Алексей Слаповский - Они

• Название: Они
• Автор: Алексей Слаповский
• Жанр: Современная проза
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-10234-5

Раньше было просто: мы — это мы, они — это они. Да и теперь для многих это актуально. Мы (страна, конфессия, нация, корпорация), ясное дело, лучше, они (корпорация, нация, конфессия, страна), ясное дело, хуже. Горько, но полезно осознать, как это произошло со многими героями этой книги, что мы — это они, а они — это мы. Никто не лучше и не хуже, но часто, слишком часто все при этом чужие, одинокие, да еще традиционно униженные и оскорбленные...

Рекомендовано в качестве учебно-наглядного пособия для президента(ов) РФ, членов правительства, депутатов и др. госслужащих в целях изучения собственной страны.

---

Она тут же распахнулась, ворвались обиженные милиционеры и началось. Геран увидел, как Ломяго пинком выгнал командированного из камеры. Один из мальчиков прыгнул на Герана сзади, второй обхватил его голову, стуча по ней часто, как игрушечный заяц по барабану.

— Ты же слово дал! — прохрипел Геран лейтенанту. Тот приблизил лицо омерзительно близко и раздельно выговорил:

— Я за слова отвечаю только перед белыми людьми, поэтому, чернож... скотина, для тебя мое слово не считается!

11

— Им дольше звоните, они глухие! — сказала Виктору вышедшая из соседней двери женщина.

— И так полчаса звоню.

Виктор посмотрел на женщину. Лет тридцать пять, стройна, успела отдохнуть где-то на юге — явно морской загар. Самостоятельна. Фиолетового цвета футболка и такого же цвета брюки. Не каждая может себе позволить. Любовь к фиолетовым оттенкам признак смелости, изысканности и одиночества. Его клиентка. Не в том смысле, что у нее тоже есть болящая живность, а именно в том, что одинокая. Чаще знакомства начинались все же через собак, кошек, ручных крыс, хомяков и т. п. Сначала лечишь животину, потом общаешься с хозяйкой. Пьешь кофе, чай или вино, что дадут, и не столько говоришь, сколько слушаешь. От рассказа про то, как любимой Мусе или обожаемому Баффи стало плохо, женщина постепенно переходит к рассказу о себе. Виктор вникает, кивает, подает реплики, сочувствует, ужасается, восхищается — делает все, что нужно. И решает, насколько эта женщина ему интересна. Если интересна всерьез, начинает понемногу говорить и сам. А далее все получается. Или не получается. Сколько их было, этих женщин, сколько было различных историй, в том числе и весьма драматических, а Виктор никак не привыкнет к этому чуду, к этому превращению. Только что, еще вчера, она была посторонней, чужой, впервые встреченной женщиной. А сегодня она уже шепчет: «Витя, милый ты мой», — и прижимается так свойски и уютно, будто половину жизни пролежала рядом, а завтра уже возьмется обсуждать с тобой личные дела, твои в том числе, а послезавтра начнет высчитывать твои грехи и огрехи... Впрочем, послезавтрашней поры Виктор обычно не дожидается.

Его неизменно потрясает готовность большинства женщин принадлежать, отдать человеку, который появился из ниоткуда неделю назад, всю свою оставшуюся жизнь. А еще печально радует тупость, черствость и неумелость предшественников. Бедные женщины чуть не в слезы ударяются, когда Виктор открывает перед ними двери, дарит цветы — просто так, по настроению, варит кофе, приносит посмотреть фильм, говоря, что хочет обсудить его — и так далее, и так далее. Он всего лишь нормально вежлив, нежен и обходителен, а они чуть не в шоке; остается только догадываться, с какими монстрами им приходилось жить и общаться. Впрочем, как раз эти-то монстры и считаются нормальными.

Виктор со скромной гордостью знает о себе, что он, пожалуй, идеальный мужчина. С одним недостатком: ни с кем не готов жить постоянно. Одному из своих приятелей он как-то сказал: «Я, брат, как Солнце, мне по хрену: кто подо мной, того и грею». И ему же, развивая мысль: «Жена нужна такая, при которой можно и пердеть, и философствовать!» Пока Виктору попадались женщины, разрешавшие либо первое, либо второе, либо не переносившие ни того, ни другого. Но он подозревает, что если наконец найдется та, которая благосклонно отнесется к обоим прихотям, он такую женщину вряд ли сам вынесет.

Рано или поздно женщины догадываются, чем все кончится, и Виктор начинает искать способ наименее болезненного расставания. Сейчас как раз такой период: Настя, работница почтамта, утомила своей безграничной преданностью, заботливостью, а главное — все чаще просит сходить с восьмилетней дочкой Леночкой то в зоопарк, то в кино, то на аттракционы, сама оставаясь дома, ссылаясь на хозяйственную занятость. Виктор понимает эту невинную хитрость: Настя хочет, чтобы он подружился с Леночкой, общаясь с нею наедине, она видит его отцом Леночки. Виктор этого категорически не хочет: он не любит детей, ему они неинтересны.

Животных, которых лечит всю жизнь, Виктор, пожалуй, тоже не любит. Да и никогда не любил. В основе многих судеб — недоразумение. Родители не хотели заводить собаку или кошку, Виктор уговаривал — просто из желания уговорить. У детей это бывает. Не уговорил. Тогда придумал, что он любит животных и мечтает быть ветеринарным врачом. Так хорошо придумал, что убедил сам себя. Ему советовали в актеры — внешность, в науку — светлый аналитический ум, победы в математических олимпиадах, в спорт — отличные данные, первые разряды сразу по нескольким видам спорта. Но ни актером, ни спортсменом, ни ученым быть не захотел: все это требует чрезмерного напряжения, а Виктору оно всегда было чуждо. Вдобавок он довольно рано осознал, что люди ему тоже не очень интересны, а от любого коллектива подташнивает: везде какие-то отношения, группы и группки, интересы кланов, отдельных людей, руководителей и подчиненных... Тоска! Поэтому и пошел-таки в ветеринарию, стал ветврачом, общался спервоначалу с минимумом коллег, а потом, уйдя в самостоятельное плавание, и вовсе ни с кем не общался, только с хозяевами животных, да и то поверхностно. Его это устраивает.

Животных нельзя жалеть. Они, как дети, сразу это чувствуют, начинают кукситься, хиреть прямо на глазах, еле ползать, еле дышать. Это мешает понять их болезнь и в результате лечить их. Равнодушный, но честный врач — лучший врач, в том числе и для людей.

Итак, Виктор не любит детей, животных и людей, но женщины для него — особые существа, как ни банально это звучит. Впрочем, банально это звучало в девятнадцатом веке и слегка в двадцатом, сейчас это опять новость. Виктор изумляется их разнообразию и одновременно похожести, их беззащитности и одновременно силе, их безмерной и ни с чем не сравнимой жестокости и одновременно мягкосердечию. Его умиляет, что каждая женщина — или почти каждая — считает, что у нее есть абсолютно четкие представления о жизни, принципы и правила, ему нравится сначала выяснить, в чем заключаются эти правила, а потом наблюдать, с какой непринужденной легкостью они нарушаются ради любимого человека. Виктор уверен, что все женщины потенциально беспринципны, все готовы предать, и это позволяет ему самому без угрызений совести совершать поступки, которые обычно называют предательством, но Виктор знает, что это не так. А если даже так, то он, пожалуй, возвращает женщинам привычную реальность. Пусть думают, что и Виктор такой же подлец, как те, кто у них были и будут. Мысль же о том, что вот был хороший человек, да упустила, может отравить существование.

— Полчаса звоню — никто не открывает. Не случилось ли чего?

Виктор улыбнулся, но женщина не ответила улыбкой. Напротив, строго спросила:

— А вы кто и как в подъезд попали?

— В подъезд попал просто: дверь кто-то из жильцов открыл, — с галантным наклоном головы объяснил Виктор. — А кто я, тоже легко объяснить: ветеринарный врач. Эти женщины пригласили меня посмотреть их собачек.

— А что с ними? Вчера видела: гуляли.

— Хозяйки подозревают почему-то энтерит. Они мама и дочка?

— Сестры, обеим за семьдесят. И таксы у них тоже сестры и тоже вроде старенькие. Жесткошерстные таксы, — уточнила женщина.

— Разбираетесь в породах?

— Немного, у меня у самой кокер.

Ну что ж, кокер так кокер, это ни о чем не говорит. И вообще байки о том, что якобы порода собаки отражает характер владельца, сущая ерунда. Существуют, конечно, тенденции: люди мягкие и романтичные думают в первую очередь о красоте, им нравятся колли, сеттеры, доги. Люди с ущемленным самолюбием предпочитают ротвейлеров, бультерьеров, мастиффов и прочих страшилищ. Но это все очень общее и очень внешнее. Важнее то, что женщина сказала: «у меня». Не «у нас». Следовательно, она или живет одна или является в семье настоящей хозяйкой собаки. Это бывает часто.

— Надеюсь, он здоров? — спросил Виктор.

Нет такой собаки, которую хозяева считают абсолютно здоровой. Всегда найдется то, что их беспокоит. Шерсть почему-то лезет. Течка задерживается. Просится гулять слишком часто или, наоборот, не очень охотно гуляет. Поэтому вопрос беспроигрышный. И если его задает ветеринар, ему тут же обо всем докладывают и, когда есть возможность, показывают собаку.

Но женщина усмехнулась, будто проникла в мысли Виктора.

— Абсолютно здоров.

Чертовски хорошая усмешка. Усмешка женщины, которая всем своим видом показывает: я вас знаю наизусть, меня не проведешь. И вот таких-то проводить бывает занятнее всего.

Но женщина уходит. Она уходит, это обидно. Надо придумать, как ее остановить.

И Виктор придумал. Сейчас он ей скажет: «Какой, однако, вы равнодушный человек! Вдруг старушки умерли?» Она ответит: бросьте, так не бывает. Умерли обе сразу? Он расскажет историю про двух сестер, которые боялись остаться друг без друга, и, когда одна из них тяжело и безнадежно заболела, они открыли газ на кухне, легли там на полу, обнявшись, и вместе умерли. Женщина должна встревожиться. Подойдет к двери, позвонит, постучит, будет прислушиваться. Старушки, скорее всего, живы и здоровы, просто дрыхнут крепким сном, это у пожилых людей случается после позднего завтрака или раннего обеда. Но будет и возможность пообщаться. Дальше само пойдет.