Владимир Солоухин - Григоровы острова (Заметки о зимнем ужении рыбы)

• Название: Григоровы острова (Заметки о зимнем ужении рыбы)
• Автор: Владимир Солоухин
• Издательство: Владимир Алексеевич Солоухин; Созерцание чуда. Издательство: «Современник», Москва, 1986
• Жанр: Современная литература
• Год: 1986

---

В расстройстве походили мы вокруг верного Сашиного «Москвича», совершившего на этот раз столь непредвиденный подвох, и пошли на стоянку такси консультироваться.

На стоянке дремало десятка полтора машин с шашечками. Тонкая поземка омывала черные, застуженные шины колес. На наш стук водитель такси опустил боковое стекло. Его заспанное лицо выражало неудовольствие. Даже ему в эту ночь дремать хотелось больше, чем ехать.

– Что делать? А что делать? Если рессора лопнула, делать нечего. Надо по краешку, около тротуара, со скоростью двадцать километров тянуть в гараж. До гаража, конечно, потихоньку доедете, ничего страшного.

– А как вы думаете, если на водоем, на рыбалку… как думаете, не дотянем?

Сердитый водитель, верно, подумал, что мы над ним начинаем смеяться, и молча поднял стекло, отгородился от нас мелким морозным рисуночком.

– Попробуем проедем метров сто, может быть, ничего, – робко, с затаенной надеждой, предложил Саша. – Обидно. Ночь разломалась, да и утро уж скоро. Пока ехали бы, пора опускать мормышку.

Тихонечко стронулись с места. Ничего, едем. Саша и сам, наверно, не заметил, как набрал скорость до нормальной. Ничего. Главное – избегать неровностей, чтобы на толчках кузов не чертил дорогу. Вот уж и Дмитровское шоссе. Вот уж осталась позади Москва. Едем. Хоть и без рессоры, а едем, черт возьми. Нельзя же, в самом деле, откладывать рыбалку, к которой целую неделю готовились. И мотыль пропадет. Нельзя. Едем. Перегоняют рыбаки-интеллигенты на «Волгах» и «Победах», но все же едем и мы и, конечно, доехали до водоема.

Саша научил меня, что, идя по водоему, нужно ударять впереди себя пешней, пробуя крепость льда. И вот я, ударив черное гладкое стекло, впервые вступил на лед в качестве рыбака. По черному стеклу проступило белое матовое пятно, а от него брызнули в разные стороны белые прямые трещинки.

– Смело иди, видишь, пешня лед не пробивает, – одобрил меня Саша. – Сантиметров семь уж намерзло, хорошо.

По гладкому, еще не заснеженному льду поземка летела ускоренно и прямо, не юлила, как на земле, огибая всевозможные там неровности.

Все было серо вокруг – и лед, и снег по берегам водоема, и небо, зимнее, низкое небо, и сумерки зимнего утра – все было серо и однотонно и, верно, навеяло бы печаль и грусть, если бы не важность, не волнение момента.

– Перейдем на ту сторону водоема, – предложил Саша. – Здесь что за ловля.

– Разве не одно и то же?

– Как-то не то, чтобы приехать и сразу около машины бить лунки. Кажется, на том берегу лучше.

На середине встретились рыбаки, торопливо пересекавшие водоем нам навстречу.

– Куда вы? – полюбопытствовал я у них.

– Туда, на тот берег. – И они показали место, где одиноко и сиротливо промерзал насквозь наш «Москвичок».

На водоеме, если даже и нет поземки, не надо определять, откуда дует ветер. Тут есть под руками самый надежный флюгер, потому как если и сидят хотя бы три рыбака, все они сидят точно к ветру спиной. Если их не три, а триста или пятьсот (бывает черным-черно на водоеме), значит, все триста или пятьсот спин обращены к ветру. Причем точность тут не приблизительная, а абсолютная. Стоит только сесть на один градус наискосок, и то уж начинает задувать со стороны, невольно, не заметишь как, поправишься на этот самый градус. Если ветер повернет на четверть горизонта, пятьсот спин рыбаков повернутся на столько же. Разве что в конце марта, когда жарко на льду и можно загорать, перестает действовать этот флюгер. Тут уж сидят кто во что горазд, кто как лучше любит, чаще всего лицом к солнцу: жаден человек до солнечного лучика, особенно до мартовского. Ведь в мартовском солнце, так же как и в мартовском огурце, есть своя, особенная, ни с чем не сравнимая прелесть.

Теперь был не март, теперь было сумрачно и мела ноябрьская поземка. А редкие рыбаки сидели ссутулившись, согнувшись над лунками: первые зимние холода переносятся куда тяжелее главных.

Лед был тонок. Пешня пробила его с трех ударов. В середине прорубки (простите, лунки) оказался цельный кусок льда, который я выбросил шумовкой. Помня о советах Германа, валенками, как бы танцуя, я отогнал от лунки ледяную крошку, сел к ветру спиной и… Но тут выяснилось одно досадное обстоятельство – я не умею надевать на крючок мотыля. Крохотный рубиновый червячок оказался довольно вертким, пальцы же мои на морозе – недостаточно точными. Я зацепил было мотыля крючком, но, значит, не в том месте, и он вдруг весь вытек, осталась никчемная прозрачная кожица.

Терпеливо Саша показывал, разъяснял мне, как нужно класть мотыля на кончик большого либо указательного пальца левой руки и как зацеплять за самую черненькую головку, чтобы он не вытек, а остался цел, и притом чтобы извивался на крючке, играл, приманивал рыбу. Но, конечно, понадобилось немало рыбалок, прежде чем я научился мгновенно нанизывать мотыля по несколько штук на крючок на любом ветру и морозе.

Надо сказать, что в этот первый выезд я занимал с самого начала скептическую позицию. Это, между прочим, и придавало главную энергию Саше, решившему разубедить меня, вернее, убедить меня, что зимняя ловля куда интереснее и добычливее летней.

Еще в дороге я нет-нет да и подогревал Сашино рвение.

– Нет, не верю, чтобы зимой на удочку клевала рыба, по-моему, одни разговоры.

Саша не находил слов выразительно ответить на эту грубость.

Теперь, над чистой лункой, скепсис мой воспрянул с новой силой. Мне и правда казалась мертвой, безжизненной темная вода подо льдом. Страшно подумать – окунуть в нее палец. Какая уж там активная (по выражению Саши) жизнь. Судьба, увы, работала не на Сашину правоту, а на мое невежественное заблуждение.

Не могло быть никаких сомнений: мормышка лежала на дне. Вот я поднимаю на сантиметр кончик удочки, и сторожок сгибается, значит, мормышка отделилась от дна. Именно в этот момент на нее должен бросаться окунь. Но ничего не происходит. Я поднимаю удочку еще выше, потом опять опускаю – тишина.

– Что-то не стучит, – сетует Саша, сидя по правую руку. – Давай попробуем на шевеление мормышкой в грунте. – Начинаем не то чтобы поднимать мормышку, отделяя ее от дна, а пошевеливать там ее едва-едва. Наверно, на дне держится, хотя бы и тонкий, слой ила, значит, мормышка наша шевелится в иле, распуская вокруг себя крохотное облачко мути.

Но и к этому нашему изощрению вполне равнодушны окуни.

– Никогда такого не бывало, – смущенно бормочет Саша. Он, конечно, больше всего хочет теперь, чтобы я хоть увидел поклевку, ладно уж вытащить рыбину. – По первому льду и ни одной поклевки. Не может быть. Давай попробуем на «дыхание».

Саша кладет удочку на колено правой ноги и редко, глубоко вдыхает. Во время вдоха удочка невольно, вместе с рукой, приподымается, во время выдоха опускается опять.

Подо льдом в зимней воде никаких признаков жизни.

– Никогда такого не бывало. Давай лучше клюнем сами.

Мы идем под бережок от ветра, открываем наши ящики и прямо на снегу расставляем еду. Все застыло, заледенело – и ливерная колбаса, и соленые огурцы, и бутерброды с маслом, и разные консервы. Холодна, конечно, и бутылка. Но ничего не поделаешь: крещение есть крещение. Говорят, что зимняя рыбалка без этого не бывает. Рассказывают даже среди рыболовов и охотников анекдот. Расположились рыбаки на ночлег (ну, или охотники на привале) и устроили конкурс на самую невероятную историю.

– Насадил я на мормышку мотыля, опустил в лунку и пошел к товарищу. Прихожу, на удочке тяжело. Оказывается, на мотыля схватил малек, на малька – окунь, на окуня – щука.

– Эка невидаль, все может быть.

– Опустил я в лунку глубомер, ка-ак схватит, вытаскиваю… лещ на семь килограммов. – Тут будто бы почесали в затылке слушатели. Очень уж чудно, чтобы лещ схватил на свинцовую гирьку. Однако… кто его знает… может, лещ какой сумасшедший попался, наверно, рыба ведь тоже бесится, с ума сходит, все может быть.

– Половили мы, половили, сели перекусить. Разложили еду, достали бутылку коньяку четыре звездочки. Хвать-похвать, открыть нечем. Штопора нет, гвоздя нет, ну хоть плачь. Так и положили бутылку обратно в ящик…

– Э, нет, тут ты, брат, заливаешь, этого не бывает! Но если уж зашла речь о спиртном и если забегать вперед, то из своего опыта я должен сказать, что пить спиртное на льду, во время лова, ни в коем случае не следует. Сначала вам покажется, что водка вас согрела. Однако через полчаса (так как усиливается теплоотдача организма) вы станете зябнуть еще хуже. Начнется мелкая неуемная дрожь, с которой не будет средства справиться.

На лед нужно возить в термосе горячий чай или кофе. Лучше же всего согреться движением. Три лунки, прорубленные во льду средней толщины, вполне согреют вас У нашего друга Коли Губернаторова хватает мужества и терпения возиться на льду с разными спиртовками, на которых он разогревает консервы, жарит яичницу и кипятит чай, как дома на кухне.