Октавиан Стампас - Великий магистр

• Название: Великий магистр
• Автор: Октавиан Стампас
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1996
• ISBN: 5-85686-031-4

Роман о храбром и достославном рыцаре Гуго де Пейне, о его невосполненной любви к византийской принцессе Анне, и о его не менее прославленных друзьях — испанском маркизе Хуане де Монтемайоре Хорхе де Сетина, немецком графе Людвиге фон Зегенгейме, добром Бизоле де Сент-Омере, одноглазом Роже де Мондидье, бургундском бароне Андре де Монбаре, сербском князе Милане Гораджиче, английском графе Грее Норфолке и итальянце Виченцо Тропези; об ужасной секте убийц-ассасинов и заговоре Нарбоннских Старцев; о колдунах и ведьмах; о страшных тайнах иерусалимских подземелий; о легкомысленном короле Бодуэне; о многих славных битвах и доблестных рыцарских поединках; о несметных богатствах царя Соломона; а главное — о том, как рыцарь Гуго де Пейн и восемь его смелых друзей отправились в Святую Землю, чтобы создать могущественный Орден рыцарей Христа и Храма, или, иначе говоря, тамплиеров.

---

— И исчезни с моих глаз до тех пор, пока не принесешь мне голову того, кто командует в Кераке, — заключил принц Санджар, грозно взглянув на понурого Рахмона. — А своему приятелю, барону Жирару, передай, что он скверно шутит. Я достану его в Монреале и спрошу за все.

Санджар покинул сельджукский лагерь и отправился в Дамаск, к своему отцу Мухаммеду, возложив управление войском на Умара Рахмона. Он посчитал ниже своего достоинства томиться долгие недели, а может быть, и месяцы, возле обложенной норы лисицы, в ожидании когда она высунет свой нос. Но и Людвиг фон Зегенгейм изменил тактику: от глухой обороны он перешел к резким, кинжальным атакам на растянувшиеся позиции сельджуков. Это вроде бы должно было соответствовать планам Санджара и Рахмона, но вылазки Зегенгейма были стремительны и быстротечны, его латники не удалялись далеко от крепостных стен, с которых их поддерживали тучи стрел, а совершив молниеносный бросок, тотчас же возвращались обратно. Кроме того, эти нападения были внезапны: солдаты выезжали из крепости ночью и до утра скрывались где-либо в засаде; завидев же сельджукскую конницу, появлялись перед ней точно выпорхнувшая из кустов стая птиц, громя неприятеля. Эти засады-вылазки, прозванные защитниками крепости «капканами Зегенгейма», наносили противникам постоянный значительный урон. В них любили принимать участие и Гораджич, и Норфолк, и Агуциор. Войска Умара Рахмона вскоре сами оказались в том состоянии, в каком совсем недавно пребывали жители Керака. Уныние, растерянность, страх перед «капканами Зегенгейма» пришли на смену преждевременному ликованию и жажде боя. Уже месяц длилась осада Керака, а сообщить что-либо приятное Санджару было нечего.

В довершение всего, еще одно событие вконец подорвало боевой дух сельджуков. Желая вызвать у своих воинов прилив новых сил, Умар Рахмон отправил в крепость язвительное послание, где предлагал встретиться возле крепостных стен сильнейшему из защитников города и лучшему воину-сельджуку, если, конечно «собаки-рыцари не боятся дамасской стали…» Вызов принял сам Людвиг фон Зегенгейм, отклонив возражения Бломберга и князя Гораджича. Он знал чем рискует, но был уверен в собственных силах. Господь Бог был на его стороне. В полдень следующего дня состоялся поединок.

Зегенгейм, в окружении рыцарей, выехал по опущенному мосту за крепостные стены, где в пятистах метрах от них застыли сельджукские всадники во главе с Умаром Рахмоном. Они выставили самого могучего своего воина — двухметрового, покрытого рыжеватой шерстью Аббаса, о чьей чудовищной силе уже сейчас слагали легенды. Это был непобедимый боец, разрубающий противника пополам одним взмахом меча. Молча и угрюмо он наблюдал за подъезжающими рыцарями. Зато, окружавшие его сельджуки галдели и бахвалились, издеваясь над защитниками Керака. Позади них, облепив ближайшие холмы, сидели простые воины, в предвкушении неминуемой победы своего любимца и героя. Действительно, в сравнении с почти квадратным Аббасом, Людвиг выглядел фарфоровой статуэткой, хотя никто бы не усомнился в его высоком росте и ширине плеч. Доспехи обоих противников сверкали на солнце, у каждого в руках было копье, щит и меч на боку. Встретившись, обе группы обменялись церемонными поклонами.

— Рад видеть вас в добром здравии, — усмехнулся Рахмон, глядя на Зегенгейма. — Уж не вы ли хотите сразиться с нашим непобедимым Аббасом? В таком случае — как это у вас говорят? Прими Господи его душу и да будет тебе земля пухом!

— Умар, мы давно знаем друг друга, — ответил Зегенгейм. — Скажите лучше: на что вы рассчитывали, вступив в сговор с бароном Жираром? Что в Кераке не осталось мужчин?

— Нет, — подумав немного, отозвался турок. — Я рассчитывал на то, что в Кераке нет Зегенгейма, — и, стегнув коня, он отъехал в сторону. Трубач дал сигнал к началу поединка.

Взглянув друг на друга, Аббас и Людвиг разъехались по разным концам очерченного поля. Застыв и опустив копья, они ждали второго сигнала трубы: к бою! И он прозвучал в мгновенно наступившей вокруг тишине. Умолкли сидящие на холмах сельджуки, притихли жители города, высыпавшие на крепостные стены. Зегенгейм и Аббас ринулись навстречу друг другу.

Никто из многих сотен людей смотревших на поединок, не мог бы предположить, что он закончится столь внезапно. Отсутствие копья в руках рыцаря, когда на него летит воин, вооруженный им, — почти верная смерть. Но Людвиг фон Зегенгейм рискнул пойти на этот шаг. Когда они мчались навстречу друг другу, Зегенгейм внезапно осадил своего коня, вытянулся на стременах, отвел назад правую руку с копьем и что есть силы метнул его в голову Аббаса, держащего опущенный щит. Копье было брошено с такой точностью, что вонзилось в узкую незащищенную полоску между забралом и нагрудником — прямо в горло, и вышло у основания затылка на целый локоть! В мгновение Аббас завалился на спину и грянул всем своим тяжеленным телом о землю, взметнув столб пыли. Крик ужаса, слитый в один из тысяч глоток, разнесся над близлежащими холмами. И тотчас в ответ — восторг ликования пронесся над стенами Керака.

Зегенгейм, спешившись, подошел к мертвому Аббасу, вытащил из горла копье, перерезал ремешки доспехов и приторочил их, как победитель, к своему седлу. Поспешившие к нему рыцари, окружили его от сельджуков, ощетинившись копьями, Но никто и не думал нападать на героя. Растерянность во вражеском стане была столь сильна, что многие сидели опустив головы, не решаясь поднять глаза, словно для них померкло само солнце. Надежда сельджуков — Аббас — покинул их навсегда…

С этого дня, войско Умара Рахмона стало терпеть одно поражение за другим. Воодушевленные триумфом Людвига фон Зегенгейма, защитники крепости рвались в бой. Теперь целые отряды открыто, днем выезжали из городских ворот, словно отправляясь на прогулку. Но это была не прогулка — охота за разрозненными отрядами сельджуков, которые начали выходить из-под контроля Умара Рахмона. А когда среди рыцарей и латников появлялся сам Зегенгейм, в своих сверкающих, отдающих на солнце золотом доспехах, когда сельджуки видели его яркий, полыхающий на ветру плюмаж на шлеме, то они попросту в панике бежали, теряя оружие, как бежали когда-то древние ахейцы при одном виде грозного Гектора, защитника Трои. Вскоре уже совсем стало неясно: кто кого осаждает, а кто защищается? Как-то раз, ворвавшийся в лагерь сельджуков Зегенгейм, оставляя позади широкую полосу из срубленных мертвых тел, чуть не подрубил шатер Умара Рахмона и едва не захватил его в плен. Рахмон, вовремя успевший вскочить на коня, унесся в ночную мглу.

Между тем, пришло известие, что уехавший из Иерусалима Гуго де Пейн с отрядом рыцарей, предоставленных ему графом Лионом Танкредом, спешит к осажденному Кераку. Да и хитрый барон Жирар стал высовывать свой острый нос из Монреаля, и слать к Зегенгейму гонцов: не требуется ли ему его помощь?

Умар Рахмон понял: дальнейшее стояние под стенами крепости чревато для него самыми пагубными последствиями. У него оставалось два варианта — или быть наголову разбитым под городом, или сохранить войско и увести его в Дамаск, выдержав гнев Санджара. Он выбрал второе.

Керак выстоял…

Глава IV. СТАРЫЙ, НО ДЕЙСТВЕННЫЙ ПЛАН

О смертный, глянь и приобщись покоя:

Здесь рыцарь, некогда могучий, спит…

Ведь как часов дневных ни долог ряд -

Колокола вечерние звонят.

Стивен Хоуз

1

Чекко Кавальканти со своим отрядом в двадцать латников проехал через Яффу, не задерживаясь в этом городе. Он шел по следу Виченцо Тропези и Алессандры Гварини. Но если бы бритоголовый генуэзец знал, что беглецы находятся в двух кварталах от той улицы, по которой проезжал его отряд, то не раздумывая пошел бы на любое преступление, чтобы достать их. То, что он способен на все, Чекко доказал еще в бухте Золотого Рога. Необузданная страсть к Алессандре, чьи голубые глаза и белокурые волосы преследовали его даже ночью, вконец затмила его разум, и Чекко, потерявший покой и сон, готов был потратить всю свою жизнь, лишь бы найти ее и обладать прекрасной генуэзкой. Его мало волновало, что она любит другого. В сознании Кавальканти Виченцо Тропези был уже мертвецом.

А Виченцо, несколько дней наблюдавший за соседним пустырем через приспущенные жалюзи окна, решил в эту же ночь предпринять еще одну попытку пробраться туда. Он уже подготовил приставную лестницу и толстый канат, по которому рассчитывал спуститься на пустырь. Выбравшись как-то на крышу своего дома, Виченцо разглядел в глубине пустыря приземистое здание, словно бы вдавленное в землю. Возле него сновали какие-то люди, слышались отрывистые команды. Три человека постоянно находились около мощных, хорошо укрепленных ворот, открывавшихся несколько раз в сутки. Утром на ослике, запряженном в тележку, приезжал старик в иудейской одежде и ермолке; вечером — ворота открывались для нескольких женщин, которых провожали в приземистое здание. Лица женщин были закутаны платками. С внутренней стороны забора постоянно прогуливалась охрана из двух человек. Предыдущим днем ворота открылись в полдень, когда из подъехавшего фургона стали выгружать какие-то небольшие ящики. Внимание Виченцо особенно привлек огромный сундук, металлический, со множеством дырочек на верхней крышке. Он был так тяжел, что его с трудом сняли с фургона шесть человек, и, сгибаясь под ношей, перетащили в дом. А сегодняшним утром ворота распахнулись для странного гостя, с седыми, непокорно торчащими в стороны волосами, которого приняли столь почтительно, словно признавали его власть. Когда этот человек подъехал к воротам и спрыгнул с лошади, Виченцо поспешил из дома и, будто бы прогуливаясь, прошел мимо, надеясь краешком глаза заглянуть за забор. Вышедший из ворот раввин, почтительно поклонился пришельцу и произнес: