Нил Стивенсон - Криптономикон, часть 2

• Название: Криптономикон, часть 2
• Автор: Нил Стивенсон
• Жанр: Киберпанк
• Год: 2004
• ISBN: 5-17-025013-4, 5-9660-0185-5

Крипта.

«Реальная» столица Сети. Рай хакеров. Кошмар корпораций и банков. «Враг номер один» ВСЕХ мировых правительств. В сети нет ни стран, ни национальностей. Есть только СВОБОДНЫЕ люди, готовые сражаться за свою свободу!..

---

Так что Уотерхауз идет на танцы, лихорадочно подыскивая слова, с которыми обратится к Мэри. В голову приходят несколько вариантов.

«Знаете ли вы, что японская промышленность способна выпускать лишь сорок бульдозеров в год?» Тогда следующая фраза. «Неудивительно, что на земляных работах они вынуждены использовать рабов».

Или: «В силу конструктивных ограничений, накладываемых конфигурацией антенны, у японских флотских радарных систем есть сзади слепое пятно — к ним желательно приближаться точно с кормы».

Или: «Шифры, которыми пользуются низовые подразделения японской армии, на самом деле труднее взломать, чем шифры командования. Ну разве не забавно?»

Или: «Так вы родом из деревни… вы делаете домашние заготовки? Вам, наверное, интересно будет узнать, что близкие родственники бактерий, из-за которых вздуваются консервы, вызывают газовую гангрену».

Или: «Японские линкоры начали самопроизвольно взрываться, потому что высокоэксплозивные материалы в погребе боеприпасов становятся химически неустойчивы».

Или: «Доктор Алан Тьюринг из Кембриджа утверждает, что душа — это выдумка, и все, определяющее нас как людей, можно свести к ряду механических операций».

И так далее в том же духе. Пока он не нашел ничего такого, чтобы гарантированно сразило бы Мэри наповал. Более того, у него нет ни малейшего представления, как себя вести. У него всегда так было с женщинами, вот почему он ни разу не завел девушки.

Но сегодня все иначе. Это жест отчаяния.

Что сказать про танцы? Большое помещение. Мужчины в форме и по большей части выглядят незаслуженно хорошо. Много лучше, чем Уотерхауз. Женщины в платьях и с прическами. Губная помада, жемчуг, биг-бэнд, белые перчатки, мордобой, кто-то исподтишка целуется, кто-то украдкой блюет. Уотерхауз опаздывает — снова проблема транспортировки. Весь бензин ушел на то, чтобы большие бомбардировщики осыпали японцев взрывчатыми веществами. Перевезти комок плоти по фамилии Уотерхауз через Брисбен, чтобы он попытался лишить невинности девушку, — последняя задача в списке. Ему приходится долго идти в жестких кожаных ботинках, которые по пути несколько утрачивают свой блеск. К концу дороги он окончательно убежден, что они годятся единственно для остановки артериального кровотечения из ран, ими же причиненных.

Ближе к концу вечера он замечает Рода. После нескольких танцев (поскольку у того нет отбоя от партнерш) Род наконец направляется в угол, где все друг друга знают, все веселятся и вообще прекрасно обходятся без Уотерхауза.

Наконец он различает шею Мэри Смит, которая сквозь тридцать ярдов густого табачного дыма выглядит такой же невыразимо желанной, что и в гостиной миссис Мактиг. Уотерхауз берет курс на нее, как морской пехотинец — на японский дот, перед которым и сложит голову. Интересно, награждают посмертно геройски павших на танцах?

Он все еще в нескольких шагах, бредет, как в угаре, к белой колонне шеи, когда внезапно музыка стихает и до слуха доносятся голоса Мэри и ее друзей. Они весело болтают, но не пo-aнглийски.

Наконец Уотерхауз разбирает выговор. Более того, он разгадывает загадку писем, приходивших в пансион миссис Мактиг адресованных кому-то по фамилии сСмндд.

Все ясно! Мэри и Род — йглмиане! И фамилия их не Смит — просто звучит похоже на Смит. Их фамилия — сСмндд. Род вырос в Манчестере — вероятно, в каком-то йглмском гетто, — Мэри происходит из той ветки семьи, которую пару поколений назад выслали в Большую Песчаную Пустыню за нелады с законом (надо думать, мятеж).

Вот пусть Тьюринг такое объяснит! Поскольку это доказывает, что есть Бог и, более того, что Он — личный друг и помощник Лоуренса Притчарда Уотерхауза. Вопрос первой фразы решен идеально, как теорема. Q.E.D., крошка. Уотерхауз уверенно шагает вперед, жертвуя хищным ботинкам еще квадратный сантиметр кожи. Как удастся восстановить много позже, при этом он встает между Мэри и парнем, с которым та пришла на танцы, и, может быть, толкает того под локоть, так что парень проливает пиво. Все смолкают. Уотерхауз открывает рот и произносит:

— Гкснн бхлдх сйрд м!

— Эй, приятель! — говорит парень, с которым Мэри пришла на танцы.

Уотерхауз поворачивается на голос. Дурацкая ухмылка на его лице представляет собой вполне подходящую мишень, и парень безошибочно попадает в нее кулаком. У Лоуренса мгновенно немеет нижняя часть головы, рот наполняется теплой, питательной на вкус жидкостью. Бетонный пол взлетает, крутясь, как подброшенная монета, и отскакивает от его виска. Все четыре конечности Уотерхауза прижаты к полу весом его торса.

Какое-то оживление происходит в далекой плоскости человеческих голов, на высоте пяти-шести футов от пола, где обычно и протекает нормальное общение. Парня, который стоял с Мэри, оттаскивает в сторону кто-то сильный — под таким углом трудно различать лица, но вполне вероятно, что это Род. Он кричит на йглмском. Вообще все кричат на йглмском, даже те, кто говорит по-английски, потому что у Лоуренса травматическое расстройство центров распознавания речи. Лучше оставить все эти изыски на потом и заняться более насущным филогенезом: например, замечательно было бы снова стать позвоночным. После этого, возможно, удастся в отдаленной перспективе перейти к прямохождению.

Тощий йглмско-австралийский парень в форме военного летчика подходит и тянет его за правый передний плавник, рывком втаскивая Уотерхауза по эволюционной лестнице — не для того чтобы помочь, но чтобы получше разглядеть лицо. Летчик кричит (потому что музыка заиграла снова):

— Где ты научился так говорить?

Уотерхауз не знает, с чего начать: упаси Бог снова обидеть этих людей. Однако слов и не требуется. Летчик кривится от омерзения, как будто у Лоуренса из глотки лезет двухметровый солитер.

— На Внешнем Иглме? — спрашивает он.

Уотерхауз кивает. Изумленные и потрясенные лица застывают каменными масками. Ну конечно! Они с Внутреннего Йглма! Жителей этого острова постоянно притесняют; у них и музыка самая лучшая, и люди самые интересные, однако их постоянно шлют на Барбадос рубить сахарный тростник, или в Тасманию гонять овец, или… ну, скажем, в юго-восточную часть Тихого океана, бегать по джунглям от обвешанных взрывчаткой голодных камикадзе.

Летчик выдавливает улыбку и легонько хлопает Уотерхауза по плечу. Кто-то из присутствующих должен взять на себя неприятную дипломатическую работу и сгладить инцидент. Летчик, с истинным внутренне-йглмским тактом, взял это на себя.

— У нас, — бодро объясняет он, — так говорить невежливо.

— Да? — недоумевает Уотерхауз. — А что я такого сказал?

— Ты сказал, что был на мельнице, чтобы заявить протест по поводу лопнувшего во вторник мешка, и по тону, которым разговаривал мельник, смог заключить, что незамужняя двоюродная бабушка Мэри, пользовавшаяся в юности довольно сомнительной репутацией, подцепила грибок на ногтях.

Долгое молчание. Потом все начинают говорить разом. Наконец сквозь какофонию прорывается женский голос:

— Нет! Нет!

Уотерхауз смотрит в ту сторону: это Мэри.

— Я так поняла, что он вошел в пивную, где хотел предложить себя в качестве крысоморильщика, и что у собаки моей соседки — водобоязнь.

— Он был в исповедальне… священник… грудная жаба… — кричит кто-то из-за ее спины.

Потом все снова говорят разом:

— Пристань… молочная сестра Мэри… проказа… жаловал на шумное сборище!

Сильная рука обнимает Уотерхауза за плечи и разворачивает от спорящих. Обернуться и посмотреть, кто его держит, Лоуренс не может, потому что позвонки снова сместились. Надо думать, это Род благородно взял под свое крыло недотепу-янки. Род вынимает из кармана носовой платок, прикладывает Уотерхаузу к лицу и убирает руку. Платок остается висеть на губе, которая формой сейчас напоминает аэростат заграждения.

Этим доброта Рода не ограничивается. Он приносит Уотерхаузу выпить и находит ему стул.

— Слыхал про навахо? — спрашивает Род.

— А?

— Ваша морская пехота использует в качестве радистов индейцев навахо — они говорят по рации на своем языке и нипы ни хера не понимают.

— А. Да, — говорит Уотерхауз.

— Уинни Черчиллю глянулась эта идейка. Решил, что вооруженным силам Его Величества тоже такое нужно. Навахо у нас нет. Но…

— У вас есть йглмцы, — понимает Уотерхауз.

— Действуют две программы, — говорит Род. — На флоте используют внешних йглмцев. В армии и ВВС — внутренних.

— И как?

— Более или менее. Йглмский язык очень емкий. Ничего общего с английским или кельтским. Ближайшие родственные языки — йнд, на котором говорит одно племя мадагаскарских пигмеев, и алеутский. Но ведь чем емче, тем лучше, верно?

— Несомненно, — соглашается Уотерхауз. — Меньше избыточность, труднее взломать шифр.

— Проблема в том, что язык этот если не совсем мертвый, то уж точно лежит на смертном одре. Понятно?