Леонид Словин - Не называй меня майором...

• Название: Не называй меня майором...
• Автор: Леонид Словин
• Жанр: Полицейский детектив

Звонок о начавшейся у платформы уголовной разборке поступил в дежурку в начале третьего ночи. Звонила торгашка одной из коммерческих палаток с привокзальной площади. У них там работали всю ночь.

— Милиция… — Голос сорвался. — Тут страшно, что творится! Рядом со станцией…

— Что конкретно?..

Женщина уже бросила трубку.

— В машину!..

Домодедовцы запрягли быстро. И ехали тоже. Но, как водится, пригнали уже к трупу.

За опорами переходного моста снег оказался полностью вытоптан. Всюду виднелись следы крови. В стороне валялась яркая трехцветная куртка…

— Вон он!..

Менты на ходу разделились. Часть тут же оцепила место происшествия и труп, остальные устремились дальше вдоль тротуара.

---

Посетитель не понял:

— Что показывать?! Электричка ушла… — Он нехотя поднялся. — Я написал заявление…

Вариант был известный.

«Я написал заявление. Оставляю и еду спать. А вы бросайтесь в погоню… Ищите, стреляйте, лезьте под пули. И не забудьте про Уголовно-процессуальный Кодекс…»

— Мы теряем время, — Игумнов был уже на пороге.

Посетитель пожалплечами.

Почти бегом проскочили мимо дежурки.

Место майора за пультом занимал помощник. Дежурный, скорее всего, вышел в ресторан или в медкомнату. Помощник составлял протокол. Двое дюжих носильщиков — понятых, не читая, подписывали бланки, .

— Я на вокзал. Если Качан будет звонить, найди меня по сотовому.

Молоденький помощник проводил Игумнова внимательным взглядом . Он все видел. Тайны общения с посетителями для посвященных всегда шиты белыми нитками.

— Понял, товарищ капитан…

Игумнов выскочил за дверь. С хода налетел на цыганок, организовавших пикет у пепелища. Кто-то из их сородичей был задержан. Гадалки требовали справедливости — последними словами нецензурно несли всех подряд — ментов, власть, систему.

Игумнов на ходу шуганул их по-цыгански.

Женщины смутились. Одно дело — откровенно послать матом на чужом языке, другое — услышать подобное на своем родном.

— Нехорошо, начальник…

Игумнов окинул глазами перрон.

Поставленные на прикол сцепы. Опущенные до утра токоприемники, темные окна вагонов…

Вечерний поток пассажиров заканчивался. Прерывистый ручеек сочился от метро сквозь нижний цокольный вокзальный этаж, открытый с обеих сторон и занесенный снежной крупой.

Не умолкало радио.

Игумнов и потерпевший быстро шли вдоль перрона.

Начальник розыска спросил на ходу:

— Все произошло в вагоне?

— Именно.

— Они вошли после вас? Или уже были внутри?

— Я только успел войти, тут они и возникли… — Он держался с плохо скрываемым вызовом.

— Выходит, что в тамбуре?

— Это уж вы делайте вывод!..

Быстро пересекли перрон.

На справочном указателе, в начале платформы, когда они проходили мимо, что-то щелкнуло — на табло появилось время отправления первых утренних электропоездов.

— Что у вас взяли?

— Бумажник…

— Извините!.. — Шедшая навстречу пара заметалась, уступая дорогу. Игумнов её и не заметил.

— А что внутри?

— Обычное: документы, деньги.

— Много денег?

— Немного, — Потерпевший подумал, — Половина зарплаты. Главное — заграничный паспорт.

Остановились у срединной платформы.

— Здесь…

— Сейчас тут уже другая электричка.

— Я предупредил, что поезд ушел…

На междупутье повсюду валялись окурки, вмерзшие в снег молочные пакеты.

— Почему вы не пришли сразу?

— Подумал, все равно бесполезно… — Причина выглядела стандартной. — Сходил купил сигарет. Еще раз подумал. «А вдруг паспорт подкинут?» Тогда написал заявление…

— Где вы писали?

— На почте.

«На почте ты бы писал на бланке телеграммы и их ручкой…»

Потерпевший словно прочитал его мысль:

— У меня была бумага. И ручка тоже.

Можно было возвращаться в дежурку.

Игумнову важна была платформа. Теперь можно было установить отправлявшийся от неё сцеп.

Быстро свежело. Несколько женщин с детьми пробежали мимо к парку прибытия. Там тормозил опаздывавший волгоградский скорый.

— Куда вы ехали?

— В Барыбино… — Потерпевший натянул ниже на лоб вязаную шапочку.

— Вы там живете?

— Нет, я ехал к знакомым.

Игумнов уточнил:

— Адрес их вы знаете?

— Они должны были меня встретить на станции.

— Вещи при вас?

— Какие вещи? Газета вот только. Завтра я возвращаюсь…

Назад, к дежурному, шли уже медленнее.

Игумнов продолжал задавать вопросы:

— А электропоезд барыбинский? Или дальний?

— Я не обратил внимания.

— Это как же?!

— В случае чего пересел бы на следующий …

— Но движение — то заканчивалось!

Все выглядело более, чем странно.

«Что-то не то…»

— В крайнем случае взял бы такси…

— Ночью?! До Барыбино?!

— Это мои проблемы…

Возразить было нечем. Тем не менее ложь оставалась ложью.

Он уже решил для себя:

«Этого заявления не будет…»

Тем более с его подачи — начальника вокзального розыска.

«Иначе уголовное дело. Верняк. Искать кошку в комнате, где её не было…»

— Я понимаю…

Отбиться от заявления выглядело делом непростым.

«Мужик серьезный. Бог знает, кому направит свою телегу…»

Вернулись в Линейное Управление. Тут все оставалось по-прежнему. Дежурный отсутствовал, телефоны молчали.

— Что Качан?

— Не звонил, — помощник все ещё занимался протоколом.

Отсутствие известий от Качана настораживало.

«Что-то произошло…»

Прошли в кабинет. Потерпевший подвинул все тот же стул, напротив Игумнова, сел:

— Заявление я должен отдать на регистрацию дежурному? Или вам?!

Он знал или догадывался о главном смертном грехе милиции — те не регистрировали преступления, которые не в состоянии были раскрыть. Боролись за высокий процент раскрытия.

Если они делали это грубо и неосторожно, их выгоняли как нарушителей законности а, если регистрировали все подряд, но не могли обеспечить процент, от них рано или поздно все равно тоже освобождались.

«Уже во всем мире отказались от игры в цифры. А мы…»

Недавно вновьназначенный министр — без года неделя в милиции — с чьей-то подачи снова провозгласил — «существенно повысить процент раскрываемости преступлений…»

— Или послать по почте?

— Можете отдать мне. Я проверю. Кстати, билет на электричку у вас с собой?

— Наверное. Надо поискать…

— Поищите, пожалуйста.

Игумнов по диагонали просмотрел заявление, составлено оно было грамотно, исполнено аккуратным разборчивым почерком…

Внизу стояла приписка:

«Об ответственности за ложный донос предупрежден».

Подписи не было.

«На почте он будто бы составлял…»

Игумнов отложил бумагу.

— Что вы скажете о нападавших?

Потерпевший пожал плечами.

— Молодые ребята. Я там все написал. Один — брюнет, симпатичный парень, другой — тот что, по выше, блондин. Он грубее…

— Вы забыли подписать, — Игумнов снова вернулся к бумаге.

— Это мы сейчас… — Потерпевший достал ручку. Вернувшись с перрона в помещение, он почувствовал себя много увереннее. — Пожалуйста… — Он вроде даже повеселел. — Преступников можно будет перехватить.Оба заметные…

— Считаете?

— Без сомнения. Оба высокие, без головных уборов. В коротких куртках. Куртки темные, похожи на мою…

Он потряс полой.

«Как перед ищейкой оброненным преступником платком или перчаткой…»

Игумнов все не готов был взять след. К тому же подпись под заявлением явно отличалась по цвету от остального текста.

— Вы собирались показать билет…

— Это важно? — Заявитель явно чувствовал себя хозяином положения. — А если ограбят безбилетника?! Вы преступников не ловите?!

Он для вида поискал по карманам.

— По моему, я выбросил.

— А сколько он стоил?

— Не помню. Это все?

— Минутку.

Игумнов набрал номер пункта оборота электропоездов.

— Что за электричка стояла… — Он назвал путь и примерное время. — Дальняя?

— Нет, до Расторгуева. Перегоняли вне расписания…

— Спасибо, — он положил трубку. — Вы садились в голову? В хвост?

Потерпевший почувствовал недоброе — насторожился.

— В средину… —

— В тамбуре, кроме вас, были ещё пассажиры?

— Ни единого человека.

— А, вообще, на платформе?

— Со мной, по-моему, мало садились…

«Вранье…»

В Расторгуевской электричке, пассажиры занимали как раз всю средину поезда — чтобы на конечной быть ближе к остановке видновского автобуса. Заявитель этого не знал.

«И вообще…Да никуда он не собирался, на ночь глядя!..»

Перед Игумновым сидел чиновник, из неплохо оплачиваемых. Возможно даже из одной из структур исполнительной власти. Целью его прихода было сделать ложное заявление о разбое.

«Только вот подготовился он недостаточно. А, может, не рассчитывал напороться на начальника розыска.

— Долго еще?

Лже-заявитель взглянул на часы.

От Игумнова не ускользало ни одно его движение.

«Сейчас он свалит, а я должен либо зарегистрировать его фуфло, либо бросить в корзину»…

В первом случае вокзальный розыск был бы обеспечен работой, лишенной смысла, в ущерб раскрытию действительных преступлений. Процент раскрываемости и без того стоял на самой низкой из допустимых отметок. Дальше обычно следовал разгром с вызовом на коллегию. И такую коллегию уже готовили. С треском, с оргвыводами на самом высоком уровне…

Не регистрируя заявление, он, Игумнов, становился заложником в неизвестно чьих руках .