Олег Гончаров - Боярин

• Название: Боярин
• Автор: Олег Гончаров
• Издательство: Издательство «Крылов»
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 2007
• ISBN: 5-9717-0228-9

Киевская Русь набирает силу.

Вырвавшись на свободу, Добрыня отправляется на поиски своей возлюбленной.

Какой будет их встреча?

Княгиня Киевская приближает к себе бывшего княжича Древлянского, обещая ему в награду за верность отпустить из заточения отца, Мала Нискинича.

Выполнит ли она свое обещание?

Русь снаряжает посольство в Царьград, и Ольга лично отправляется на встречу с императором могущественной Византийской империи.

Чем закончатся эти нелегкие переговоры?

Добрын, сын Мала, встает перед трудным выбором: защитить древние устои или перейти на сторону поборников новой веры.

Каков будет выбор героя?

Ответы на эти вопросы Вы найдете в заключительной книге трилогии «Ночь Сварога».

---

– Ну, вот, – сказал я жердяю, – на человека похож стал.

– Прости, Господи, – ответил тот и привычно перекрестился.

– А как Григорий на то, что ты с нами пойдешь, посмотрит? – спросил его Рогоз.

– Учитель сам мне город посмотреть велел, – ответил послушник и кушачок поправил.

– Ну, тогда пошли, что ли? – крякнул старик.

Меня даже оторопь взяла, когда мы за ворота шагнули, но я опасения свои постарался подале запрятать.

– Ты не робей, Добрын, – подбодрил меня Рогоз. – Здесь, небось, не Булгар. Здесь тебя в рабство не заберут.

– А ежели такое случится? – пробасил Никифор. – Все же боязно к незнакомым людям идти.

– Они же твои братья во Христе, – улыбнулся Рогоз. – Считай, что родственники.

– Христос у нас один, – вздохнул послушник, – только мы с ним по-разному знаемся.

– Ишь, какую нам Анастасий бляху дал, велел, чтоб я ее на шею повесил, – подергал я за цепь массивную железную пластину, на которой орел двуглавый[76] выбит был. – Сказал, что с таким знаком нам любой горожанин, любой стражник уважение и помощь оказывать обязаны, – и спрятал ее за пазуху, чтоб при ходьбе не болталась. – Мы теперь под защитой самого василиса Константина находимся, и тебя обижать я никому не дозволю.

– Будет лясы точить, – сказал Рогоз, – пойдемте-ка, я вам град сей предивный покажу. Не зря его в наших краях Царь-городом зовут, вот и полюбуетесь.

Если издали город мне чудом сказочным показался, то, вблизи его рассмотрев, я понял, что за всей громадностью и великолепием, меж колоннами мраморными и под крышами железными, на улицах длинных и на майданах просторных идет обыкновенная жизнь. Порой мне непонятная, порой странная для глаза и непривычная для слуха, бурная и суетливая, но для местных обитателей простая и обыденная.

Вдоль берега рыбацкие сети развешаны, чайки над ними гомонят, такие же жадные, как вороны киевские, только белые. Мужики лодки свои смолят и на нас внимания не обращают. Некогда им, не до иноземцев. Им бы рыбы вдосталь наловить, на торжище продать да детишек хлебушком побаловать, а до остального им дела нет.

Вверх от пристаней и рыбачьих слободок взбегают на горы узкие улочки, шумные, многоликие. По ним харчевни стоят, где любому и еды, и питья, и девок для забавы хозяева настырно предлагают, мастерские, в которых день и ночь молоточками чеканщики по металлу стучат, изысканные блюда, горшки да чаши драгоценные прямо на глазах из-под рук умелых выходят. Дальше лавки менял, в которых все сокровища мира необъятного взвешивают и на деньгу ромейскую обменивают. Прямо за ними ювелиры притулились. Пестро в глазах от украшений золотых и серебра белого, от каменьев самоцветных и посуды бесценной. Голова от блеска и изобилия кругом идет. Однако, пообвыкнув, осознал я, что все это больно на Подол, или на Козары, или на Торжище Новгородское похоже. Лишь солнце поярче, люди одежей на наших не похожи, а так… все, как везде.

Прямо меж лавок да харчевен церквушки маленькие расположились. Я, пока мы на горы карабкались, восемь штук насчитал. Думал, что Никифор, как дом бога своего заприметит, так тут же туда и кинется. Но не тут-то было. Мимо церквей жердяй проходил, на них не глядя, да еще косоротился, если по дороге нам священник встречался.

– Что-то ты со своими единоверцами христосоваться не спешишь? В дома бога твоего не заглядываешь? – спросил парня Рогоз.

– Церкви ромейские мне не любопытны. И вообще, я в твои дела языческие не лезу, – сказал Никифор, – вот и ты ко мне не лезь.

– А я чего? – обиделся Рогоз. – Я ничего.

– Они с Григорием и в монастырскую церковь отчего-то не заглядывают, – шепнул я старику, когда жердяй чуть подале отошел. – Может, у них свои причуды?

– Ладно, – махнул тот рукой. – Дальше пошли.

– Погоди, – остановил его Никифор. – Что-то у меня в утробе заурчало.

– Что? Оголодал?

– Ага, – кивнул жердяй и живот погладил. – Нагулялся. Желание возникло в рот чего-нибудь кинуть.

– За чем же дело стало? – сказал я. – Вон харчевня. Зайдем?

Мы и зашли.

Харчевенка оказалась небольшой. Посреди каменной клети три стола с широкими лавками, в углу очаг, возле которого суетился низкорослый иудей, с курчавыми седыми волосами и небольшой бородкой. Он мне сразу Соломона напомнил, и я вздохнул, помянув старого лекаря. Хозяин поднял голову, взглянул на нас и широко улыбнулся.

– Проходите, добрые люди, – радушно пригласил он. – Чего вам нужно?

– Нам бы вина, – сказал я ему, – и снеди какой-нибудь.

– Садитесь за любой стол, у меня сегодня негусто, – вздохнул он и с тоской оглядел пустую харчевню. – Я сейчас.

Хозяин скрылся за тряпичной занавесью и вскоре выставил на наш стол три кувшина вина, затем проворно подлетел к очагу, шлепнул на блюдо большущий кус шипящего прожаренного мяса, подхватил с подставки нож и железную приспособу, похожую на вилы. Вонзил эти вилы в мясо и быстро разрезал на три равных куска.

– Вот, – поставил он перед нами блюдо. – Жаркое сегодня отменное. И еще… – и тотчас перед нами появились три глиняные кружки, какое-то вкусно пахнущее варево, большое блюдо с зеленью и тонкие лепешки…

– Эка он суетится, – Никифор шумно втянул ноздрями воздух и расплылся в блаженной улыбке.

– У него вся жизнь такая, – сказал Рогоз. – Не угодишь гостям, так они больше не придут. Вот и старается.

– Ешьте, добрые люди, все свежее, с пылу и с жару, – сказал хозяин, а потом добавил: – Расплачиваться-то чем будете?

– Не беспокойся, – сказал я ему, за пазух полез, чтоб калиту достать.

Вместе с кошелем бляха ромейская выпросталась. Как увидел иудей двуглавого орла, даже в лице переменился. Еще более угодливо спину согнул и зашептал подобострастно:

– Как я мог усомниться в вашей платежеспособности, милостивые господа! Простите меня за недогадливость мою ради Господа нашего Иисуса Христа! – И он размашисто перекрестился.

– Погоди, – удивился я. – Я же думал, что ты иудейской веры.

– Только от рождения, – смутился он. – Но пять лет назад по указу всемилостивейшего владыки нашего принял христианское крещение. Иначе кто б мне позволил харчевню держать? А платы мне от вас никакой не надо. Для меня и так честь великая, что обладатели охранной печати ко мне заглянули.

– Нет, – сказал я ему. – У тебя, судя по всему, и так дела не слишком хорошо идут. Расплатимся мы сполна, ибо прием твой учтив, а еда и вино отменные.

– Премного благодарен, – и он низко поклонился.

– А теперь оставь нас. Нам бы с товарищами моими поесть не мешало.

Но как следует поесть у нас не получилось. Только хозяин нас в покое оставил, как в харчевню ввалилась шумная ватага. Предводитель сразу на хозяина набросился.

– Вышло твое время, Варварий! – закричал, схватил его за грудки и трясти начал. – Ты еще вчера должен был долг отдать, а теперь к смерти готовься!

Жалко мне стало иудея крещеного, потому и встрял.

– Эй! – окликнул я налетчика. – Ты чего это нам отдыхать мешаешь? – и, словно ненароком, бляху орлатую ему показал.

– Смотрите-ка, – рассмеялся разбойник, – он меня цацкой своей напугать решил.

Подмигнул он своим, те без лишнего шума ножи достали и на нас поперли.

И завертелось…

– Больше они сюда не сунутся, – сказал хозяин. – Помогай вам Бог, добрые люди.

И какого бога он за нас просил, непонятно.

Вышли мы на улицу, а налетчиков уже и след простыл.

– Значит, живы все, слава тебе, Господи, – сказал Никифор, и мы дальше отправились по улочкам узким все вверх и вверх.

– Везде одинаково, – по дороге Никифор рассуждал. – Что у нас, что здесь, что в любом месте мира как хорошие люди есть, так и мерзость всякая.

– Это точно, – согласился с ним Рогоз. – Смотрю я вокруг, все тут почти как у нас.

В город мы поднялись, так и тут все от нашего житья-бытья мало отличается. Разве что народ, на жарком солнышке выросший, кожей темнее да глазами чернее. Суетится больше да еще горлопанит не хуже чаек. Оно и понятно – в зное кровь бурлит, горячит тело, душе покоя не дает.

А еще мальчишки меня поразили – любопытство их одолевало. Интересно им было, что за странные люди в их мирок вдруг вошли. И в то же время страх неподдельный в глазенках огнем горел. Стоило только взглянуть на сорванца, как тот с криком прочь бросался и норовил куда-нибудь с глаз моих скрыться, рев поднимал да к мамкиному подолу жался.

– Чего это с ними? – удивленно спросил я у Рогоза.

– А вот я тебе сейчас покажу, – ухмыльнулся он. – Здесь недалеко. Пойдем-ка.

Вскоре мы на стогнь вышли, серым камнем выложенный. Искусно плиты вытесаны, плотно друг к дружке подогнаны, на таких поскользнуться немудрено. Но не хотелось мне на виду у всех поперек стогня растягиваться, оттого я на камни с опаской вступил, словно на лед склизкий. А посреди площади столб высокий стоит. Мы к нему подошли, я голову задрал, даже шапка наземь свалилась.