Михаил Стеблин-Каменский - Происхождение поэзии скальдов

• Название: Происхождение поэзии скальдов
• Автор: Михаил Стеблин-Каменский
• Издательство: Эстонское государственное издательство
• Жанр: История
• Год: 1958

---

Древнеирландское стихосложение характеризуется необыкновенным изобилием и вычурностью внешнего орнамента. В нем и конечная рифма, и аллитерация, и конечно – средняя рифма (т. е. рифмовка конца одного стиха с серединой другого). При этом рифмуются не тождественные звуки, а звуки тождественного типа (глухие смычные между собой, звонкие смычные, плавные и т. д.). Аллитерация применялась очень обильно и согласно строгим правилам (хотя, в противоположность древнегерманскому стихосложению, организующей роли в ритмической структуре стиха она не играла). Излюблены были разные турдефорсы, например, постановка того же слова в конце одной строфы и в начале следующей (так наз. conachlonn) или рифмовка односложного слова с двухсложным (так наз. aird-rinn), и т. п. Существовало множество замысловатых и совершенно самобытных терминов поэтики. Но при этом характерно, что, несмотря на очевидное общее сходство древнеирландской поэтики с вычурной поэтикой скальдов, никаких совпадений в частностях и деталях, точно так же как и в терминах, не обнаруживается.

Формальная гипертрофированность имела несомненно место в ирландской личной поэзии еще в глубокой древности, по-видимому и до введения письменности в Ирландии (которое не поддается точной датировке). Есть, впрочем, основания предполагать, что и после того, как письменность стала применяться в Ирландии, стихи продолжали бытовать в устной традиции, подобно тому, как это имело место, согласно известному свидетельству Цезаря, в отношении стихов, которые заучивались в друидических школах в Галлии, – школах, являющих очевидную аналогию ирландским школам филидов и бардов.

О том, насколько далеко заходила гипертрофия формы у древнеирландских поэтов, лучше всего свидетельствует тот факт, что поэтическому искусству надо было учиться в специальной школе в продолжение длительного срока (7 или 12 лет или даже больше), причем для того, чтобы достичь высшего поэтического звания (ollamh), надо было, помимо прочего, знать свыше пятидесяти стихотворных размеров. Примеры огромного количества размеров действительно приводятся в древнеирландских текстах. Курьезным проявлением формальной гипертрофии является и то, что определенные размеры были закреплены за определенными рангами поэтов, которые не имели права сочинять в чужих размерах. Изучался в школах и специальный «поэтический язык» (Bearia Feine), непонятный непосвященным. Согласно традиции, лишение поэта функции судьи (т. е. разделение их функций) именно потому и произошло (чуть ли не еще до нашей эры), что язык поэтов был настолько замысловат, что непосвященные его не понимали.

Все эти проявления варварской гипертрофии формы были естественным следствием неполноценного авторства, неизбежного в архаичной личной поэзии.

Согласно предположению Бугге, черты сходства древнескандинавской культуры с древнеирландской – следствие связей, сложившихся в эпоху викингов между Скандинавией и Ирландией. Однако гораздо более правдоподобным представляется обратное: быстрое установление связей между скандинавами и ирландцами в эпоху викингов (несмотря на различие в языке) – следствие значительного стадиального сходства между столкнувшимися в эту эпоху культурами.

Таким образом, не сходство – результат влияния, как это представляется при поверхностном рассмотрении явлений, но наоборот, влияние – результат сходства, как это и вытекает из факта социальной обусловленности литературных явлений.

Но само собой разумеется, что сходство это не исключало и существенных различий, из которых, с точки зрения теории литературного развития, наиболее существенным представляется большая застойность ирландской культуры по сравнению со скандинавской. Как ни консервативна была скальдическая традиция, ирландская поэтическая традиция была еще консервативнее. Архаичные литературные формы изживались в Ирландии еще медленнее, чем в Исландии. Ирландские барды XVI и XVII веков еще во многом продолжают древнюю традицию: сохранилась старая стихотворная техника, существуют школы бардов, и т. д. (30). По-видимому, именно вследствие застойности ирландской культуры и выработались жесткое деление поэтов на классы, наличие поэтических рангов, закрепление определенных форм за определенными классами и тому подобные явления, которые в Скандинавии не обнаруживаются.

Ни в одной другой европейской литературе не представлена стадия развития, аналогичная поэзии скальдов. В частности, и греческая лирика представляла собой несомненно более высокую стадию развития. Может быть аналогии к поэзии скальдов могли бы быть найдены на Востоке. Однако отсутствие каких бы то ни было подготовительных работ в данной области и малодоступность материала для неспециалиста принуждает ограничиться самыми общими соображениями.

Аналогии с поэзией скальдов всего скорее можно было бы ожидать в доисламской арабской поэзии, т. е. поэзии, которая, подобно скальдической, сложилась на высшей ступени родового строя, в обществе, сохранявшем в своем строе ряд очень примитивных черт. Возможно, однако, что кочевые племена бедуинов, в среде которых эта поэзия бытовала, не избегли влияния более древних культур, очагами которых были аравийские города. Сохранившаяся доисламская поэзия имеет за собой в таком случае значительно более длинную историю, чем поэзия скальдов. Вместе с тем, есть основания предполагать, что произведения доисламских поэтов, бытовавшие первое время в устной традиции, вряд ли были записаны мусульманскими учеными VIII-IX веков точно в той форме, в которой они были сочинены (31).

Тем не менее, бросаются в глаза черты сходства между доисламской арабской поэзией и поэзией скальдов.

Подобно скальдам, доисламские арабские поэты занимали высокое и почетное положение и, по-видимому, в слабой степени были профессионалами. Поэт обычно бывал вместе с тем и воином. Наиболее знаменитый из древнейших арабских поэтов, чьи стихи сохранились, – Imru' ulqais ibn Hudjr – происходил из королевского рода и посвятил свою жизнь мщению за отца и борьбе за отцовское наследие.

Как показывает само его арабское обозначение (shā'ir, т. е. буквально «ведун»), поэту приписывалось обладание сверхъестественным, магическим знанием. Считалось, что он непосредственно вдохновляется джиннами. Он был оракулом своего племени. Его хулительным стихам (hijā'), так же как скальдическому ниду, приписывалась магическая сила. Они были не менее важным элементом войны, чем сами военные действия. Их исполнение сопровождалось особыми символическими церемониями, аналогичными магическому ритуалу (32).

Сверхэстетическая сила приписывалась и панегирику, который был важнейшим элементом арабской языческой поэзии. Любопытно, в частности, что в рассказах о древнейших арабских поэтах обнаруживаются параллели к исландским рассказам о стихотворных «выкупах за голову». Так, знаменитый поэт Nābigha, подобно скальду Оттару Черному, стихотворением, посвященным королеве, навлек на себя немилость короля. Он был вынужден бежать и только впоследствии вернул себе расположение короля, сочинив о нем большую касыду (33). «Выкупом за голову» является в сущности и знаменитый панегирик в честь Магомета (по его первым словам называемый Bānat So'ād), сочиненный поэтом Ka'b ibn Zuhair, который до этого враждебно выступал против новой религии. Согласно традиции, панегирик этот произвел такое впечатление на Магомета (который вообще враждебно относился к языческой поэзии), что он подарил поэту плащ со своего плеча (34).

Подобно скальдическому искусству, сочинение стихов было широко распространено у арабов, при этом сочинение это в значительной степени было (или слыло) импровизацией и всегда имело вполне конкретные поводы. Поэзия, говорит Брокельман, – «не была привилегией отдельных избранных умов. В каждом арабском племени, вместе с воспоминаниями о важнейших событиях его истории, даже если эти последние, с нашей точки зрения, были совершенно ничтожными стычками, жили бесчисленные стихи, которые сопровождали и объясняли отдельные фазы этой истории. Это были главным образом импровизации» (35). Такого рода поэзия процветала у арабов и в последующие эпохи (36).

Подобно скальдам, арабские языческие поэты сочетают примитивную воинственную тематику, характерную для общества, в котором кровавый обычай родовой мести стоит в центре внимания, с изощренностью формы. Гипертрофия формы продолжает жить и в оценках позднейших арабских антологов и критиков, которые всегда наибольшее значение придают совершенству формы, метрическому и словесному искусству (37). При этом любопытно, однако, что подобно скальдической драпе, арабская касыда сочетает техническое мастерство и трафаретность содержания с крайней примитивностью композиции, представляя собой как бы сочетание «нанизанных жемчужин» (38).

Как поэзия скальдов казалась многим европейским литературоведам явлением противоестественным, так вызывала удивление и древнейшая арабская поэзия. «Именно у этих диких, ведущих изобилующую опасностями разбойничью жизнь детей пустыни, а не у городских жителей, – говорит Шак, – поэзия нашла свою родину; и удивительным образом именно у них достигла она развития, которое по рафинированному изяществу языка и тщательному соблюдению вычурнейшей метрики не было превзойдено ни в одну эпоху утонченной культуры». И дальше: «С одной стороны, дикие страсти варварской эпохи, жажда убийства и мести; с другой – изощренность речи, вычурная изысканность выражения, как будто стихотворение написано для иллюстрации главы из грамматики. Каким образом было возможно, что беспокойно рыскающие воины, которым ежедневно угрожала смертью бесплодная почва и мечи врагов, уделяли технической стороне поэзии такое внимание, которое свойственно обычно только очень передовым культурным эпохам? Подобное явление является исключением в мировой литературе» (39).