Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга VI. 1657-1676

• Название: История России с древнейших времен. Книга VI. 1657-1676
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: История

В шестую книгу сочинений С.М. Соловьева включены одиннадцатый и двенадцатый тома «Истории России с древнейших времен». В них излагаются события в царствование Алексея Михайловича, т.е. освещается отечественная история примерно с конца 50-х до середины 70-х годов XVII в.

---

Да сказывали мне мои посланники, пришедшие из Запорог, что тамошние козаки называют королей дедичными своими государями и ненавидят тех, которые служат верно вашему царскому величеству, особенно ненавидят дворян вашего царского величества, полковников Войска Запорожского, да и меня самого за то, что в малороссийские города посланы воеводы и стали ведать всякие угодья. Теперь запорожцы выслали человек больше двухсот в Полтавщину, чтоб схватить меня; стоят они в Полтавском полку, в городе Баликах. Которые города или деревни богатые отговаривались повинности свои отдавать вашего царского величества воеводам или который козак к войску не выходил, к таким, в наказание за их гордость, послал я вашего царского величества ратных людей на становище и велел брать всякий корм, чтоб им понаскучили хорошенько».

В таком положении находились дела по сю сторону Днепра, когда пришла весть о заключении перемирия с Польшею. Мы видели, как истощенное государство Московское жаждало этого перемирия, и понятно, что вторжение короля Яна-Казимира в Малороссию в 1663 году не могло уменьшить этой жажды. В январе 1664 года отправился к королю из Москвы посланник, стряпчий Кирилла Пущин, и повез царскую грамоту с предложением нового съезда уполномоченных. В феврале Пущин нашел Яна-Казимира под Севском, в селе Ушине. Литовский канцлер Христофор Пац объявил посланнику, что с королевской стороны комиссары готовы и что съезду быть в Белеве или в Калуге. Тут же приехал к канцлеру крымский посол и объявил, что сам хан пришел под Азов с 50000 крымцев и 40000 янычар. Татарин предлагал Пацу истребить и донских козаков, и запорожских черкас и требовал, чтоб ханские послы присутствовали на съездах королевских комиссаров с царскими уполномоченными. Канцлер отвечал, что когда король заключит мир с царем, то может помирить последнего и с ханом. Проводя крымского посла, Пац сказал Пущину: «Когда великие государи наши христианские склонятся к покою, то все мечи наши оборотим на этих бусурман». В то же время приехал в Москву королевский посланник Самуил Венславский и договорился с Ординым-Нащокиным и думным дьяком Алмазом Ивановым, чтоб царские уполномоченные, бояре — князь Никита Иванович Одоевский, князь Юрий Алексеевич Долгорукий, окольничий, князь Дмитрий Алексеевич Долгорукий, думные дворяне — Григорий Борисович Нащокин, Афанасий Лаврентьевич Ордин-Нащокин и думный дьяк Алмаз Иванов, съехались с королевскими комиссарами — коронным канцлером Пражмовским и гетманом Потоцким с товарищами тою же весною. Перед отъездом Ордин-Нащокин подал государю записку, в которой настаивал на необходимости тесного союза с Польшею и обращал внимание царя на враждебные действия Швеции, которой надобно было, по его мнению, больше всего беречься. «Если заключить простой мир с Польшею, — писал Нащокин, — то надобно возвратить всех польских и литовских пленных, которых такое множество в службе во всех краях Великой России и в Сибири, поженились здесь, женщины замуж вышли; при союзе они могут остаться и нам очень надобны, потому что свои служивые люди от продолжительной войны стали к службе нерадетельны, скучают ею, а в украйных местах без служивого доброго строя от хана крымского и от калмыков быть нельзя. Союз с Польшею необходим потому, что только при его условии мы можем покровительствовать православию в польских областях. Единоверные молдаване и волохи, отделяемые теперь от нас враждебною Польшею, послышав союз наш с нею, пристанут к союзным государствам и отлучатся от турка. Таким образом соединится такой многочисленный христианский народ, одной матери, восточной церкви, дети: от самого Дуная все волохи и через Днестр, Подолье, Червонная Русь, Волынь и Малая Россия, уже приобщенная к Великой. А поблизости ведомый наш неприятель-швед; как прежде, так и теперь по съездам посольским известно, какие разрушительные шведские неправды! И все их начинания оттого, что с Польским государством продлилась война и внутренние ссоры повстали в Великой России; явный же виновник ссор — шведский комиссар: он для того и живет на Москве и делает что хочет. Шведы всячески тайными ссылками советуются с ханом на разорение Великой России. Они составляют злые вести, в Стокгольме печатают и во весь свет рассылают, унижая Московское государство. При мне грек Кирьяк привез эти вести из Москвы (надобно думать, что получил их от шведского комиссара), и вот польские сенаторы начали быть горды и не сходительны в мирных статьях, стали колоть нам глаза этим шведским сочинением, будто правда, что в Великой России страшное бессилие и разорение; по шведским же рассыльным вестям король и в Украйну пошел, услыхав, что все московские войска высланы против башкирцев». В заключение Нащокин говорит: «А черкас малороссийских как отступиться без заключения тесного союза с Польшею: они, невзирая на Польшу и Литву, по совету с ханом и шведом начнут злую войну на Великую Россию». Эта мысль о возможности отступиться от черкас, неопределенно высказанная, сильно не понравилась государю; он отвечал Нащокину: «Статьи прочтены, и зело благополучны, и угодны богу на небесах, и от создания руку его и нам, грешным, кроме 53-й (последней), эту статью отложили и велели вынуть, потому что непристойна, да и для того, что обрели в ней полтора ума: единого твердого разума и второго половина, колеблющегося ветром. Союз — превеликое богоугодное дело и всего света любовь и радость, только о том с твердым рассуждением и с великим подкреплением наказав, великих и полномочных послов отпустим по времени. А о черкасском деле, о здешней стороне мысль свою царскую прилагать непристойно, потому что за помощию всемогущего бога и твоим усердством и верною службою во Львове о здешней черкасской стороне ты отговорил, впредь эта статья упомянута не будет; у нас, великого государя, твой извет про ту статью крепко памятен, и за то тебя милостиво похваляем. Собаке недостойно есть и одного куска хлеба православного (т.е. полякам недостойно владеть и западною стороною Днепра); только то не от нас будет, за грехи учинится. Если же оба куска хлеба достанутся собаке вечно есть, — ох, кто может в том ответ сотворить? И какое оправдание приимет отдавший святый и живый хлеб собаке: будет ему воздаянием преисподний ад, прелютый огонь и немилосердые муки, от сих же мук да избавит нас господь бог милостию своею и не выдаст своего хлеба собакам. Человече! Иди с миром царским путем средним и, как начал, так и совершай, не уклоняйся ни на десную, ни на шую; господь с тобою!»

В мае царские уполномоченные отправились в Смоленск с таким наказом: «Чтоб благонадежный и святый мир учинить и кровь христианскую успокоить вечно на обе стороны, а рубеж бы учинить по Днепр. Если польские комиссары рубежа постановить так не захотят, то вам бы по конечной мере говорить о стародавных городах, о Смоленске с 14 городами. О черкасах обеих сторон говорить и стоять всякими мерами накрепко, что они люди вольные и какая будет прибыль обоим государствам, если их напрасно в Крым отогнать и разоренье и войну всегдашнюю от них принимать. Если польские комиссары станут этому противиться упорно, то вам бы говорить о той стороне Днепра, чтоб там церквей в костелы не обращать и униатам не отдавать, города и черкас не неволить ничем, дать волю; о здешней же стороне Днепра, черкасских городах и о Запорожье говорить всякими мерами и отказать впрямь и засвидетельствоваться богом, что мы, великий государь, крови не желаем и впредь желать не будем. О пленных делать с превеликим рассмотрением, чтоб крепко и впредь постоянно и прочно было и чтоб в том между обоими государствами, особенно же в своем государстве, ссор, кровопролития и убийств не учинить. О титулах говорить по окончании дела, стоять крепко о белороссийских и малороссийских, чтоб теми титулами писаться нам, великому государю, потому что города Малой и Белой России к Московскому государству исстари, а теперь под нашею высокою рукою многие, а королевскому величеству этими титулами вперед писаться же. Стоять об этом накрепко и в пример предлагать, как польский король пишется до сих пор шведским. Если польские комиссары станут упорно противиться, то говорить с ними о титулах подумав, примериваясь к их польским и литовским хроникам, какие прежде у Московского государства были города из Малой, Белой, Черной и Желтой России, к тем бы городам те и титулы прилагать, в этом бы нам, великому государю, вы послужили и порадели, как вас бог святый вразумит и наставит». Но скоро государь узнал, что службе и радению уполномоченных мешает несогласие между ними; Ордин-Нащокин, на ловкость которого царь больше всего надеялся, писал ему: «За многое пред богом окаянство я в службишке своей неисправен, в твоем деле побежден многими душевными скорбями, ни в чем не успеваю; я от твоих ближних бояр, князя Никиты Ивановича и Юрия Алексеевича, до сих пор никакого обнадеживания в тайных делах не слыхал, они службишке нашей мало доверяют и в дело ставят; у нас любят дело или ненавидят, смотря не по делу, а по человеку, который его сделал: меня не любят и делом моим пренебрегают. А время, государь, скоро переменяется, делать бы теперь, не откладывая на иное время, а твоих ратей промысл и как устали от службы тебе, великому государю, известно, миру быть теперь самое время без проволоки». Государь прислал новый наказ: «Милость божия да умножится с вами, великими послами, и молитва пресвятые богородицы да поможет вам во всяком усердии вашем. И вам бы, великим и полномочным послам, а на имя стародавных честных родов, и приятелям нашим верным, боярину князю Никите Ивановичу, боярину князю Юрию Алексеевичу (было написано еще думному дворянину Афанасью Лаврентьевичу, но зачеркнуто), о том же бозе нашем здравствовати и радоваться! Да послужить бы вам святой восточной церкви и нам, государю, и приложить бы вам к усердию наипаче усердие и к промыслу промысл, и стоять бы за Полоцк крепко, образа ради пресвятые богородицы владимирские и чудес, содеявшихся от него в видении орли во время пришествия того образа во град Полоцк; удержать бы этот город, хотя бы и денег дать не мало: слез достойное будет дело, если в святой велелепной великой церкви полоцкой поручницыно имя уже более не возгласится православно, призовется по-римски или иною верою неправо, и жертва не принесется правильно, но учинится церковь костелом или униатскою! Также и за Динабург давать деньги, а за Витебск и упорно говорить не надобно. Если невозможно удержать Полоцка и Динабурга, буди воля божия и пресвятые богородицы, сделается это по воле божией, а не от вас, только бы наше намерение и повеление к вам, ваше предложение и усердие крепкое было. А думному нашему дворянину, а вашему товарищу Афанасью Лаврентьевичу это письмо ведать же».