Николай Бондаренко - Консервативный вызов русской культуры - Красный лик

• Название: Консервативный вызов русской культуры - Красный лик
• Автор: Николай Бондаренко
• Жанр: История

---

В. Б. Не удивительно ли, что при всей своей "масштабности" эти "земляне" - не только противники идеологии "малой родины", но, как правило, враги Империи, которая олицетворялась для них Советским Союзом? Что руководит в этом ими: политика или искренний максимализм?

Т. Г. Дело в том, что они - враги формы, вообще оформленности и предпочитают, чтобы материя растекалась, как сказал бы К.Леонтьев. Отсюда, кстати, и дерзкое разрушение стихотворной формы, каким часто увлекаются "планетарные" наши "земляне". Классической империи с ее жесткой "уздой спасительного насилия" (К. Леонтьев) они противопоставляют не более гармонический СОЮЗ, а распыленность, свободу полной, индивидуалистической несвязанности, легко переходящей в элементарный хаос... "Всечеловечность", к какой способны они, подразумевает не гетевско-пушкинское единство человечества при всем разнообразии существующих цивилизаций, но однородность человечества, при которой и не может стоять вопрос о таком сложном, внутренне напряженном процессе-явлении, как единство... Отсюда и ложная, пусто-риторическая "всемирность", да и все адаптации абсурдного постмодернизма.

В. Б. Вы, стало быть, отделяете эту философию от политики? Стихи - от гражданской позиции, либеральных политических убеждений их авторов?

Т. Г. Политика сама не отделяется от этой философии, опирается на нее - так же, как постепенно прилепляется она (в форме национализма) к поэтическому культу "малой родины". Философская "всемирность" беспочвенников оборачивается политическим идеалом "мирового правительства", "нового мирового порядка", упраздняющего разнообразие цивилизаций. Но, говоря строго, и то, и другое: и "запечный" национализм новых "почвенников", и примитивный космополитизм бескорневых "землян", - ведут к смерти культуры.

В. Б. То есть и русский "деревенский", и еврейский "кочевой" элемент в расколотой нашей литературе - "оба хуже"?..

Т. Г. Точней? Оба могут быть хуже. Нельзя ж исключать случаев чудесного перерастания личностью социально или национально заданного ей "потолка". О таких здесь поминалось. Вообще, говоря о двух полярных тенденциях в нашей поэзии, не следует все сводить к происхождению авторов. Так, нельзя забывать и роль пропаганды, идеологии. Например, идеологии "мировой революции", господствовавшей долгое время. Или нынешнего активного насаждения либерального космополитизма. А с другой стороны, - и роль литературной критики, уж так умилявшейся "малой родиной" наших поэтов "из глубинки", словно желала навеки загнать их в тесную лощину, в узкую щель... Своеобразный бунт против этого явило творчество Ю.Кузнецова. Впрочем, "горизонтальной" цели он - как показывает ряд его наиболее известных произведений - противопоставил цель "вертикальную", где, по крайней мере, гудит и свистит ветер, напоминая об иных сферах, пусть подземных или вообще нежилых. "Малая", да и хоть бы "Большая Родина" оказалась у него просто "холмом земли" в когтях некоего демонического - постисторического - орла... Впрочем, откровенный взгляд "с точки зрения пустоты" с его архаической непросветленной трагедийностью, выработанный поэтом в 70-80-е годы, имеет преимущества перед ложно-гуманной или прямо циничной "всечеловечностью". Как и бунтарские устрашительные мечты "про древний хаос, про родимый" (Тютчев) все же, может быть, предпочтительнее идиллических или элегических буколик или эклог на тему "малой родины"...

В. Б. Бунт, сказали вы... Это похоже на начало разговора об антитрадиционализме современного стихотворчества - русском и ином... Так ли?

Т. Г. Не скатиться бы до разговора об антипоэзии! И вот уточню лишь, что и хаосы-то, в ощущении нашем, бывают разные. Тютчевский, "древний, родимый" - это все ж прародитель ЖИЗНИ, праколыбель ЕЕ. Или - "колыбель звуков", как слышал хаос А.Блок. Хаос же у распыляющих человечество "землян" или у иных наших траги-"космистов" - это все некий эпилог к СМЕРТИ... Да и весь "постмодернизм" впору бы назвать неким "научно-фантастическим" ПОСТСМЕРТИЕМ духа. Но, слава богу, современная поэзия не исчерпывается им. Не исчерпывается и теми полярными позициями, о которых мы говорили...

В. Б. Каково же на сегодняшний день ее состояние?

Т. Г. Нормальное - на ее русском фланге. Много хороших стихов встречаю и среди новых имен. Хотя немало и публицистической шелухи: "гражданских" воплей и выкриков, сигналов отчаяния... То есть фактов негармонического сознания. Особенно грустно, когда поэт из "любви к России" сводит счеты с народом, коря его за безмолвность, апатию. С эдаким благородным гневом... Это - глупость. Это простительно только совсем молодым.

В. Б. Вам кажется, что поэт, даже самый замечательной, не лучше своего народа?

Т. Г. Чем же он может быть лучше? Откуда же он тогда, такой хороший, взялся?.. Думаю, что поэт только выявляет лучшую потенцию своего народа. Как Пушкин, чья "исключительность", "чрезвычайность" (по слову Гоголя) в том, что он глубже всех проник в непридуманные возможности развивающегося русского духа...

В. Б. У меня остаются еще вопросы, которые я рад бы обсудить. В частности, о вашей новой большой стихотворной работе, посвященной А.С.Грибоедову. О сочетании гения поэтического с геополитическим даром в истории русской поэзии. Но это - обширная тема, а наша беседа и так весьма насыщенна. Поэтому спрошу только: считаете ли вы сложившейся, состоявшейся вашу личную поэтическую судьбу?

Т. Г. Что понимать под этим - внешне видимый рисунок литературной судьбы или внутреннюю, творческую состоятельность, содержательность?.. Внешне все складывается - от века - так, что если, к примеру, я первая смогла написать, буквально по свежему следу событий 1993 года, широко известную книгу стихов, посвященных защитникам Дома Советов в Москве и памяти павших там героев, "Всю смерть поправ..." (большинство этих стихотворений тут же опубликовала газета "Завтра"), то премию за поэтическое решение этой именно темы Союз писателей России "патриотически" присудил, разумеется, не мне, а автору балагурской, двусмысленной поэмки "Прощайте, дворяне", пересыпанной дешевыми шуточками о "тюрьме эсэсэсэрской" и "изверге" Ленине... Я не к тому, что автор этот бездарен, я, так сказать, к внешнему раскладу судьбы. Ибо воистину - как писал Б.Пастернак: "Кому быть живым и хвалимым, / Кто должен быть мертв и хулим / Известно одним подхалимам, / Влиятельным только одним". Последние годы накопилась уж целая литература, посвященная дружному "вычеркиванию" меня из русской поэзии и общественной мысли. Давно ли газетно-журнальным дуплетом выкрикивали: "Ведь никакого отношения ни к русской культуре, ни к православию ОНА (т.е. я.- Т. Г.) не имеет"?.. "Шизофрения", мол, да "духовная пена" - любая моя работа, а стихи (уж простите за цитату!!) просто "зловонный омут" или - более благовонно! - "интеллектуальная плесень"... Ну, конечно, не Пушкин, не Блок или хотя бы Твардовский, некогда привечавший меня, ставили эти диагнозы, а "рус-сейший" какой-нибудь, вроде Кара-Мурзы, современный арбитр по всем вопросам или дежурный "ассенизатор" русской поэзии из "Нашего современника". Обижаться нельзя: ведь и сам праотец Ной, спасший живую жизнь на Земле, под пером "православно-культурных" моих эстетиков - не более, чем "пьянчужка"... Право, соревнуюсь успешно со своим земляком М.Булгаковым по количеству выпавших мне заушательств, разве что не Лелевичи да Латунские, а "родные", "герои русского Сопротивления" брызжут прокисшим ядом. Правда, я уж четверть века тому ответила всем "влиятельным", распорядителям внешних судеб, когда писала о своем "доме", "тереме":

...А что сроден он будке собачьей

и что в мерзлую землю зарыт,

ничегошеньки ровно не значит,

ни о чем еще не говорит!

Ну а конкретную собственную оценку подлинной моей "поэтической судьбы" оглашать мне неуместно. Хотя бы потому, что опубликована слишком малая, микроскопическая толика из написанного мною в эти годы - "Когда не стало Родины моей..."

ПОЭЗИЯ ПОСЛЕДНЕГО

СРОКА...

(печатается в сокращенном варианте)

Татьяна Глушкова не пожелала жить на "лоскуте державы". Она не стала пытаться переделать себя для иной России, обрести новое дыхание в поэзии третьего тысячелетия. Предпочла остаться в великом и трагическом ХХ веке.

Все ее споры с былыми друзьями были предельно искренни, ибо она и от них ждала той же литературы последнего срока, тех же последних, завершающих слов, которыми жила последние годы, которые выговаривала, выкрикивала, ждала апокалипсических видений, ждала непримиримости к разрушителям Родины, и, не дождавшись, отвернулась от них. Со своей точки зрения она была абсолютно права. Она, как верный воин языческих времен, пожелала быть погребена вместе со своим Властелином, имя которому - Советская Держава. Прежде всего, допев ему свою великую Песнь. Песнь о Великой державе, о Великом времени. После написания стихов об ушедшей Родине Татьяну Глушкову уже мало что связывало с жизнью. Она, может быть, по-земному, по-человечески, стараясь уцелеть и удержаться в новой жизни, перекинула мостик к поэтам иных времен. Как пишет Глушкова в своем предисловии к циклу стихов "Возвращение к Некрасову": "Он постучался ко мне... постучался в сознание, чтобы воззвать к силе духа, к дельному продолжению бытия - пусть и рушится вокруг все привычное, дорогое, пусть хочет рассыпаться сама плоть жизни..." Она хотела найти у них, у Некрасова, у Грибоедова, - некую отдушину, обрести успокоение, почерпнуть мистической энергии, ушла в их время и даже пыталась писать как бы от имени своих великих предшественников, но, думаю, очень уж глубоко она вошла в поэзию последнего срока, оправдывая "поэзии страшное имя", очень уж много сил ей отдала. После такого погружения в кровавую бездну, в трагедию общества, родной страны - не выживают.