Бен Бова - Орион и завоеватель (Орион - 4)

• Название: Орион и завоеватель (Орион - 4)
• Автор: Бен Бова
• Жанр: Научная Фантастика

---

Но мне было не до размышлений. Из-за рядов приближавшейся фаланги выскочили застрельщики - пелтасты, забросавшие нас стрелами, камнями и короткими копьями. Кто-то вскрикнул и упал, пораженный стрелой в шею. Камень размером в кулак звякнул о мой щит. Пелтасты добивались, чтобы мы подняли щиты и разомкнули ряды. Тогда их фаланга сразу добилась бы успеха. Но нас учили не обращать внимания на застрельщиков и смыкать ряды над павшими. Это знал и я, только не мог вспомнить, когда и где выучился такому приему.

Их кавалерия, засевшая в жидком леске, тронулась с места. Всадники не способны атаковать двигающуюся четким строем фалангу. Копья наши подобны иглам ежа, кони отвернут, как бы ни подгоняли их наездники. Но конница могла обойти нас с фланга и ударить в тыл. Ведь когда фаланга рассеяна, им остается только развлекаться, преследуя бегущих воинов. Нередко после битвы гибнет больше солдат, чем на поле сражения.

Застрельщики исчезли подобно докучливым насекомым, которыми, в сущности, и являлись. Отрезок каменистой почвы между нами и врагом быстро сокращался. Мы ускорили шаг... Они тоже. Взвыли трубы с обеих сторон, мы закричали изо всех сил и перешли на бег. Обе фаланги столкнулись с громовым, полным жажды крови ревом, зазвенело и загромыхало железо копий, пробивая твердую бронзу панцирей и пронзая мягкую плоть.

Все в мире вокруг меня, казалось, замедлилось, время растянулось упругой лентой. Воины теперь двигались неторопливо и плавно, словно бы под водой или в каком-то кровавом кошмаре. Впереди меня падали наши, сраженные шестнадцатифутовыми сарисами; копья пронзали их, сносили головы, просто сбивали с ног, мы же еще не доставали до вражеских воинов. Обе фаланги сшиблись, затаптывая павших. И задние все напирали, хотя первые ряды остановились. Трещали копья, воины ревели от боли и гнева, обуреваемые жаждой крови; под могучим натиском разлетались щиты.

Приподнявшись над стоявшими передо мной, я направил свое копье в одного из вражеских гоплитов. Заметив движение, он поднял свой щит, но я зацепил его наконечником, отбросил в сторону и вонзил острие в горло воина. На лице его промелькнуло удивление. Потом брызнула кровь. Когда убитый упал, я вырвал копье.

Наши передние ряды смялись под напором врага, вдруг оказавшегося передо мной; и я принялся пробиваться вперед через эту толпу, нанося удары копьем. Но поскольку я видел все в замедленном темпе, то успел заметить уголком глаза, как их застрельщики огибали наш правый фланг, засыпая его стрелами и короткими копьями.

Я увернулся от стрелы, полет которой казался невообразимо медленным, а потом пронзил копьем щит, панцирь и тело гоплита, оказавшегося передо мной. Битва превращалась в хаос; вокруг вопили окровавленные воины. Наше войско смешалось, уже и мой ряд был уничтожен врагом. Тут я заметил, что в меня летит копьецо. Оставив свое копье в теле падавшего воина, которого только что поразил, я отбил легкое древко в сторону и только потом выхватил меч, опередив двоих гоплитов, возникших передо мной. Они медленно, словно во сне, шевелили руками.

Я убил обоих, но уже приближались новые, и хотя мне казалось, что они все делают медленно - и колют, и рубят, и валят наземь щитами других воинов, - их приближение совершалось неотвратимо, как прилив.

Врагов было слишком много, полководцы их знали свое дело и умели поддерживать порядок... Мы не могли победить их. Мои соратники-наемники бились отважно, но уступали врагам численностью. Никто не поворачивал, чтобы бежать, понимая, что труса ждет верная смерть. Но наш отряд уже отрезали от города Перинфа, точнее, от остатков их фаланги. Перинфян погнали через поле к деревьям, и они побежали. Конники, издавая пронзительные кличи, принялись беспощадно рубить тех, кто пытался спастись бегством. Вел конницу юноша, почти мальчишка; его золотые волосы вились по ветру, высоко подняв меч, он яростно преследовал беглецов, бросавших щиты и шлемы в надежде обрести спасение.

Нас оставалось всего лишь горстка, и мы отбивались, медленно отступая вверх по склону к деревьям. Наша фаланга разбилась на части, но воины продолжали сопротивляться. Для меня все вокруг по-прежнему двигались медленно, как мухи, попавшие в мед. Я предугадывал движения, которые собирались сделать мои враги, по тому, куда они переводили взгляд или напрягали те или иные группы мышц. Нырнув под одну из длинных сарис, я вогнал острие меча в грудь воина, закрытую кожаной курткой. Он взвыл, и я вырвал у него копье из рук.

Тут я увидел, что остался один, и прижался спиной к дереву с сарисой в одной руке и мечом - в другой. Дюжина соблюдавших осторожность воинов окружила меня, глаза их пылали, залитая кровью броня алела; они следили за мной, ожидая, чтобы я открылся. Многие потеряли сарисы и остались только с мечами. Передо мной были ветераны. И они не собирались рисковать, имея дело с таким опасным противником, как я, - ведь я убил немало их воинов. И все же они не хотели упустить меня. Мне оставалось только постараться прихватить с собой на тот свет побольше врагов, прежде чем они убьют меня. Я заметил, что один из них подзывает к себе лучников. Этот и вовсе не хотел рисковать.

- Прекратить! - послышался зычный голос. Возле обступившего меня кольца воинов остановился всадник. Панцирь незнакомца украшала золотая филигрань, впрочем, теперь его припорошила пыль. Шлем всадника венчал белый плюмаж из конского хвоста. Отстегнув нащечные пластины, он открыл лицо. Колючую черную бороду с одной стороны покрывала запекшаяся кровь. Потом я заметил, что глаз с этой же стороны лица он потерял очень давно. Под опавшим веком виднелась полоска белой мертвой плоти.

Это был явно один из полководцев. Воины чуть отступили от меня, но никто из них не опустил оружия. К нам приблизился другой военачальник, и я заметил, что оба ездят на могучих гнедых конях, не пользуясь ни стременами, ни седлами, лишь подложив под себя нечто вроде подушки из сложенных в несколько слоев одеял.

- Пусть живет, - сказал чернобородый. Некоторые из воинов выразили согласие. Обращаясь ко мне, он возвысил голос: - Мне нужны хорошие воины. Будешь ли ты служить в моем войске?

Я огляделся. Мои спутники уже мертвы либо были в плену. Выбора у меня не оставалось, к тому же он предлагал мне нечто лучшее, чем рабство или смерть.

Я не стал долго думать:

- Да!

Разнообразия ради мне захотелось оказаться на стороне победителя. Он откинул назад голову и расхохотался:

- Хорошо сказал. Как тебя зовут?

- Орион.

- Откуда ты?

Я открыл было рот, но сразу понял, что мне нечего отвечать. Из своей жизни я помнил только несколько последних часов.

- С севера, - уклончиво сказал я.

- Должно быть, из скифов, судя по росту. Их серые глаза я узнаю повсюду. Но где твоя борода? Почему ты бритый?

Я не имел об этом далее отдаленного представления.

- Борода позволяет врагу ухватить тебя за горло, - услышал я свой ответ будто со стороны.

Он подергал себя за густую бороду.

- Неужели? Ты рассуждаешь, как мой сын. - Потом он повернулся к одному из воинов, стоявших неподалеку. - Никос, возьми его в свой отряд. Учить его не потребуется, он и без того прекрасно владеет сарисой.

Ухмыльнувшись, он тронул коня шенкелями и рысью отправился прочь в сопровождении кого-то из военачальников.

Таким я впервые увидел Филиппа, царя Македонского. Золотоволосый юноша, который вел конницу, оказался его сыном. Звали его Александр.

2

В ту ночь мы остановились на поле боя, чтобы сжечь мертвых и отдохнуть после тяжелого дня. Никос, к моему удивлению, оказался фракийцем, а не македонцем.

- При моем отце мы совершали набеги в Македонию, угоняли их коней и скот, - рассказывал он мне возле потрескивавшего костра, набивая брюхо жареной бараниной. - Женщин тоже уводили, - добавил он, выразительно подмигнув.

Никос был не старше тридцати, его волосы все еще оставались темно-каштановыми и буйными, как дикая поросль. Черную бороду заливал бараний жир. Вокруг нашего костра расположилось больше десятка воинов; лекарь из далекого Коринфа обходил лагерь, накладывая мази и повязки на раны.

- А теперь ты служишь македонцам, - заметил я.

Никос глотнул из бурдюка вина, забрызгав бороду и грудь.

- Ей-богу, ты прав. Одноглазый старик изменил все. Стал царем и начал гонять нас как проклятых. И всех вокруг. Гонял нас летом, гонял зимой... Что для него непогода? И ни разу не проиграл ни одной битвы. Уж он-то знает, сколько нужно бобов, чтобы сварить похлебку... Он знает.

- Но ведь Филипп покорил твой народ, - пробормотал я.

Никос бурно возразил, замотав лохматой головой:

- Нет, не покорил. У нас есть собственный царь. Филипп просто доказал, что выгоднее быть в союзе с Македонией, чем воевать с ним.

"Дипломат", - подумал я. И сразу понял, что Филипп проделал со мной сегодня такую же штуку.

- Теперь все племена нашей страны поддерживают македонцев, - продолжал Никос. - И Филипп осмелился бросить вызов Афинам.