Александр Червинский - Счастье моё

• Название: Счастье моё
• Автор: Александр Червинский
• Издательство: Москва: Искусство
• Жанр: Драматургия
• Год: 1986

Одна из самых лучших пьес, позднего советского периода. История любви молодой учительницы и курсанта военного училища. Время действия – первые послевоенные годы. По пьесе поставлен в 1987 году телефильм «Виктория» (киновариант «Бумажный патефон» 1988 год)

---

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Боже мой, как я от всех вас устала. Во что вы превратили ботанический кабинет? От кого вы тут хотите спрятаться?

Прячась за пальмами, Оскар Борисович метнулся к каморке. Опередив его появление, Семен молниеносно определил единственное место в каморке, куда можно было спрятаться: змеей вполз под раскладушку и потянул к полу край простыни.

Я отношусь к вам с уважением, как к человеку девятнадцатого века, но моё терпение не бесконечно.

Оскар Борисович взялся за сердце и сел на раскладушку.

Вам кажется, что вы человек неприметный. А вы меня очень интересуете. И я хотела бы знать о вас еще больше. О вашей жизни, о вашем методе… Как вам удается завоевать внимание учеников? Они у нас трудные, а вы как преподаватель мягкий, чересчур даже интеллигентный…

Оскар Борисович страшно смутился и сгорбился.

Чем же вы их завлекли?

Оскар Борисович заерзал на спине Семена.

У каждого свои педагогические тайны, но, мне кажется, вы чрезмерно увлекаетесь наглядными пособиями. Мы должны нацелить учащихся вглубь, в суть вещей, а не играть с ними в игрушки.

Оскар Борисович поиграл ртом и промолчал.

Я убеждена: пусть успеваемость будет хуже, отметки ничего не значат, давайте научим их не зубрить, а видеть главное, пусть взгляд их будет направлен вглубь. Ведь мы трудимся в мужской школе… (Она говорила, поверяя ему свои заветные думы.) Вся мудрость идеи раздельного обучения в том, что ничто поверхностное, второстепенное не отвлекает наших мальчиков от главного. Мужская школа – это очень чистая идея… Поэтому мы не смиримся, если что-то помешает нам жить так, как мы хотим…

Морщины на лбу Оскара Борисовича собрались в горькие складки.

Наверное, я кажусь вам неделикатной. Но я устала и огорчена… Мне, простите, не до ваших чувств. Да, вы угадали. Мне сообщили в отделе кадров, что вы женились!

Оскар Борисович испуганно закивал.

А вы думали, что это останется тайной? Смешно. И дико. Как же можно такое событие скрыть от коллектива? Вы нам всем не чужой. Сколько лет вы проработали в этом здании?..

Оскар Борисович беззвучно пошевелил губами.

Тридцать пять! Юбилейная дата. Это очень благородно, что хоть в отдел кадров вы сообщили об изменении ваших анкетных данных. Впрочем, я уверена, что вы вообще благородный человек и ни в чем не виноваты.

Оскар Борисович с жалкой улыбкой развел руками.

Но судьба вашей жены, как вы понимаете, мне не безразлична! Ей восемнадцать лет, а вам за шестьдесят! Я обязана выяснить обстоятельства, которые привели к этому чудовищному браку… У нее будет ребенок?

Оскар Борисович затрясся и стал тереть ладонью сердце.

Можете не отвечать! (Голос Лидии Ивановны был уже лишен напускного спокойствия.) Она беременна, иначе зачем?.. Оскар Борисович, вы же честный человек, так будьте честны до конца! Но подумайте сами: Вике две недели назад исполнилось восемнадцать лет, и вы сразу зарегистрировались. Очевидно, это случилось до её совершеннолетия… Как же вы прикажете к вам после этого относиться?..

Оскар Борисович улыбнулся.

Как к развратнику? Так ведь я убеждена, что у вас с ней ничего не было… Я понимаю, как всё случилось. Она вам призналась, что какой-то мерзавец сделал ей ребенка, пугнула, что покончит с собой, и вы из соображений ложной гуманности предложили ей руку и сердце, чтобы покрыть чужой грех… Почему она вам всё рассказала, а не мне?! Скажите мне, кто он?

Оскар Борисович расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

Благородство не в том, чтобы скрыть, а в том, чтобы найти в себе силы рассказать. Что вы так дышите? Вам плохо?

Оскар Борисович продолжал растерянно улыбаться.

Только давайте спокойно! В вашем возрасте такие волнения безнаказанно не проходят… У вас была тут где-то валерьянка…

Оскар Борисович махнул рукой.

Вы теперь молодой муж. Вы должны беречь здоровье. Прилягте… Вам надо отдохнуть. Это же постель вашей жены… Кстати, где вы собираетесь жить? Сейчас вы прописаны в одной комнате с вашей сестрой, её замужней дочерью и внуком. Сколько у вас там метров?.. Двадцать три. Довольно большой метраж. Но все-таки уже пять человек прописано. А у Виктории имеется своя площадь. Значит, вы переедете сюда и будете вместе с ней жить в школе? Неужели у вас духу хватит?

Оскар Борисович задвигал всеми морщинами зараз.

(Плачущим голосом.) Ах, вы об этом и не подумали! Вы же святой. Все хорошие, одна я злая. А вы поставьте себя на моё место. Вы не успеете оглянуться, как раздуют ваше персональное дело. Вику я спасу. Как уже раз спасала. И, между прочим, доверила ей пионерию. Поэтому мне придется всё свалить на вас, старый вы идеалист! Я же обязана буду как-то реагировать! Вы хотите, чтобы ваша педагогическая деятельность закончилась так бесславно? Подумайте! Ведь если мы найдем мерзавца, мы как-нибудь вас вытащим! Ну, кто это?! Она же мне ничего не скажет!..

Оскар Борисович, вытянул губы клювиком, и развел руками в полнейшей растерянности.

Ну хорошо, хорошо, идите домой, утро вечера мудренее… У меня никаких сил нет. Идите же!

Оскар Борисович выскочил из каморки, схватил портфель и убежал из ботанического кабинета.

Сцена третья

Простучали знакомые шаги, Виктория вошла в ботанический кабинет, а оттуда в каморку.

ВИКТОРИЯ. Лидочка Ивановна! Как хорошо, что вы ко мне заглянули. Сейчас я вас буду поить вкусненьким-вкусненьким чайком!..

ЛИДИЯ ИВАНОВНА (тихо). Спасибо, я очень утомлена и должна идти. Я добыла тебе сливочного масла. Тебе это полезно. (И удалилась. Громыхнула дверью.)

ВИКТОРИЯ. Сенечка, ты где?

СЕМЕН. Я здесь. (Выполз на волю.)

ВИКТОРИЯ. Бедненький, тебя чуть не изловили?.. Ну скажи, ты меня на линейке видел?

СЕМЕН. Видел. Вика, я тебя люблю.

ВИКТОРИЯ. Сенечка, погоди, ты скажи мне честно-честно! Я это придумала или ты заметил?

СЕМЕН. Заметил. Вика, я тебя полюбил с первого взгляда. Еще на танцах… (Хотел обнять Викторию, но она отскочила, как кошка.)

ВИКТОРИЯ. Что ты заметил? Скажи подробно!

СЕМЕН. То, что ты говорила. Ты была очень красивая…

ВИКТОРИЯ. Просто красивая?

СЕМЕН. Очень-очень. (Опять хотел обнять её, и опять она ускользнула.) Самая красивая в СССР!..

ВИКТОРИЯ. Ты не представляешь, как важно для меня, что это именно ты заметил! Ты же всегда режешь правду в глаза!

СЕМЕН. Да. Я заметил.

ВИКТОРИЯ. Ну-ну? Подробно!

СЕМЕН. Ты как будто сверкнула.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Врет.

СЕМЕН. Да не вру я, честное слово, видел. (Он уже сам верил, что видел.)

ВИКТОРИЯ. Удивительная история! Понимаешь, Сенечка, когда это случилось в первый раз, я решила, что сошла с ума. Жутко испугалась. И на следующем сборе всё ждала, повторится такой момент или нет…

СЕМЕН. Ты не сумасшедшая.

ВИКТОРИЯ. И повторилось. Я после этого всю ночь не спала, потому что поняла, что я не такая, как все… Я особенная. Я такая одна… Ты понимаешь?

СЕМЕН. Ты моя Виктория. (Наконец изловчился и обнял её.) Ты моя победа…

ВИКТОРИЯ (отпихиваясь). Но при этом я прекрасно знаю, что объективно я уродина!

СЕМЕН. Нет!

ВИКТОРИЯ. Да ты слушай! Слушай! Конечно, уродина, я, значит, все-таки сошла с ума. И мне страшно интересно, что я теперь сумасшедшая, не такая, как все. Интересно, правда? Кому плохо, если я сумасшедшая? Никому.

Семен поцеловал её.

Да погоди же! Слушай! На третий раз я специально вымыла пол – мне нравится, как пахнет мокрым деревом, – и опять жду. «Ура!» – и опять повторилось. Наутро проснулась – голова трещит, как после «Абрау-Дюрсо», и с тех пор уже не проходит. Понимаешь, мой психоз в том, что я испытываю к себе огромную нежность. Я очень внимательно слежу за собой, чтобы как-нибудь не выдать своего сумасшествия: походкой или выражением лица. Потому что раньше я была уверена, что Лидия Ивановна видит меня насквозь.

ЛИДИЯ ИВАНОВНА. Глупышка моя. Вика, солнышко…

ВИКТОРИЯ. Но она ничего не замечает! После торжественной линейки она мне делает вот так… (показала, как Лидия Ивановна величественно подымает и опускает веки) и плывет дальше. Она мне казалась такой мудрой и несокрушимой, а теперь я знаю, что она ничем не отличается от обыкновенных людей и даже несчастнее многих и очень одинока. Ведь она старая дева. Наверное, она решила меня любить вместо дочери, но у нее никогда духу не хватит сказать мне.