Леонид Филатов - Свобода или смерть

• Название: Свобода или смерть
• Автор: Леонид Филатов
• Жанр: Современная проза
• Год: 1992

---

Толик ещё раз тряхнул преследователя за плечи, словно желая убедиться, дошел ли до него смысл сказанного. Раздался странный звук – что-то хрустнуло и чавкнуло одновременно. Толик отшатнулся. На земле валялась полиэтиленовая авоська, полная разбитых яиц. Яичная лава неторопливо текла по толиковым башмакам…

– Лида!.. – высоким голосом закричал «хвост». – Вызови милицию!.. Или позвони соседям!.. На меня какой-то придурок напал!.. Он меня аж от Никитских ворот пасёт!..

Толик оглянулся. В окнах замелькали люди. Какая-то женщина истошно закричала. В подъезде захлопали двери. Кто-то невидимый, грохоча каблуками, уже сбегал по лестнице.

– Простите меня!.. – задушенно сказал Толик. – Это недоразумение… Я просто обознался… Вот десять рублей… К сожалению, у меня с собой больше нет… Это вам за яйца…

* * *

…Толик уже целую минуту барабанил в металлическую дверь. Как ни странно, именно перед этой дверью он стал понемногу успокаиваться. Здесь ему откроют, не могут не открыть. Просто мастерская находится далеко отсюда, в самой глубине подвала, – пока услышат стук, пока поднимутся по лестнице…

Наконец послышались шаги, заскрежетала отодвигаемая щеколда. На пороге стояла Аглая. Толик привычно потянулся для поцелуя, Аглая резко отстранилась. Это было отступление от традиции. Впрочем, для Толика это была уже не первая неприятная неожиданность за последние сутки. Внизу, перед самым входом в мастерскую, Толик предпринял ещё одну вялую попытку обнять Аглаю, но та была настороже и успела перехватить его руку:

– Не надо, Толик!.. Евпатий дома… Да вообще не надо… Скучно всё это… Скучно и противно… Извини. Да, привычный толиков мир рушился на глазах. Что они, честное слово, с ума посходили, что ли?.. Неужели они всерьез допускают, что он, Толик, может стать предателем?.. Бородатый Евпатий в черном свитере, перепачканном краской, размашисто лупил кистью по холсту. Он не обернулся на вошедшего, но по его мгновенно напрягшейся спине Толик понял, что его приход не остался незамеченным. В центре мастерской громоздился уродливый пандус, грубо задекорированный то ли под холм, то ли под лужайку. На пандусе, склонившись друг к другу, сидели две голых девицы в васильковых веночках.

– Здрасьте, прелестницы!.. – приподнято поздоровался Толик. – Вы сегодня кто?.. Наяды?.. Дриады?.. Сирены?.. Хотя какая разница?.. Всё равно под кистью маэстро вы превратитесь в винегрет!..

– Это наши соседки! – предупредительно объяснила Аглая, – студентки из Армавира. Таня и Оля. Они иногда позируют Евпатию. Не бесплатно, разумеется. Толик подошел к Евпатию, подал ему руку, тот пожал её, не отрывая глаз от холста. Да, ошибки быть не может. Кто-то им сообщил. Но что, собственно, могли сообщить, что? Что Толика вызывали? Но это ещё не повод подозревать его чёрт-те в чем!..

– Не так страшен чёрт, как его Малевич!.. – Толик коротко хохотнул. – Ну, скажи, старый похабник, на кой тебе обнажённая натура?.. То же самое ты мог бы нарисовать, глядя в потолок. Или в телевизор.

– Девочки! – Евпатий бросил кисть в ведерко с растворителем. – Я думаю, на сегодня мы закончили. Насчет завтра договоримся отдельно. Аглая Ивановна вас предупредит. Девицы неспешно напялили халаты, попрощались с Евпатием и Аглаей и, не удостоив Толика даже взглядом, чинно двинулись к выходу.

– Вот чёрт!.. – Толик никак не мог слезть с ернического тона. – Они ведь и вправду чувствуют себя жрицами искусства!.. Жаль не поинтересовался, как они умудряются сохранить в себе столько достоинства, будучи без трусов?..

– Ты сегодня слишком агрессивен, – бесцветным голосом сказала Аглая. – – И очень плоско шутишь. Обычно ты остроумнее. Что-нибудь произошло?..

– Это я вас должен спросить, что произошло! – Толик пошел ва-банк. – Я целый день не могу ни до кого дозвониться. А про вас мне сказали, что вы на даче. Как это понять?..

– Видимо, кто-то пошутил, – пожал плечами Евпатий. – Мы никуда не уезжали. Аглая, правда, отлучалась на рынок. А я, как видишь, весь день работаю…

– Толик! – решилась наконец Аглая. – Это хорошо, что ты пришел. Давай поставим точки над «i». Тебя ведь вызывали, правда?

– Правда, – чистосердечно ответил Толик. – Я и не скрываю. Я потому и звонил, что хотел вас предупредить. Но вы все разбежались по щелям, как тараканы…

– А ты знаешь, – неожиданно перебил его Евпатий, – что у Игоря с Ларисой, у Борьки и у нас были обыски?.. Сразу после того, как тебя вызывали?..

– Ты с ума сошёл?.. – напрягся Толик. – Я-то тут при чем?.. Значит, кто-то навел!.. У них контора работает будь здоров!..

– Не нервничай, Толик! – устало сказала Аглая. – Тут все нервные. Просто раз уж ты здесь, хочется понять, что же всё-таки происходит…

– Да они всё знали! – закричал Толик. – Они даже знали, откуда у нас ксерокс!.. Но я не сказал им ни единого слова, клянусь!..

– Ты только кивал, – тихо произнес Евпатий. – Они спрашивали, а ты говорил: да или нет. Ну, тогда, разумеется, ты ни в чем не виноват!..

– Но есть же элементарный здравый смысл! – взорвался Толик. – Если тебе показывают на небо и говорят: оно синее, не так ли?.. Что ты им ответишь?.. Что оно зелёное?..

– Убийственный аргумент! – печально усмехнулась Аглая. – Ты же неглупый человек, Толик. Согласись, в твоих доводах есть некоторая двусмысленность…

– Двусмысленность?!. – Толик кинулся в дальний угол мастерской и резко откинул холщовую занавеску… Тусклым глянцем замерцали ордена и звезды на груди генсека… Государственно насупив брови, глядели с холстов Косыгин, Суслов, Громыко…

– А это не двусмысленность?! Одной рукой малевать авангард и толкать его за доллары, а другой – выполнять партийные заказы для красных уголков?.. Или, может быть, это одна из форм конспирации?.. В таком случае, позвольте вас огорчить, дорогие мои карбонарии, никому-то вы не опасны и не интересны!.. Те, кто представлял для них интерес, – те давно уже в лагерях!.. А вы для них – так, чайники со свистком!..

– Замолчи! – с нажимом сказала Аглая. – Ты и так наговорил достаточно мерзостей. И не смей задевать Евпатия. Он, в отличие от тебя, не трус!

– Да, я плохой! – снова взвился Толик. – А вы с Евпатием святые!.. Ты вообще образец добродетели!.. Может, расскажешь мужу, как ты поддерживаешь честь семьи в его отсутствие?.. Надеюсь, Евпатий поверит тебе на слово и не заставит меня перечислять все твои тайные родинки!.. Ну, смелей, Аглая!.. Чего вам бояться, раз вы такие храбрые!..

Евпатий грузно опустился на стул и не мигая смотрел на Толика. Аглая закрыла лицо руками и прислонилась к двери, чтобы не упасть. Толик понял, что произошло что-то страшное и непоправимое, может быть, гораздо более страшное, чем смерть… У него перехватило горло, и он заплакал…

* * *

…Домой Толик вернулся затемно. Коммуналка давно отужинала, все приникли к телевизорам. Только чуткое ухо Эммы Григорьевны отреагировало на слабый щёлк замка, и она тут же высунула из комнаты свое острое любознательное рыльце.

– Толечка!.. Какое счастье, что вы пришли!.. Иван Васильевич страдает, но терпит… Я пыталась подсунуть ему утку, но он отказался… На унитазе он чувствует себя более комфортно.

– Естественно! – хмуро согласился Толик. – Унитаз возвышает человека. Особенно финский. Тут Иван Васильевич абсолютно прав!..

Тем не менее, операцию по очередному водружению Ивана Васильевича на унитаз Толик на сей раз проделал быстро, деловито и безапелляционно, нисколько не принимая в расчет тонкую душевную организацию своего подопечного.

– Кстати, Толечка!.. – Эмма Григорьевна желала быть ответно полезной. – Вера Николаевна просила передать, что она у соседки напротив. И что голубцы на плите в синенькой кастрюльке!..

* * *

…Оказавшись у себя в комнате, Толик открыл холодильник, достал оттуда початую бутылку водки и сделал несколько крупных глотков прямо из горлышка…

Затем вынул из кармана моток веревки… Это была та самая веревка, с помощью которой он давеча пытался затащить на чердак свой чемодан… Толик смотрел на неё напряженно и пристально, точно пытаясь сообразить, что же, собственно, с ней делать…

После сомнений, колебаний и путаных внутренних монологов у Толика всегда наступала минута ясного и спокойного прозрения: всё равно ничего уже нельзя изменить. И тогда появлялось чувство легкости и свободы.

Появилось оно и теперь. Толик как бы наблюдал себя со стороны: вот он накидывает веревку на крюк от люстры, вот связывает петлю и надевает её себе на шею, вот пробует ногами стол – удастся ли опрокинуть его одним толчком…

В какой-то момент ему вдруг показалось, что это не он, Толик, наблюдает за собой, а кто-то другой, реальный и осязаемый, находящийся здесь же, в этой комнате…

Чьи-то глаза, полные муки и ужаса, следили за каждым толиковым движением и умоляли, заклинали его остановиться…

Толик обернулся. В широко распахнутом дверном проеме медленно, как в рапидной съемке оседала на пол тётя Вера. Рот её был исковеркан криком, но крика не было слышно…