Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Белый лик

• Название: Консервативный вызов русской культуры - Белый лик
• Автор: Николай Бондаренко
• Жанр: История

---

Критики и аналитики должны уже изучить все уроки ХХ века. Какие процессы оказались разрушительными для России? И в государственности, и в экономике, и в культуре? Например, серебряный век. Я сам - дитя серебряного века. Блестящие таланты: мирискусники, Бенуа, Сомов, Бакст, Серов... В поэзии - символисты, Блок, Гумилев, Белый... Настоящее созвездие. Букет цветов. Но это - отравленные цветы! Это - теософия. Это же трагедия. Мой любимый Блок вдруг в семнадцатом году стал следователем и литературным секретарем у ничтожества Луначарского... И умер, как говорят,- отравленный. Мне его любовница рассказывала, что перед смертью он разбил топором маску Аполлона. Это и есть - серебряный век. Отход от Православия. К сожалению, я говорю это без презрения, а с состраданием. Все они: и Билибин, и Добужинский - рисовали карикатуры на Николая Второго, все ждали революцию. Дождались... Разлетелись по всему миру, как лепестки. Это и есть страшная вещь - разложение, красота гниения. Так и сейчас... Всегда кидали камни в тех, кто был за великую Православную Россию. Забыты Данилевский, Тихомиров, Лесков, не понимают Достоевского. Отвергаются интеллигенцией все, кто за Россию. Ключ к пониманию Пушкина - его слова, сказанные незадолго до смерти: "Жив буду, весь царю принадлежать буду!" Все, что не лежит в русле России и Православия, в русле национальной русской идеи - это замена сатанинская. Даже "Стихи о прекрасной даме" - это замена Богородицы. Это ложная смена духовных ценностей. Все эти рериховские Шамбалы, все эти "живые этики" - выдумки, псевдорелигии, направленные на то, чтобы отвлечь от главного, от Христа. От его незатемненного образа. Служить этому главному - наша задача. Те, кто служит главному, будут интеллигентами втаптываться в грязь...

ИМПЕРИЯ ГЛАЗУНОВА

Владимир Бондаренко. Я раскрываю роскошный фолиант, выпущенный издательством "Изобразительное искусство". Такой альбом стал бы крупным художественным событием в стране, кабы не его автор. Народный художник России, лауреат многих премий, известный всем и каждому Илья Сергеевич Глазунов. И сразу у многих открытое недовольство. Что у левых, что у правых. С чего бы? Я уверен, не называя фамилии автора, а лишь демонстрируя репродукции, практически каждый из истинных любителей живописи выберет себе любимую работу. Даже поклонники авангарда не устоят перед "Асфальтом" или "В клетке", сторонники жесткого реализма выберут "Прощание" или же "Уборная. Дети улицы". Гарантирую, что есть свой любимый Глазунов в душе у каждого зрителя - так же, кстати, как есть свой любимый Пикассо у людей самых разных вкусов, возрастов и пристрастий. А какую-то картину Глазунов и Пикассо смогли бы в определенный период написать и вместе... Но почему нет такого отторжения у художников от Пикассо? И почему вечно цепляются к творчеству Ильи Глазунова? Что это все-таки за загадочный феномен - Илья Глазунов? Разве мало у нас в Союзе художников именитых посредственностей, и левых, и правых, которых никто не критикует, дают им премии, награды, а то и вывешивают в Третьяковке, и ничего, проходит. Мне уже этим своим противостоянием всему клану интересен Илья Сергеевич. Ну а что ты, Александр, скажешь о нем? Ведь при определенной разности позиций вы своей энергетикой, своим подвижничеством, и даже своим одиночеством схожи. Ты бы гордился таким альбомом?

Александр Проханов. Передо мной лежит этот огромный прекрасный фолиант Ильи Глазунова, где, как к ларце, как в расписном сундуке, собраны его сокровища, которые он собирал от юности своей до нынешних дней. И от этого ларца пахнет иногда цветущим лугом, иногда церковным ладаном, иногда гексогеном, иногда сухой силикатной пылью московских микрорайонов. Возникает удивительное ощущение, когда исследуешь его материк, когда погружаешься в его империю переживаний, чувств, красок... Есть ощущение, что Илья Глазунов всю жизнь, находясь в центре этой имперской красной жизни, среди бурного, плещущегося, иногда грозного и страшного, иногда тихого и ласкающего советского океана,- собирал свой остров. По камушкам, по кусочкам гальки, по осколкам былой тверди, суши, и среди этих осколков можно найти работы, напоминающие молодого яростного Илью Репина, можно увидеть великолепные портреты, в которых дышит Сомов, можно увидеть работы, где он прикоснулся к великому искусству Сурикова, есть работы, выдающие в нем тонкого знатока и ценителя русской иконы, причем от икон Феофана Грека до иконописцев ярославской или строгановской школы. Там есть детали, выдающие в нем знатока красоты и мистики парсуны. Там есть Илья Глазунов как знаток русского лубка. Одновременно - прекрасный знаток поп-арта. Там даже есть Глазунов, в котором отразился русский солнечный авангард, от Петрова-Водкина до Павла Филонова. Есть Глазунов, который, как в капле росы, отразил в себе Дейнеку. А также там есть спокойная и лирическая советская живопись шестидесятых-семидесятых годов. Конечно же, там есть грандиозный символизм, связанный с ленинградской блокадой. Там есть трагические, но при этом в духе "Мира искусств" картины, где чувствуется его личное горе, его несчастье, его личная беда, потеря милого, любимого человека... И вот эти драгоценные кусочки материи, осколки миров, которые уже исчезли, он бережно собирал и складывал из них свой остров, свою державу. Когда он положил туда последний осколок, этот остров оказался островом Патмос. И на этом острове Патмос ему, как Иоанну Богослову, открылись грозные и страшные видения. Там ему явился ангел, там разверзлись небеса, и там возникли его апокалиптические грозные жуткие и прекрасные видения о России, о революции, о судьбе двух империй, белой и красной. И в контексте этих империй - судьба мира в целом. Там, на этом острове Патмос, в последний, завершающий период открылись вещие очи... И там начались его великие глазуновские огромные бреды...

В. Б. Глазунов, как художник, открыт всему. Он втягивает в свою творческую мистическую воронку энергию разных эпох, разных стран, разных школ и направлений. При этом он никогда не становится эпигоном, заимствователем и даже продолжателем традиций. Он чересчур смело берет и делает своим то, что и на самом деле чувствует своим. Поэтому ты прав, говоря о влиянии самых разных школ и течений: от лубка и русской иконы до Петрова-Водкина и Филонова. Сюда можно добавить еще много имен - прежде всего из старых мастеров Эрмитажа, любимых им Веласкеса, Рубенса, Веронезе... И одновременно в чем-то ты неправ, ибо везде, куда ни посмотришь на этом острове, виден прежде всего сам художник, сам Илья Глазунов... Все великое создается из великого. Но из одних продолжателей великих вырастают хорошие копиисты, другие становятся последователями и хранителями традиций - и лишь третьи, самые смелые и в чем-то безумные, творят из великого свой собственный уникальный мир. Почему Глазунова так отвергают многие известные мастера живописи? Я бы сравнил его положение с нынешним положением Александра Солженицына, которого тоже давно уже отвергают и правые и левые известные мастера слова: от Войновича с его бездарной пасквильной книжонкой до Бушина или Станислава Куняева. Почему-то простили все и Зиновьеву с его "Зияющими высотами" и страной Ибанией, и Максимову с его Интернационалом сопротивления и отнюдь не патриотическим "Континентом", но признать Александра Солженицына и посадить его за стол равных, с которым можно спорить, можно и ссориться, но литературную значимость которого нельзя не признать уже хотя бы за "Матренин двор" и "Один день Ивана Денисовича", сколько бы "Красных колес" потом ни было написано - не хватило сил. То ли ревность обуяла, то ли какая-то клановая солидарность... И тот, и другой - жили всегда вне клана. Выше клана. Такое не прощается. Ведь поддержал когда-то молодой Евтушенко Илью Глазунова, но требовалась от Ильи дальнейшая либеральная клановость, требовались какие-то единые прогрессивные поступки, на которые у Глазунова не было ни времени, ни желания. Он отвернулся от лакировки одних и от эпатажа других - вначале даже без шума и протеста. Ребята, делайте свое дело, но не мешайте мне строить свой остров... Он даже шел на какие-то уступки и властям и Союзу художников - и все же его остров Патмос не пожелали признать своим ни коллеги, ни власти. Державник до мозга костей, он, кстати, так же, как и ты, Александр, был неудобен и властям державы. А в нем заложена какая-то изначальная державность, какой бы сюжет он ни затрагивал. Это тоже - грань его дара. И как это похоже на старую притчу. Заявил мудрец о своем открытии - ты безумец, замахали все руками и испуганно убежали от него, будь то от Александра Солженицына, будь то от Ильи Глазунова. Проходит время и повторяет свои слова мудрец, и с ним соглашаются все его бывшие оппоненты - прошли и этот период наши герои. Но вот в третий раз говорит мудрец свои золотые слова - и от него вновь все отворачиваются: мол, это же все знают, что он талдычит одно и то же, какую-то старую, заезженную истину. Но можно ли заездить истину, если это истина? Книга Ильи Глазунова, собрание почти всех его лучших работ за всю жизнь - это и есть истина, которую никак нельзя заездить. Покажите каждую репродукцию по телевидению, хотя бы по каналу "Культура", и соберите ценителей прекрасного - пусть поспорят. Он вобрал в себя чересчур многое, чтобы не вызвать возмущения. Пусть ценители русской школы посмотрят спокойными глазами на его стариков и баб... Его пейзажи, его портреты пятидесятых годов ничуть не уступают работам признанных советских мастеров этого жанра. И постоянная напряженная мистика в "Волне", в "Одиночестве". Его картину "Чудо. Асфальт" взяли бы на выставку лучших мастеров абстрактного искусства. Ей-Богу, она ничем не уступает по качеству ни Хуану Миро, ни Питу Мондриану. Кстати, и "мирискусники" его любимые очень тесно связаны были с русским авангардом, и выставлялись вместе с той же Гончаровой и Ларионовым, и даже нередко затевали совместные проекты, лишь позже они ушли в свои неведомые никому дали... Но, спрашивают оппоненты, зачем его так много и зачем он такой большой? За пятьдесят лет работы лучшего мастера загнали в угол и сделали тотально одиноким человеком, а потом спрашивают: почему он так огрызается и почему у него такие амбиции? А мне он нравится уже потому, что идет всегда против потока. И вопреки всему делает свое дело...