Рафаэль Сабатини - Жизнь Чезаре Борджиа

• Название: Жизнь Чезаре Борджиа
• Автор: Рафаэль Сабатини
• Жанр: Исторические приключения

Борджиа — знатный род испанского происхождения, игравший значительную роль в Италии пятнадцатого — начала шестнадцатого века. Наиболее известные его представители — Родриго Борджиа (папа Александр VI), Чезаре Борджиа, Лукреция Борджиа — удостоились внимания Вольтера и великих романистов Виктора Гюго и Александра Дюма. Сложившаяся легенда о Борджиа полна сенсационных сюжетов о самых страшных преступлениях этой семьи — убийствах, грабежах, нарушениях клятв и кровосмешении. Чезаре Борджиа — герцог Валентинонеизменно предстает в этих сюжетах героем шпаги и отравленного вина.

Признанный мастер исторической прозы Рафаэль Сабатини создает многообразный сложный портрет Чезаре Борджиа, проявившего себя как незаурядная личность при попытке подчинить и объединить целые области Италии. Высоко ценил политическую деятельность Чезаре Борджиа его современник Никколо Макиавелли, государственный секретарь флорентийской Синьории, которому герцог послужил прообразом его `Государя` — книги, навсегда обессмертившей имя великого флорентийца.

---

Но прежде, чем военачальники покинули площадь, произошел незначительный эпизод, имевший важные последствия для всех присутствующих. Разговаривая с кем-то из Орсини, герцог на мгновение задержал взгляд на стоявшем поодаль Мигеле да Корелле. Тронув коня, испанец подъехал к Оливеротто да Ферма и поделился с ним некоторыми опасениями по части расквартирования войск. Солдаты герцога, объяснил дон Мигель, провели на морозе несколько часов и хотели бы поскорее очутиться под кровом. Сейчас, в спешке, они могут случайно занять жилье, уже отведенное людям мессера Оливеротто, а это неминуемо вызовет ссоры и беспорядки. Стоит ли подвергать такому испытанию только что заключенный союз?

Доводы испанского капитана звучали вполне убедительно. Оливеротто приказал командирам своих частей развести всех солдат по квартирам, а сам продолжил прерванную беседу с герцогом. Тот был любезен как никогда, сыпал шутками и остротами — в общем, всячески развлекал собеседников, причем делал это столь искренне, что они даже не обратили внимания на группу его телохранителей, неотступно следовавшую в нескольких шагах позади.

У входа во дворец все спешились. Здесь кондотьеры собирались проститься с герцогом, но он попросил их повременить с отъездом. Если договор не пустая формальность, то надо немедленно обсудить дальнейшие действия, решить, куда будет направлен удар соединенных армий. Так говорил Валентино. Покоренные этими доводами, его спутники отбросили последние подозрения. Они вошли внутрь — навстречу своей судьбе.

Едва закрылись широкие резные двери, как облик герцога мгновенно переменился — словно невидимая рука разом стерла с его лица искрометное веселье. Быстро шагнув вперед, он кивнул головой. В ту же секунду гордые кондотьеры были схвачены и обезоружены людьми Чезаре. Эту операцию гвардейцы репетировали уже давно, и она удалась им без малейшей заминки. Убедившись, что приказ выполнен и все в порядке, герцог покинул дворец, не удостоив арестованных капитанов ни словом, ни взглядом.

Для описания последующих событий мы воспользуемся дневником Буонаккорси. Он подробно излагает содержание писем Макиавелли к Совету десяти, а также сообщения других источников. Часть посольской корреспонденции секретаря затерялась и не дошла до наших дней, но записи Буонаккорси позволяют восстановить недостаюшие фрагменты всей картины.

Макиавелли находился в свите Валентино и сопровождал его до самого дворца, где — уже без зрителей — разыгрался заключительный акт драмы. Затем секретарь отправился в город, чтобы приискать себе место в какой-нибудь гостинице. От этого мирного занятия его вскоре отвлекли крики и лязг оружия. На улицах появились солдаты герцога — они врывались в дома и вели себя так, словно Сенигаллия была только что взята приступом.

Не понимая, в чем дело, встревоженный секретарь решил вернуться во дворец. На полдороге он увидел Чезаре Борджа — тот мчался в окружении своих телохранителей, но, заметив флорентийца, придержал коня.

«То, что произошло сегодня, задумано давно, — произнес герцог, отвечая на безмолвный вопрос посла. — Я мог бы предупредить о таком исходе еще вашего предшественника, монсиньора Вольтеррского, но не хотел без нужды доверять ему столь важную тайну. А теперь мое время пришло, и я не упустил ни минуты. Думаю, вы согласитесь, что я оказал немалую услугу вашей Синьории».

С этими словами герцог оставил Макиавелли и поскакал в ту сторону, откуда доносился шум.

После ареста кондотьеров Чезаре велел тотчас же разоружить и рассеять их отряды, еще находившиеся в городе, — как уже говорилось, в основном это были люди Оливеротто. Без труда разогнав ошеломленных противников, швейцарские ландскнехты вошли во вкус и принялись грабить население Сенигаллии. Особенно богатую добычу доставил им набег на венецианский квартал. Перепуганные купцы, желая спастись от окончательного разорения и гибели, беспрекословно выплатили грабителям огромный выкуп в двадцать тысяч дукатов. Это распалило аппетиты менее удачливых мародеров, и участь города могла оказаться весьма плачевной, если бы не вмешательство герцога. Его приказ был, как всегда, краток и ясен: воров — на виселицу. Несколько наглядных уроков показали солдатам серьезность намерений командующего, и еще до наступления темноты на улицах Сенигаллии воцарились покой и порядок. А герцог возвратился во дворец, чтобы начать допрос арестованных капитанов.

Пленники уже не питали иллюзий относительно своего будущего. Достойнее других держался Вителлоццо Вителли, заявивший о единственном желании — примириться с папой и получить от святого отца отпущение грехов. Говорили, что Оливеротто да Фермо пытался заколоться и даже выхватил кинжал у одного из стражей, но в последний миг мужество изменило ему. Пав духом, молодой кондотьер на коленях умолял герцога о пощаде, клялся в верности и сваливал всю вину на Вителли.

Оба капитана, связанные по рукам и ногам, приняли смерть на рассвете. Они были задушены, и ходил слух, будто в роли палача выступил не кто иной, как Мигель да Корелла. Тела казненных похоронили за госпиталем делла Мизерикордия.

Франческо и Паоло Орсини пережили эту ночь, но не вышли на свободу. Чезаре решил отложить их казнь до получения весточки от отца. В Риме еще оставались Джулио Орсини и его дядя кардинал. Узнав о гибели родственников, они могли улизнуть и собрать войска, что никак не входило в планы Борджа. Теперь его святейшеству предстояло выполнить свою часть работы.

На следующий день, первого января 1503 года, герцог направил официальные послания дружественным городам и государям Италии, сообщая о конце мятежа и заслуженной каре, понесенной изменниками. В этой ноте мы встречаем несколько неожиданное объяснение причин, непосредственно побудивших Валентино к столь жестокой расправе с капитанами. Там утверждается, будто «они, под предлогом помощи в завоевании Сенигаллии, стянули к городу все свои войска и укрыли их в ближних крепостях, намереваясь нанести внезапный удар по армии герцога Романьи и Валентино. В сговоре участвовал и комендант Сенигаллии note 30. Общее нападение должно было произойти в ночь после прибытия его светлости, ибо размеры города не позволяли герцогу ввести туда значительное число солдат».

Такую версию предлагает нам сам Чезаре Борджа — и следует признать, что ей не противоречит ни один из известных фактов. Правда, здесь мы видим явное расхождение с выводами Макиавелли, но секретарь вполне мог и не знать о последнем замысле капитанов. С точки зрения историка, Чезаре не может претендовать на роль беспристрастного свидетеля, однако это еще не дает нам права игнорировать его доводы. На первый взгляд герцог попросту стремился «сохранить лицо» и оправдать собственное коварство, обвинив кондотьеров в несуществующих преступлениях. Но в этом не было никакой необходимости — ведь Чезаре захватил и казнил людей, которые вели с ним войну и не единожды открыто угрожали ему смертью.

А теперь еще раз обратимся к истории Рамиро де Лорки. Как мы помним, проницательный Макиавелли так и не пришел к определенному заключению о причинах казни губернатора Романьи. Секретарь полагал, что ни жестокость Рамиро, ни его махинации с зерном не заставили бы герцога обезглавить своего слугу. Даже официальный манифест, опубликованный в романских городах после казни губернатора, не рассеял сомнений флорентийца.

Какие признания успел сделать дон Рамиро, уже находясь в тюрьме? Была ли связь между его смертью и начатым в то же утро наступлением на Сенигаллию? Эти вопросы вполне законны, и мы попытаемся ответить па них.

Перед нами письмо Джустиниана, датированное четвертым января 1503 года. Венецианский посол излагал своему правительству содержание очередной беседы с папой. Говоря об аресте капитанов, его святейшество поведал послу о сговоре между Орсини и доном Рамиро. План предусматривал сдачу Чезены и убийство герцога — некий лучник должен был пронзить его стрелой на пути в Сенигаллию. За час до казни, терзаемый угрызениями совести, Рамиро де Лорка рассказал обо всем герцогу, и тот поспешил нанести упреждающий удар по врагам. А вчера, продолжал папа, гонец привез в Ватикан предсмертную исповедь Вителлоццо Вителли, содержащую, среди прочего, и все подробности последнего заговора кондотьеров.

Можно допустить, что откровенность арестованного губернатора была вызвана не раскаянием, а желанием спасти свою жизнь или хотя бы избежать пыток. Можно думать, что герцог намеревался покончить с кондотьерами независимо от их нового замысла. Но в любом случае версия Джустиниана — или, если угодно, версия Борджа — позволяет нам уложить в единую мозаику все документальные факты, касающиеся последнего этапа борьбы между герцогом и капитанами. Приобретает значение даже такая деталь, как латы, надетые им перед вступлением в Сенигаллию. Чезаре победил благодаря хитрости, отваге и точному расчету, и это был действительно «замечательный обман».