Сергей Соловьев - История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703

• Название: История России с древнейших времен. Книга VII. 1676—1703
• Автор: Сергей Соловьев
• Жанр: История

Седьмая книга сочинений С.М. Соловьева включает в себя тринадцатый и четырнадцатый том «Истории России с древнейших времен». Они посвящены времени, которое, согласно концепции автора, явилось гранью двух самых крупных этапов исторического развития Русского государства.

В томе тринадцатом анализируется состояние России в XVII веке; в четырнадцатом дается общая характеристика преобразований Петра I.

---

Любопытно сравнить это произведение московского дьяка с современным произведением малороссийского ученого, со знаменитым Синопсисом Гизеля. Малороссийский ученый начитался польских книг, коротко познакомился со Стрыйковским и высказывает свою ученость тем, что производит русский народ от Мосоха, сына Яфетова, название руссов производит от рассеяния, имя славян от славы, которую предки наши снискали воинскою храбростию, говорит о помощи, поданной славянами Филиппу и Александру Македонским. Основатели Киева, Кий с братьями, происходят от Мосоха; Аскольд и Дир названы потомками Кия; варягов автор называет славянами, а через несколько строк говорит, что князья варяжские пришли от немец; Аскольд и Дир, названные прежде потомками Кия, являются мужами Рюрика, и дело соглашено так: «Беста у Рюрика, князя великоновгородского, некая два нарочита мужа, о них же не бе тамо известно, аще идоша от колена основателя и первого князя киевского Кия». По смерти Ярослава 1 автор перемешивает князей и события, опуская главное, выставляя незначущее, сопоставляя разноречивые свидетельства об одном и том же событии, как, например, говорит, что Владимир Мономах добыл цепь, пояс и шапку княжую от старосты Кафинского, которого поборол на поединке, и на другой же странице говорит, что все эти вещи были присланы Мономаху из Византии. О Северной России мы не находим ничего в Синопсисе, и после взятия Киева Батыем автор прямо переходит к длинному описанию Мамаева побоища; потом обращается опять к Батыю, к его походам на запад; перечисляет князей северных и южных, говорит о перенесении митрополичьего престола из Киева прямо в Москву, о взятии Киева Гедимином, о разделении митрополии, об учреждении патриаршества в Москве, о превращении княжества Киевского в воеводство, о присоединении Киева к Москве — кратко, в общих чертах.

Таковы были первые попытки, первый младенческий, несвязный лепет русской историографии у нас на севере и юге. Разумеется, мы не решимся отдавать преимущества одному сочинению перед другим, заметим только, что царский характер истории Северной России резко сказался в сочинении московского дьяка. Записывание современниками важнейших общих или наиболее занимавших их, наиболее к ним близких событий не прекращается ни на севере, ни на юге; но составление летописных сборников в старой форме останавливается, и вследствие новых потребностей являются сочинения вроде «Истории о царях» или Синопсиса. Наверху у великого государя были уже книги Василиологион — персоны ассирийских, перских, греческих, римских царей и великороссийских великих князей и царей; в 1675 году Матвеев приказал построить еще два экземпляра Василиологиона. В Посольском же приказе при Матвееве построены были книги: Мусы, или Седмь свободных учений в лицах; о Сивиллах; Хрисмологион на откровение сна Даниилом пророком Навуходоносору о четырех монархиях; История о мужественнейших в воинских ополчениях ассирийских, перских, еврейских, греческих, римских царях и великороссийских великих князьях и царях. Слагал эти книги и сбирал из различных книг Посольского приказа эллино-греческого языка переводчик Николай Спафарий да подьячий Петр Долгов. Старанием Матвеева же построена была книга о важнейшем событии для новой династии — о избрании на царство Михаила Федоровича.

В 1650 году вызваны были в Москву два киевских ученых монаха, известные нам Епифаний Славинецкий и Арсений Сатановский, для перевода Библии с греческой на славянскую речь и для риторского учения, дано им жалованья — поденного корму по 4 алтына, питья с дворца по 2 чарки вина, по 2 кружки меду, по 2 кружки пива. В предисловии к Евангелию, переведенному Славинецким, говорится: «По кончине патриарха Питирима царь указал, а собор благословил переводить Библию всю иеромонаху Епифанию Славинецкому, назирати же дело и трудящихся снабдевати указал государь Павлу митрополиту сарскому. Епифаний выбрал себе в помощники Сергия, бывшего игумена путивльского Молчинского монастыря, Евфимия, монаха Чудова монастыря, Никифора иерея, справщика книг, Моисея, иеродиакона Чудова монастыря, Михаила Родостамова и Флора Герасимова, книгописцев книг печатного дела. Симеону же Полоцкому не изволи отец Епифаний у дела сего быти того ради, зане аще и учен бе, по латински точию, гречески же ниже малейше что-либо знаше. Павел митрополит устрои в дому своем, сущем вне града Москвы, именуемом Крутицы, на горах высоких и крутых над рекою Москвою, тихом сущем месте и безмолвном, приличном делу сему, храмины приличные содела и вертоград разных видов древ и цветов и зелий всяких насади и источник ископа тещи сладководный за утешение и оградою огради яко ин некий рай». Епифаний мог перевести только Новый завет, потому что умер в 1676 году. Но старцы не могли ограничиться переводом Библии и риторским ученьем; Епифаний перевел «Уставы граждано-правительственные» из первой книги Фукидидовой истории и из конца Панегирика Траяну Плиния-младшего; с латинского: географии 2 части — Европу и Азию; книгу врачевскую — Анатомию Андрея Вессалия Брукселенска; О убиении краля Аггельского (английского короля Карла I); Гражданство и обучение нравов детских. Сатановский перевел большой сборник «О граде царском , или поучение некоего учителя именем Мефрета, собрано от 120 творцов греческих и латинских, как внешних философов, стихотворцев и историков, врачев, такоже и духовных богословцев и сказателей писания божественного. А писано в той книге имена и свойства, или естественные природы, различных многих зверей четвероногих, птиц, рыб удивительных морских, змиев и всяких пресмыкающихся, каменей драгих, бисер, древес всяких, миря, рек, источников, лесов, четырех стихий: воды, земли, воздуха, огня. Обретаютжеся еще повести на всякую вещь, философов, царей, врачевание на многовидные болезни, обычаи различных языков, положение стран, выспрь гор, различные семена, злаки травные, притчи и иная многая собранная и в едино место совокупленная. А сложено то все разумом и прикладом в троице св. единому, ко ангелам, к человеку и его добродетелем и злобам, такожде и к коварству демонов и к похвалению святых божиих, к хулению же еретиков удивительным прировнянием и свидетельством Ветхого и Нового завета писанные и с толкованием учителей церковных приводятся. И таковыми приводы и чудным остроумием сочинены поучения на целый год, на все недели и на праздники господские и богородичны и на святых и на всю четыредесятницу по две и по три, всякое же поучение таково есть пространно, что от всякого мочно два и три и четыре и пять поучений соделати». Сатановскому за перевод этой книги велено было давать по гривне на день вместо прежних четырех алтын.

Из обзора этих книг, переводившихся и строившихся преимущественно для дворца и Посольского приказа, мы видим, что вследствие пробудившейся потребности знания особенно нуждались в таких книгах, из которых бы можно было поскорее узнать как можно более необходимых вещей. Для взрослых людей, хотевших быть и слыть образованными, всего нужнее были краткие учебники и энциклопедии, чтоб из немногих книг узнать как можно больше. Но если старик Морозов в разговоре с учеными иностранцами горько жаловался, что в молодости не получил образования, то люди, подобные Морозову, которых становилось все больше и больше, необходимо должны были прийти к мысли дать образование своим детям, чтоб они после не жаловались, будучи принуждены сами, без руководств и опытности, узнавать кое-что из кое-каких переводных книжек. Поэтому неудивительно, что сперва во дворце, а потом и в домах вельможеских мы видим при детях наставников, людей, способных из многих книг собрать разного рода знания и живым, легким способом передать их молодым людям и при этом, главное, сообщить им средство самим потом продолжать учение, т.е. сообщить им знание иностранных языков.

Первыми и сначала исключительными наставниками царевичей были подьячие, которые учили их грамоте, читать и писать. Разумеется, из подьячих выбирались для этого безупречные чтецы и краснописцы и также люди нравственные, приятной наружности и с хорошими манерами, т.е. чтоб умел «крест сполна класть по писанному и поклон вести по ученому». Учителем царевича Феодора Алексеевича был подьячий Посольского приказа Памфил Белянинов. Но одним подьячим в царствование Алексея Михайловича уже нельзя было довольствоваться, и вызван был наставник другого рода. Здесь, разумеется, употреблена была та же сделка, которая вообще употреблялась у нас в XVII веке для введения образования: иностранца-иноверца призвать не хотели, призвали ученого западнорусского монаха, Симеона Петровского Ситиановича, известного более под именем Полоцкого — по месту происхождения.

Симеон Полоцкий был образцом домашнего учителя, какой требовался у нас в XVII, XVIII и даже в XIX веках: выучить детей всему, но без принуждения, уметь подсластить науку, приохотить к ней; но кроме учения детей домашний учитель должен быть годен и на другие послуги в доме; именины господина или госпожи: домашний учитель пишет поздравительные стихи и речи; пишет театральные пьесы; умрет кто-нибудь в семействе — у домашнего наставника готовы и жалобные стихи. Таков был и Симеон Полоцкий, ходячая энциклопедия, неутомимый борзописец, умевший писать обо всем, ловкий собиратель отовсюду чужих мнений и старающийся представить их занятно, заставить выучить их шутя: разумеется, от такого человека нельзя требовать оригинальности, самостоятельности. Мы видели переводы энциклопедий вроде «Града царского», сборников с анекдотами о знаменитых людях, замечательных изречений: Полоцкий, зная языки латинский и польский, собирает отовсюду анекдоты, изречения, определения и все это переводит стихами, виршами, в виршах излагает главные события Ветхого и Нового завета, историю римских императоров, «того ради да присвойственною себе сладостию сердцам читателей приятнейши суще, аки нуждею влекут я ко читанью частейшему и удобнее памятию содержаться могут». Войдем же в учебную комнату царевича и посмотрим, что Полоцкий предлагает в виршах своему ученику. Он говорит ему о гражданстве и предлагает определения семи греческих мудрецов, внушая, что все они хороши: