу рассказать вам одну историю, повесть о верности и отчаянии. О человеке, который вполне мог бы оказаться на месте вашего друга, — он коснулся гладкого чела лежащего в беспамятстве пациента, — и который вернулся на родину после многих лет пребывания на чужбине. Произошел несчастный случай. Будем считать это несчастным случаем, хотя меч или секира оставили бы ровно такую же рану. После трагедии о больном всячески заботились, и местные врачи сделали все, что только было в их силах, однако улучшения не произошло. Наконец, невзирая на ежедневные мышечные упражнения и наилучшую пищу, какую только можно достать, раненый начал слабеть, проявлять признаки ухудшения. Единственное, на что еще можно было надеяться, это совет и лечение более опытного врача. Но как получить подобный совет, не раскрывая тайны и не рискуя навлечь на себя гнев властей, все еще пылающих жаждой мести?