Борис Черток - Книга 1. Ракеты и люди

• Название: Книга 1. Ракеты и люди
• Автор: Борис Черток
• Издательство: Машиностроение, 416 стр.
• Жанр: История
• Год: 1999
• ISBN: 5-217-02934-Х

В предлагаемой читателю книге (1-е изд. 1994 г.) описаны первые годы становления ракетно-космической отрасли, приведены малоизвестные факты: о соревновании с английскими и американскими специалистами по захвату научно-технических разработок гитлеровской Германии, о трудностях создания первых баллистических ракет, о походе с С.П. Королевым на подводной лодке и многое другое.

Б.Е. Черток – видный ученый и конструктор, один из ближайших сотрудников С.П. Королева. Ему довелось работать и общаться с выдающимися учеными, творцами и организаторами мощнейшей ракетно-космической науки и промышленности. Их живые портреты в конкретных обстоятельствах помогают объяснить успехи и провалы, многие страницы истории нашей космонавтики

Книга адресована широкому кругу читателей

---

Два дня мы усиленно изучали карты, маршруты, собирали адреса интересующих нас заводов и фирм в районе Большого Берлина.

Наконец, с 28 апреля мы начали вылазки по дорогам на Берлин к Адлерсгофу.

Дороги Германии восточнее Берлина в эти дни были забиты до отказа двумя встречными потоками. На запад к Берлину – «студебекеры» с бойцами и грузами, все виды грузовиков и пешие колонны усталых, но радостных и оживленных бойцов. На танках, грузовиках, орудиях красками всех цветов надписи – «на Берлин».

На восток – грузовики и конные фургоны с красными крестами – эвакуация раненых в ближайшие госпитали. По дороге много медсанбатов и армейских госпиталей.

Навстречу армейскому потоку беспорядочные толпы освобожденных всех национальностей. Много приветственных криков в наш адрес. При виде «виллиса» с советскими офицерами особенно отличаются французы, чехи, бельгийцы. С повозки, которую тянут трое молодых парней, соскакивает женщина с французским флагом, бросается чуть ли не под колеса нашей машины, только чтобы пожать нам руки, и кричит, заливаясь от счастья свободы: «Виват ла рюсс!» Наши «пастухи» прямо по дорогам гонят на восток породистых черно-белых коров. Как они пройдут через Польшу? Много конных повозок со всевозможной поклажей. Каждый самодеятельный транспорт под своим национальным флагом. Угрюмо, медленно, молчаливо бредут на восток серо-зеленые колонны пленных. Обвешаны одеялами, щетками, портфелями на веревках, в авоське иногда болтается буханка хлеба. Мы удивляемся: на несколько сот пленных немцев, только что вышедших из боя, всего четверо-пятеро наших солдат охраны.

Адлерсгоф – на юго-востоке Берлина, часть Кепеника. Это промышленный рабочий район, который мы помним по газетным статьям как базу немецких коммунистов и боевых отрядов «Рот Фронт». Улицы и дома уцелели. Все имеет вполне жилой вид. Но во многих зданиях уже советские военные учреждения: «Хозяйство генерала Петрова» – стрелки к военному коменданту. Воинские части расположились и без всяких опознавательных знаков. На столбах – стрелки-указатели «Берлин-Центр», «Букков», «на Кюстрин», «на Франкфурт» – это и для наступающих, и для эвакуируемых в тыл. На перекрестках удивительно привлекательные в эти весенние дни наши регулировщицы – в погонах младших лейтенантов, в белых перчатках, отлично подогнанных форменных костюмах – дают отмашки, останавливают, улыбаются, отвечают на вопросы о дороге. Как мы вскоре убедились, они даже знают немецкий язык.

Машины, машины, много «студебекеров», «доджей». Подбитые танки, самоходки. Здесь немцы уже пережили самое страшное. В их районе нет стрельбы, не рвутся бомбы и снаряды. Дым и грохот – это там, ближе к центру. Немки собираются группами вокруг бойцов, осмелев, засыпают вопросами.

Плакаты наши вперемежку с немецкими: «Битый немец подхалим и подлец, не верь ему, боец»; «Kapitulieren? Nimals!» («Капитулировать? Никогда!»); «Бойцы Красной Армии не воюют с мирными жителями – это унижает честь воина»; «Berlin bleibt deutsch!» («Берлин останется немецким»).

Выписки из приказов Сталина: «Опыт истории показывает, что гитлеры приходят и уходят, а государства и народы остаются».

Спустя два дня мы перебазировались из забитого тыловыми службами и фронтовой авиацией Штраусберга поближе в удивительно благоустроенный Букков. С пятью офицерами нашей «трофейной» команды мы поселились на совершенно великолепной, по нашим советским представлениям, вилле.

Несмотря на близость к Берлину – двадцать пять километров до Адлерсгофа – Букков полностью сохранился – еще одно необъяснимое явление войны. Когда немцы шли на Москву в 1941 году, все подмосковные города и деревни на их пути были разрушены. В наши запрограммированные мозги никак не укладывалась, не совмещалась с представлениями о войне, о фашистском «логове» после четырех лет войны ухоженность этого курортного местечка. Комфортабельные отели, чистейшие, правда в основном пустые, магазины, кафе – все это на склонах лесистых холмов на берегу озера. Совершенно нам не понятно, почему через три дня после того, как отошли немецкие части и в городок без боя вошли танковые части Красной Армии, появились немцы, которые убирают и моют улицы! В садах у многочисленных вилл цветет сирень, и возвращающиеся жители ухаживают за газонами и розовыми кустами там, где остановились советские офицеры.

Позднее по всей территории Германии мы увидели много таких «оазисов». Даже значительно больше, чем разрушенных городов. Иногда казалось, что вся Германия – это цепочка отличных автомобильных дорог, связывающих между собой чистенькие, очень благоустроенные городки и деревни – «дорфы». Но и в деревнях почти в каждом доме канализация, горячая и холодная вода, электрические плиты в кухнях!

Через пару месяцев мы почти забыли, что в Москве каждый из нас жил в коммунальной квартире с одной крохотной уборной на 8-10 человек, дровяной плитой на кухне, без ванны и с одной раковиной с холодной водой на всех. А здесь, у «этих фрицев» только восточные рабочие, пленные и заключенные лагерей понимают, что такое бараки!

Наконец, начали детальное обследование зданий Адлерсгофа. Бои здесь были не очень жаркие – все здания уцелели. В проходной за вместительной велосипедной стоянкой, на больших панелях ключи, ключи, ключи – по номерам с немецкой аккуратностью. Все цело!

ИЗ ДНЕВНИКА. 29-30/IV-45 г. Обследуем «DVL». Административный корпус. Архивы, бумаги, личные документы – в сейфах. Как открыть сейф? Сержант с солдатом, прикомандированные к нам из БАО, имеют уже опыт. Солдат приставляет к дверцам сейфа большое зубило. Сержант – ему уже далеко за сорок, «не строевой» – наносит точный и сильный удар тяжелой кувалдой. Обычно открывает с первого раза. Иногда, если сейф особо «трудный», требовалось удара три-четыре. Сейфы полны отчетов с красной полосой! «Geheim!» (секретно) или «Streng Geheim!» (строго секретно). Листаем – отчеты, отчеты о всевозможных испытаниях.

«DVL» – это ведь эквивалент нашего ЦАГИ, ЛИИ и НИИ ВВС вместе взятых! Читать и изучать нет ни времени, ни физической возможности.

Генерал передал приказ – все описывать, грузить в ящики и отправлять самолетами в Москву. А где взять ящики и сколько их надо? Оказывается, службы тыла и БАО все могут, все имеют и организуют! Но отчеты даже описать некогда».

Теперь сознаюсь – согрешил: один отчет утаил и он хранится у меня до сих пор. Это работа доктора Магнуса по демпфирующему гироскопу – измерителю-датчику угловой скорости. Но о ней позже.

Продолжаю цитировать дневник.

«Лабораторный корпус. Аэронавигационная лаборатория, наполненная стендами для проверки бортовых приборов, фотохимическая лаборатория, лаборатория испытания материалов на прочность, усталость, вибростенды. Лаборатория бомбардировочных и стрелковых прицелов, установки для тарировки акселерометров. А какое великолепное чертежное и конструкторское оснащение! Немецкие рабочие места конструкторов вызывают зависть. Кроме хорошего кульмана, вращающегося сиденья и удобного стола с массой ящиков, полно мелочей, и всему свое место. О, эта немецкая любовь к мелочам и аккуратность, возведенная в культуру труда какого-то особо высокого класса.

Самое нужное и дефицитное для каждой лаборатории – четырехшлейфные осциллографы Сименса. Тут нашли разные: двух-, четырех – и шестишлейфные. Без них исследование быстропротекающих динамических процессов невозможно. Это новая эпоха в технике измерений и инженерных исследований. В Москве, в НИИ-1, у нас всего один шестишлейфный на весь институт. А у этих немцев! Нет, мы уже не чувствовали ненависти или жажды мщения, которая ранее кипела в каждом. Теперь было даже жалко выламывать такие добротные стальные двери лабораторий и доверять старательным, но не очень аккуратным солдатам укладывать прецизионное, бесценное оборудование в ящики.

Но быстрее, быстрее – нас ждет весь Берлин! Я перешагиваю через еще не убранный труп совсем молодого немецкого фаустпатронника и со своим отрядом из БАО иду вскрывать следующий сейф.

Электроизмерительная лаборатория – фантастика! Сколько тут уникальных (для нас) всех видов и диапазонов приборов всемирно известных немецких фирм «Сименс», «Сименс и Гальске», «Роде-Шварц», голландских «Филипс», «Гартман Браун», «Лоренц»! И опять – фотоувеличители, фотопроекторы, кинопроекторы, химикалии, стационарная громоздкая фотоаппаратура, кинотеодолиты, фототеодолиты и оптика непонятного назначения…

Отдельный корпус окрестили по содержанию электрофизическим. Электронные низко – и высокочастотные частотомеры, волномеры, прецизионные шумомеры, активные фильтры, анализаторы гармоник, клирфактормессеры, мотор-генераторы и умформеры на разные напряжения, даже дефицитные катодные (теперь говорят электронные) осциллографы. Богатейший корпус радио – и акустикоизмерительной аппаратуры.

На ящиках мы пишем адреса своих фирм: «п/я такой-то». Но что будет на самом деле? Кто встречает самолеты в Москве?»