Сьюзен Филлипс - Медовый месяц

• Название: Медовый месяц
• Автор: Сьюзен Филлипс
• Жанр: Современные любовные романы

Очаровательная Хани Мун еще ребенком стала кинозвездой, «золотой девочкой Голливуда». Но девочка выросла — и теперь ей предстоит сделать нелегкий выбор между двумя великолепными мужчинами: обаятельным героем вестернов Дэшем Куганом и таинственным соблазнителем Эриком Диллоном.

---

Хани посмотрела на легендарный первый спуск:

— Знаешь, что здесь происходит, когда спускаешься в вагончике до самого низа?

— Что?

— Ты снова подымаешься, — тихо сказала Хани. — Всегда подымаешься. На американских горках в аду ты оказываешься лишь на короткое время. — «Господи, пожалуйста, пусть это будет правдой!»

— Когда тебя обвиняют в совращении двух самых близких тебе людей, вся жизнь становится адом, — резко ответил Эрик. — Некоторые отцы поступали так во все времена, ты ведь знаешь. Бесчеловечные извращенные мерзавцы, оскверняющие самое святое, что только может быть у человека.

— Но ты так не поступал, — сказала Хани. Слова эти прозвучали с убежденностью, в них не было даже намека на сомнение.

— Нет. Я убил бы себя прежде, чем смог принести своим дочкам страдания. Говорю это не ради красного словца, Хани, — я именно так бы и сделал. Я люблю их больше жизни.

— Почему их мать тебя обвиняет?

— Не знаю! — воскликнул Эрик. — Не знаю почему, но она действительно в это верит. Она искренне верит, что я занимался этим… этой мерзостью с ними. — Он запустил пальцы в волосы, голос его от волнения прерывался. Сдерживаемые долгое время слова хлынули потоком. Они сидели в сумерках угасающего первого дня нового года на верхней площадке горок, и Эрик рассказывал о смерти своего сводного брата Джейсона и о чувстве вины, преследовавшем его многие годы. Он рассказывал о женитьбе на Лили и рождении дочек-двойняшек, о радости, что дали ему дочери, и об ужасе, связанном с обвинениями Эрика их матерью.

Когда Хани слушала, у нее ни разу не возникло сомнений в том, что Эрик говорит правду. Она вспоминала о тех спектаклях, которые он разыгрывал перед ней: грубые слова, налет враждебности. Все это было игрой. Лишь доброта клоуна действительно отражала его подлинную сущность.

Хани услышала и то, о чем Эрик не говорил вслух, она буквально физически ощутила, какую страшную ответственность взвалил он на себя за все зло в мире. И она наконец поняла его жизненную установку. Эрик считал, что должен посвятить себя борьбе с этим злом.

Она не знала, как облегчить ему эту ношу, но знала, как помочь в другом.

— Ты принесешь своим дочерям еще большие страдания, если не будешь сражаться за них, — тихо начала она. — Ужасно потерять родителей в таком возрасте. Это изменяет человека навсегда. Смерть матери наложила отпечаток на все, что бы я ни делала, — даже на то, как я влюбилась. После ее смерти я всю жизнь пыталась создать себе семью. Прежде чем стать мне мужем, Дэш должен был стать мне отцом. Ты ведь не желаешь им такой судьбы, Эрик. Ты ведь не хочешь, чтобы, повзрослев, они в каждом встречном мужчине искали тебя.

На печальном лице Эрика появилось такое безысходное отчаяние, что Хани захотелось хоть чем-то утешить его, но она боялась прикоснуться к Эрику. Боялась, что он может неверно истолковать ее жест. Хотя она и позволила ему раньше плотскую близость, сейчас даже простое прикосновение к колену было бы слишком откровенным.

— Я ничего не могу поделать, — произнес Эрик. — Если я попытаюсь вернуть девочек, Лили уйдет с ними в подполье. И тогда у них не будет никого.

Хани стало не по себе. Она и не подозревала, что женщина может быть настолько мстительна. Почему Лили так ненавидит Эрика? Она впервые по-настоящему осознала всю безысходность ловушки, в которой он оказался.

— Мне очень жаль, — сказала Хани. Эрик поднялся, отвергая ее жалость:

— Давай спускаться. Держись рядом со мной.

Спускаться было легче, чем подыматься. Но несмотря на это, Эрик все время оставался рядом с Хани, поддерживая ее за плечо всякий раз, когда ему казалось, что она может потерять равновесие. Когда они спустились на землю, солнце скрылось за горизонтом и почти совсем стемнело.

Какое-то время они стояли молча. Лицо Эрика скрывала густая тень. Ни сброшенные теперь маски, ни перевоплощения не могли скрыть от Хани доброту, которая, словно золотой стержень, составляла его суть, его основу.

— Не могу представить, что будут чувствовать твои дочери, потеряв тебя.

К изумлению Хани, Эрик протянул руку и стал гладить ее волосы. Сначала он молчал, перебирая пальцами пряди, а когда заговорил, голос его зазвучал хрипло и смущенно:

— А что ты почувствуешь, когда потеряешь меня?

Хани вновь охватила волна смятения. Он не должен до нее дотрагиваться. Во всяком случае, так, как сейчас. Ему нельзя до нее дотрагиваться.

— Не понимаю, что ты хочешь сказать.

— Все ты понимаешь. Завтра, когда я уеду. Это для тебя будет иметь хоть какое-нибудь значение?

— Конечно, это мне небезразлично. — Хани отстранилась от него и отошла к куче строительного мусора.

— Одной парой рук меньше на строительстве твоих горок?

— Я вовсе не это имела в виду.

— Тогда что?

— Я… — Хани повернулась к Эрику. — Не спрашивай, Эрик!

— Возвращайся со мной, Хани, — произнес он спокойно. — Бросай свои горки и возвращайся со мной в Лос-Анджелес. Сейчас. Не через три месяца, когда все будет кончено.

— Не могу.

— Но почему?

— Я должна закончить строительство.

Вся его нежность исчезла, губы скривились в безжалостней ухмылке.

— Как я мог забыть? Ты же должна закончить этот свой великий монумент Дэшу Кугану! Как я осмелился покушаться на это?

— Это не монумент! Я просто пытаюсь…

— Найти Бога? Думаю, Бог и Дэш изрядно перепутались у тебя в голове. На этих горках ты ищешь именно Дэша!

— Я люблю его! — закричала Хани.

— Он умер, и ни одни самые крутые американские горки в мире не в состоянии вернуть его!

— Для меня он не умер! И никогда не умрет! Я всегда буду любить его!

Хани показалось, что Эрик вздрогнул, хотя в густых сумерках можно было и ошибиться. Но в голосе его действительно прозвучала горечь:

— Но тело-то у тебя не настолько преданное, как сердце, не так ли?

— Это был просто секс! — закричала Хани, обращаясь прежде всего к себе, а не к нему. — Дэш не придавал сексу значения. Он понимал, что такое секс.

Голос Эрика звучал низко и ровно:

— Ну и что же он понимал?

— Что это что-то… что иногда это не имеет значения.

— Ясно.

— Мы с тобой оба были одиноки и… Не заставляй меня чувствовать себя виноватой! Мы даже не целовались, Эрик!

— Нет, конечно, не целовались! Ты вытворяла другое своим прекрасным ротиком, но меня ты не поцеловала.

Эрик шагнул к ней, и Хани почувствовала, что он намерен исправить эту ошибку. Она понимала, что нужно бежать, но ноги словно вросли в землю. В этот момент Хани бы все отдала, чтобы он вновь надел одну из своих масок — любую из них. Она наконец поняла, что все эти маски защищали не только Эрика, но и ее. Без этих масок между ними не оставалось никаких барьеров. Даже кожа и плоть не защищали их. Хани всем своим существом ощущала его муки, словно это были муки ее собственного сердца.

— Ты не представляешь, как я мечтал о твоих губах. — Глаза его потемнели, голос звучал хрипло.

— Я замерзла, — сказала Хани. — Мне надо возвращаться в трейлер.

— Как хочу их почувствовать… Попробовать их вкус… — Эрик привлек ее к себе. Хани ощутила его мягкое дыхание. Он нежно провел большим пальцем по ее губам. Хани была не в силах даже пошевелиться.

Губы непроизвольно раскрылись. Ее так давно не целовали, а он был так прекрасен, так нежен. Палец проследовал по очертаниям верхней губы, спустился на нижнюю. Эрик приблизил лицо, и его темные густые ресницы коснулись ее скул.

Хани почувствовала приближение тепла его рта и ощутила такое острое желание, что ей стало страшно. Она поняла, что если не сможет воспротивиться ему, то произойдет непоправимое — предательство, с которым она не сможет жить дальше.

Когда его губы были готовы слиться с ее губами, Хани отпрянула назад:

— Нет! Нет, я не могу сделать это! Я не изменю своему мужу!

Хани никогда не видела более безысходной печали, чем та, что отразилась на лице Эрика. Страдание в его глазах поразило ее в самое сердце. Казалось, это страдание может сжечь его дотла.

— Готов поспорить, что клоуна ты бы поцеловала, — прошептал Эрик.

Хани бросилась бежать. Ей нельзя было оставаться рядом с ним — у нее уже недоставало сил сопротивляться этому нежному печальному искушению.

После того как Хани исчезла в зарослях деревьев, Эрик долго стоял у «Черного грома», глядя в темноту сухими воспаленными глазами. Он убеждал себя, что живет, страдая, уже так долго, что никакая новая боль не сможет ничего изменить. Но подобные логические умствования не облегчали мук. Слушая шум ветвей на холодном ночном ветру, Эрик вспоминал, каким ребенком была Хани прежде, какими щенячьими глазами смотрела на него, умоляя обратить на нее внимание. Уже тогда этот жалкий полудетский взгляд будоражил его душу.

Сейчас Хани превратилась в женщину, и он полюбил ее. Несмотря на ее враждебность, на то, что она отвергла его, никто на свете так не понимал его. Хотя у нее самой никогда не было ребенка, Хани понимала всю глубину его любви к дочерям. А ее отчаянная самоотверженная решимость закончить перестройку «Черного грома» — как бы это его ни тревожило — была отражением его собственной одержимости в работе. Кажется, она даже поняла, почему ему пришлось жить в обличьях других людей. Несмотря на все различие их прошлого, несмотря на весь обман и уловки, она была частью его самого, его второй половиной.