Роберт Стивенсон - Сент Ив

• Название: Сент Ив
• Автор: Роберт Стивенсон
• Жанр: Исторические приключения

---

— И, однако же, готов поклясться, что вы бескорыстно радуетесь моей победе.

— Ничуть не бескорыстно, сэр: ведь вступи ваш кузен в права наследства, он в два счета выставил бы меня за дверь. Впрочем, должен признаться: он задел во мне еще иное чувство, почти столь же глубокое, как своекорыстие, один вид его и запах его духов неизменно вызывали во мне тошноту; меж тем как ваше неблагоразумие… — он поглядел на меня с суховатой улыбкой, — было, по крайности, симпатично мне и… короче говоря, сэр, хотя вы подчас и выводили меня из терпения, служить вам было приятно.

Можете поверить, что от слов этих я только еще сильней ощутил раскаяние.

Мы приехали в Лондон поздно ночью, и тут мистер Роумен с нами распрощался. У него были неотложные дела в Эмершеме. Роули дал мне несколько часов поспать и разбудил только для того, чтобы я выбрал двух мальчиков, которые будут стоять на запятках моей кареты до Барнета, — эту высокую честь оспаривали четверо: двое в синих куртках и белых цилиндрах и двое в светло-коричневых куртках и черных цилиндрах. Выбрав синих с белым, я утешил светло-коричневых с черным солидными чаевыми, и мы снова тронулись в путь.

Теперь мы ехали по Большому северному тракту, по которому почтовые кареты неизменно катят со скоростью десять миль в час под далеко разносящиеся переливы рожка, и я полагал, что под простодушную песенку флажолета мы будем делать уж никак не менее двенадцати миль. Но первым делом я пересадил моего верного слугу на прежнее место рядом со мною и принялся с пристрастием допрашивать о его похождениях в Эдинбурге, о том, как поживают Флора и ее тетушка, мистер Робби, миссис Макрэнкин и все прочие мои друзья. Оказалось, что моя дорогая Флора покорила Роули мгновенно и навсегда.

— Она и вправду как цветочек, мистер Энн. Я так думаю, сэр, вы и сами знаете, оно враз валит человека с ног.

— Я не совсем тебя понимаю, друг мой?

— Да вот, прошу прощения, сэр, это самое… как говорится, любовь с первого взгляда.

Он даже покраснел, лицо у него стало и смущенное и вместе лукавое.

— Что ж, Роули, поэты на моей стороне.

— А вот миссис Макрэнкин, сэр…

— Сама Маргарита Наваррская, мистер Роули…

Но он до того забылся, что даже перебил меня:

— Миссис Макрэнкин, сэр, сколько лет привыкала к своему мужу. Она сама мне говорила.

— Я припоминаю, что и мы не один день привыкали к миссис Макрэнкин. Правда, ее стряпня…

— Вот и я говорю, мистер Энн: это не то, чтобы пустяк — и какие… и хотите верьте, хотите нет, сэр… а может, вы и сами приметили… у ней ведь и ножки хороши.

Он покраснел как рак и дрожащими пальцами принялся свинчивать свой флажолет. Я глядел на него, и глазам не верил, и с трудом подавлял улыбку. Без сомнения, я и прежде знал, что Роули во всем пытается мне подражать, да и по традиции позволительно, более того, даже полагается, чтобы верный слуга влюблялся, хотя бы из сочувствия, когда влюблен его господин. И если кавалер шестнадцати лет от роду, еще новичок в науке страсти нежной, избирает себе в дамы сердца особу, которой стукнуло пятьдесят, — что может быть естественней? А все же — подумать только! — Бетия Макрэнкин!

Я с трудом сохранил серьезность.

— Друг мой Роули, — сказал я, — если музыка питает твою любовь, так играй же!

И Роули поначалу робко, а затем, разошедшись, с чувствительностью невообразимой заиграл «Ту, что осталась дома».

Потом оборвал мелодию, глубоко вздохнул и начал сызнова, я же отбивал такт ногою и тихонько подпевал:

А нынче приказ: шлют в Брайтон нас,

Путь дальний, незнакомый…

Гак пусть же господь меня вновь приведет

К той, что осталась дома.

Эта вдохновляющая мелодия сопровождала нас всю дорогу. Она нам никогда не приедалась. Стоило нашему разговору иссякнуть, как с моего безмолвного согласия Роули доставал флажолет и принимался ее наигрывать. Под эту песенку веселым галопом скакали лошади, в такт ей позвякивала упряжь и подпрыгивали в седле форейторы… А ликующее presto [74], которым она завершалась, как только мы подъезжали к постоялому двору, предвкушая, что сейчас нам сменят лошадей, и описать невозможно: до того оно было веселым и стремительным.

Итак, лошади мчали меня домой, в открытые окна кареты врывалась бодрящая вешняя свежесть, и душа моя тоже, словно окно, распахнулась навстречу молодости, здоровью и долгожданному счастью. Как всякий истинный влюбленный, я был полон нетерпения и все же не утратил способности радостно дивиться превратностям судьбы, ведь я ехал как какой-нибудь лорд, с карманами, полными денег, по той самой дороге, по которой ci-devant [75] Шандивер в страхе удирал, петляя и заметая следы, в крытой повозке Берчела Фенна!

И все же нетерпение так обуревало меня, что, когда мы галопом проскакали по Келтбн-Хиллу и новой лондонской дорогою, где пахнущий апрелем ветер, веселый и свежий, дул нам прямо в лицо, спустились в Эдинбург, я отправил Роули с чемоданами к нам на квартиру, а сам забежал умыться и позавтракать к Дамреку и оттуда, уже один, поспешил в «Лебяжье гнездо».

Дни ли, годы — пусть! Все равно вернусь,

Любовью своей влекомый,

И уж больше вовек не расстанусь, нет,

С той, что осталась дома!

Как только из-за холма выглянул конек хорошо знакомой кровли, я отпустил кучера и пошел далее пешком, весело насвистывая все ту же песенку, но, дойдя до садовой ограды, умолк и принялся искать то место, где когда-то через нее перелез. Я нашел его по густым ветвям бука, нависшим над дорогой, и, как тогда, бесшумно взобрался на ограду под их прикрытием, вернее, они прикрыли бы меня, ежели бы я вздумал там ждать.

Но я не собирался ждать, зачем? Ведь в нескольких шагах от меня стояла она! Она, моя Флора, моя богиня, с непокрытой головою, окутанная утренним узорчатым покрывалом солнечных бликов и зеленых теней, в сандалиях, влажных от росы и, как тому и быть должно, с охапкою цветов — пунцовых, желтых, полосатых тюльпанов. А перед нею, спиной ко мне, все в той же куртке с памятной заплатой на спине, опершись обеими руками на лопату, стоял Руби, садовник, и выговаривал своей молодой госпоже.

— Но мне нравится срезать тюльпаны на длинном стебле, вместе с листьями, Руби!

— Дело ваше, мисс, а мое дело вам сказать: луковицы-то вы начисто загубите.

Ждать долее я уже не мог. Едва садовник нагнулся и вновь принялся копать землю, я схватил обеими руками ветку бука и тряхнул ее. Флора услыхала шелест листьев, подняла голову и, увидав меня, тихонько вскрикнула.

— Что это вы, мисс?

Руби мигом выпрямился, но она уже оборотилась и глядела вдаль, на огород.

— Там какой-то малыш забрался в арти… то есть в клубнику.

Садовник швырнул лопату и заспешил к огороду.

Флора оборотилась ко мне, тюльпаны упали к ее ногам, и о, как радостно она вскрикнула, какой восхитительный румянец залил ее щеки! Ее руки протянулись ко мне! Все повторилось снова, все было точно так же, как в первый раз, с тою лишь разницей, что теперь и мои руки протянулись ей навстречу.

Все странствия кончаются

Свиданием влюбленных.

Садовник успел пробежать уже ярдов двенадцать и вдруг остановился: то ли услышал, как я слезал со стены, то ли смутно припомнил, что однажды его уже подобным образом провели. Как бы то ни было, он оглянулся как раз вовремя, чтобы увидеть Флору в моих объятиях.

— Боже милостивый! — воскликнул он и с минуту стоял, точно окаменев; потом вперевалку заторопился к дому, к черному ходу.

— Надобно сей же час сказать тетушке! Она… куда же ты, Энн? — воскликнула Флора, хватая меня за рукав.

— В курятник, конечно, — отвечал я.

Через минуту, взявшись за руки и заливаясь счастливым смехом, мы уже бежали по дорожкам к дому. И, помнится, на бегу я подумал: «Не странно ли, что сейчас я впервые войду в этот дом через парадный ход!»

Мы застали миссис Гилкрист в столовой. На диване, набитом конским волосом, лежала груда полотна, на коврике перед камином, гордо выпятив грудь, стоял Рональд, а достойная тетушка расхаживала вкруг него с меркою в одной руке и ножницами в другой. Она оглядела меня поверх лорнета в золотой оправе, переложила ножницы в левую руку, а правую протянула мне.

— Гм, — произнесла она. — Доброе утро, мусью. Так зачем же вы к нам пожаловали на этот раз?

— Сударыня, — отвечал я с поклоном, — надеюсь, это совершенно ясно!

— Поздравляю вас от всего сердца, Сент-Ив, — сказал Рональд, подходя ко мне. — И вы тоже можете меня поздравить. Я получил офицерский чин.

— Ну, тогда я поздравлю Францию с тем, что войне конец, — пошутил я.

— Нет, право, мой дорогой, сердечно за вас рад. Какой же полк?

— Четвертый.

— Полк майора Шевеникса!

— Шевеникс — человек порядочный. Он вел себя отлично, просто превосходно.

— Да, превосходно, — кивнув, подтвердила Флора.

— Это он умеет. Но если вы ждете, что от этого я стану лучше к нему относиться, то…