Юрий Рытхэу - Время таяния снегов

• Название: Время таяния снегов
• Автор: Юрий Рытхэу
• Жанр: Классическая проза

Юрий Рытхэу – писатель, на котором держится литература огромного региона – Чукотки. Он стал первым автором, рассказавшим в своих книгах о Чукотке: о полярных ночах и северном сиянии, о нравах и обычаях ее коренных жителей-чукчей, об их мифах и легендах.

«Время таяния снегов» – самая известная книга автора, грандиозное эпическое полотно о судьбе целого поколения.

---

Ринтын, не отрывая глаз, оглядывал с ног до головы учителя. Иван Иванович был не улакский. Но дело совсем не в этом. Раньше Ринтын думал, что учителем может быть только русский человек. А тут настоящий чукча. Выходит, что когда-нибудь и сам Ринтын сможет стать учителем!

Тем временем молодой учитель прокашлялся, переложил табачную жвачку из-за одной щеки за другую и вынул из кармана расческу и маленькое, меньше ладони, зеркальце. Послюнив расческу и поглядывая в зеркальце, он тщательно причесался и только после этого приступил к раздаче букварей.

На перемене первоклассники одни робко жались по углам, другие вовсе не выходили из класса, но к концу дня освоились и успели облазить всю школу. Целый день ребят не покидало чувство торжественности и приподнятости. Они улыбались только тогда, когда улыбался Татро, руки их неподвижно лежали на парте так, как показал им Татро. В классе царила такая тишина, что голос учителя из соседнего класса был ясно слышен. Вдруг в классе раздался плач. Это плакала Ватваль. Она уткнулась лицом в парту, и над ее ушами смешно торчали худые, костлявые плечи.

– Почему ты плачешь? Что с тобой? – спросил растерявшийся учитель.

Ватваль не отвечала, но плечи ее еще больше затряслись. Весь класс повернулся к ней лицом. Только теперь все заметили, что сидевшего рядом с ней Аккая нет.

– Аккая нет! – крикнул Петя.

– Если хочешь что-нибудь сказать, подними руку,– строго сказал Татро и подошел к плачущей.

Вдруг учитель засмеялся. Он сунул руку за парту, и оттуда показалось заспанное лицо Аккая. Должно быть, он не успел совсем проснуться и сонным голосом сказал:

– Я пришел первым.

Класс окончательно развеселился. До самого звонка ребята смеялись над Аккаем, который то и дело ронял со стуком свою голову на парту.

7

Проснувшись, жители Улака увидели, что лед подошел к берегу. Свежий ветер не унимался, и ледяная каша колыхалась – море дышало. Перестал работать стоявший на горе маяк, потух светлый луч, бродивший ночами по морю и показывавший дорогу проходящим судам.

От столба к столбу бегал с мотком проволоки монтер Тэнмав. Нацепив на ноги железные когти, он ловко взбирался на самую вершину столба. За ним гурьбой ходили добровольные помощники – ребята, и они были несказанно рады, когда монтер давал им подержать моток проволоки или круг липкой изоляционной ленты. Заканчивались последние приготовления, оставалось только сделать проводку в ярангах.

Почти всюду Тэнмава встречали приветливо, охотно позволяли сверлить стену, прибивать к внутренним перекладинам полога выключатели. Но приходилось иногда и уговаривать хозяев.

Особенно трудно пришлось Тэнмаву в яранге старухи Пээп. Дряхлая шаманка наотрез отказалась впустить монтера. Но упрямый Тэнмав не уходил. Он стоял в чоттагыне и громко, чтобы его слова прошли сквозь меховой полог, за которым сидела шаманка, говорил:

– Пээп, ты видела, как горит новый свет в домах полярной станции?

– Еще бы не видела! – отвечала из-за меховой занавески Пээп.– Хоть все и говорят, что Пээп слепая, но я еще хорошо вижу. Достаточно хорошо, чтобы отличить обман от правды.

– Почему же ты не хочешь, чтобы такой же свет был у тебя в яранге?

– Я тебя раньше считала понятливым человеком. Но меня ты не проведешь. У меня яранга, а не деревянный дом. И где это видано, чтобы ветер зажигал свет?

– А на полярной станции? – возразил Тэнмав.

– Вот уж кто слеп-то! Да разве ты не видел, что лампа там горит от машины? А она горячая. И не морочь ты голову старому человеку. Ищи других глупцов, их много теперь развелось!

– Дура старая! – выругался по-русски Тэнмав.– Ну смотри, будешь потом просить, ни за что тебе не проведу свет, хоть зови на помощь всех своих духов!

Дед Аккая, Мутчин, встретил монтера приветливо. Вот уже несколько лет старик не показывался на улицу, после того как он провалился в ледяную воду, а потом с трудом добирался в пургу до стойбища: у него отнялись ноги. Тэнмаву было приятно после разговора со старухой Пээп почувствовать такое теплое отношение. Он весело болтал со стариком, навешивая провод, прибивая изоляторы. Но когда Тэнмав стал ввертывать в патрон лампочку, старик вдруг нахмурился и спросил:

– Разве у тебя нет побольше?

– Больше нет. Ты не беспокойся, эта лампочка будет гореть, как тысяча жирников!

– Правда? – спросил старик.– Как тысяча?

– Правда, Мутчин, как тысяча жирников! – повторил Тэнмав.

Старик задумался.

– Послушай, Тэнмав,– обратился он к монтеру.– Если в пологе зажечь тысячу жирников, что будет?

– Светло будет! – ответил Тэнмав.

Мутчин захохотал.

– Пожар будет!

Тэнмав терпеливо рассказал Мутчину, что от электрического пузырька пожара опасаться не следует.

– На русской земле тоже раньше не было электрического света,– говорил понаторевший в агитации за электричество монтер.– Когда народ взял управление в свои руки, Ленин сказал, что для того чтобы скорее построить коммунизм – счастливую жизнь для бедных и угнетенных,– нужно, чтобы везде был электрический свет. С таким светом, говорил Ленин, люди скорее и яснее увидят свои недостатки и постараются избавиться от них, потому что в коммунизм надо вступать с чистым и ясным разумом. Ведь не войдешь ты, Мутчин, в чистый полог в грязных торбазах, верно? С тех пор этот маленький стеклянный пузырек стали называть лампочкой Ильича.

Возле магазина, школы и правления колхоза под железными колпачками качались лампочки. Пожалуй, никогда жители Улака не ждали с таким нетерпением наступления темноты, как в этот день, когда должен был вспыхнуть электрический свет.

Сгустились сумерки, и на улице никого не осталось, кроме собак. Все сидели по своим ярангам и ждали, когда включат ток.

Отчим пристроился у задней стенки полога и громко разъяснял, как из ветра получается электричество. Больше половины того, что он говорил, было мало кому понятно, но все внимательно слушали и напряженно всматривались в висевшую посередине потолка электрическую лампочку. Чтобы ее хорошо было видно, тетя Рытлина то и дело поправляла пламя в жирнике.

– Сила ветра через вращение крыльев ветродвигателя уходит вниз, в машину, а из машины по канаве в стойбище. Понятно? – говорил Гэвынто, гордо поглядывая на всех.

Он сидел голый, набросив на колени кусок цветной ткани. В таком виде Гэвынто выглядел совсем как дядя Кмоль и не внушал такой почтительной робости, как в кожаном пальто или белых штанах с тесемками и белыми пуговицами.

– Канаву-то засыпали обратно,– тихо сказал Ринтын.

Отчим сердито посмотрел на него и продолжал:

– Сила пойдет по кабелю, по той длинной кишке…

– Да! Да! – закивала головой бабушка.– Все равно что еда в животе.

– А эта кишка набита проводом,– снова заметил Ринтын.

Гэвынто бросил на него недобрый взгляд, прокашлялся и сказал:

– Давайте чай пить, а то горло пересохло.

Чаепитие было внеочередным, и Ринтыну ввиду близости ночи пить не полагалось. Он отвернулся и стал смотреть на лампочку.

Вдруг лампочка вспыхнула так ярко и неожиданно, что отчим вскрикнул и выронил блюдце с горячим чаем. Но лампочка так же быстро и потухла. В пологе стало совсем темно, хотя жирники горели по-прежнему.

– Проволочка внутри пузырька перегорела, надо будет новую лампочку ввернуть,– сказал отчим.

И будто ему в ответ лампочка снова загорелась. Чай был забыт. Все не отрываясь смотрели на раскаленную нить. Она то становилась ярко-белой, то тускнела до красноватого цвета.

Свет жирников стал желтым и неприятным для глаз. Арэнау потушила их. Бабушка взяла утиное крылышко и чисто вымела моржовую кожу, служившую в яранге полом.

– Всю грязь стало видно,– ворчала она.

Ринтын натянул на себя кухлянку и вышел. Ему хотелось посмотреть, как светят лампочки на улице. Шел колючий снег. Из окон деревянных домов бил, разгоняя тьму, яркий свет. Под каждым светлым пятном, отбрасываемым на землю горящей лампочкой, стояли собаки. Они выли и лаяли на невиданный свет.

8

Яранга отчима Гэвынто строилась по соседству с ярангой дяди Кмоля. С тех пор как Гэвынто выбрали председателем колхоза, строительство заметно подвинулось вперед. Новый председатель, не жалея колхозных досок, строил свое жилище с размахом. Были возведены четыре стены под прямым углом друг к другу. На крутой двускатной крыше настлали новые; еще просвечивающие моржовые кожи. По плану Гэвынто его жилище должно было походить на русский деревянный дом. Внутри не было полога, три стены – задняя и две боковые – делались засыпные, а вместо двери во всю ширину и высоту передней стены предполагалось навесить меховую занавесь, как в настоящем пологе. В жилище, выстроенном Гэвынто, причудливо смешалось старое и новое.